Недавно ко мне на предабортную консультацию пришла женщина, которая хотела прервать беременность, потому что ее сыну от первого брака уже 16 лет, и ей перед ним как-то неудобно, стыдно за то, что она теперь вдруг оказалась беременна. Тогда я спросила:
— А вы вообще сыну-то об этом сказали?
— Да что вы, как я ему вообще такое скажу, мне стыдно!
— А вы попробуйте. Просто попробуйте. Вас сколько было в семье?
— Трое.
— Вы сейчас хорошо общаетесь?
— Да, конечно.
— А представьте, что вы сейчас своего ребенка обрекаете на одиночество.
И эта женщина задумалась. А через некоторое время позвонила мне и сказала: «Марина, я даже не верю, мой ребенок абсолютно спокойно на это отреагировал, он сказал: “Мама, я не буду вставать к нему ночью, но я буду с ним играть и заниматься, это же мой братик или сестренка!”»
Вдумайтесь: разве 16-летний сын — это вообще причина для аборта? Что тогда было истинной причиной в этой (вполне типичной) ситуации? Нежелание менять привычный уклад жизни.
Чаще всего именно это побуждает людей прервать беременность. «Не планировали», «не вовремя», «у меня и так уже двое», «у меня первый-то ребенок еще маленький, куда мне второго».
Материальные проблемы в большинстве случаев оказываются совсем не настолько острыми, как можно было бы ожидать. Это, например, истории про то, что «мы начали строить дом, ребенок нам будет помехой», что «я еще не закончила учиться, у нас не хватает денег», что «мы живем в однокомнатной квартире, куда нам второго ребенка» и так далее. Причем, когда мы начинаем предлагать помощь — продуктами, вещами (мы сотрудничаем с Церковью, со службой милосердия), нам отвечают: «Да нет, в этом-то проблемы нет…» Выясняется, что дело все же не в вещах. Дело в том, что у людей были свои планы, и ребенок, как им показалось, в эти планы, в их бюджет никак не вписывается.
Вот еще какую закономерность я успела заметить почти за три года работы в предабортной консультации. Это проблема на уровне психологии: если женщина росла в семье, где был один ребенок, то очень часто она приходит на аборт со вторым; если она росла в семье, где двое детей, она приходит с третьей беременностью. Женщина знает, что ее мама с ними двоими справилась, и ей кажется, что трое — это уже слишком много. То есть у нее просто есть представление, какой должна быть семья, и психологически ей страшно разорвать этот шаблон. Помню, как я удивилась, когда ко мне пришла пациентка, беременная пятым ребенком. Я говорю: «Ну у вас же уже четверо! Ну что такое пятый ребенок, если вы уже с четырьмя справляетесь?» «А вот с пятым не смогу», — говорит она. И снова оказывается, что образец семьи она взяла из собственного родительского дома. И четверо детей кажутся ей вовсе не сложной задачей. «А вот пять… как?!»
Так что эти причины, которые я сейчас перечисляла, зачастую оказываются фактически надуманными.
Есть причины действительно драматические. Обычно считают, что в первую очередь к ним относится беременность в результате изнасилования. Конечно, это ужасная ситуация, но почти за три года работы в предабортной консультации с я ни разу с ней не сталкивалась. Зато если говорить о трагических, драматических ситуациях, которые видела я, то это надрыв в семейных отношениях, связанный с изменой, с отказом любимого человека признавать этого ребенка, с давлением со стороны мужа, родителей, свекрови… Как правило, сами эти женщины хотят ребенка, и, придя к нам, они плачут и очень мучаются.
Я не скрываю: и со мной некогда случилась подобная история. Почти каждая моя пациентка знает, что я перед ней не на пьедестале: я сама когда-то была в ее ситуации, и, увы, я с ней не справилась. Отец ребенка сказал, что ребенок ему не нужен, я осталась совершенно одна. В то время рядом не было ни психологов, ни священников, ни мудрых знакомых, ни даже медицинских работников, кто мог бы объяснить мне, какую ошибку я собираюсь совершить, не было никого, кто смог бы мне помочь и поддержать меня. Я помню, как после аборта лежала в палате вместе с другими девушками, помню, как они вздыхали с облегчением и говорили друг другу, что наконец-то избавились от ребенка и уже завтра могут вернуться к своим делам. А я лежала и не знала, куда деться от слез. Потому что только теперь осознала, чего я только что лишилась.
Мне всегда очень трудно об этом говорить, но я понимаю, что для кого-то из моих пациенток моя ошибка станет показательной. Я часто их спрашиваю: вам когда-нибудь было очень страшно? В таком состоянии мы либо вообще не видим выхода из ситуации, либо видим только один. Вам сейчас просто страшно, и вы видите только один выход — аборт. И самое ужасное, что, как только вы его сделаете, вы начнете видеть несколько выходов — но уже ничего не изменишь.
У каждой женщины, приходящей на аборт, своя история, своя проблема. И мы, психологи предабортного консультирования, стараемся помочь каждой найти решение. Если надо — мы общаемся с категорично настроенными родственниками, если необходима материальная помощь — мы предлагаем все, начиная от продуктов, заканчивая предоставлением жилья в доме матери и ребенка. Выход есть почти из любого положения, главное — настроиться на его поиск.
Остальные вздохнули с облегчением, и их большинство. Хотя, наверно, к психологу идут только те, кто сомневается. А кто решается на аборт, идут и делают его молча.