Главное — не врать!

Говорить о смерти трудно, страшно, больно. Это, пожалуй, одна из самых тяжелых для обсуждения в информационном пространстве тем. При том что смерть окружает нас постоянно, мы никогда не бываем к ней готовы: ни тогда, когда она врывается в наши дома с экранов и мониторов, ни тогда, когда сталкиваемся со смертью близких, когда смерть подходит вплотную к нам самим. Между тем смерть неизбежна, и готовиться к ней нужно.

В текущем году информационно­издательский отдел Саратовской епархии реализовал поддержанный международным открытым грантовым конкурсом «Православная инициатива» проект «Не дать уйти без любви: уход близких из земной жизни как подготовка к встрече с Богом». Что такое смерть с богословской точки зрения, какие этапы проходит человек, потерявший близкого, в чем особенности общения с умирающими или тяжелобольными людьми, каковы отличия супружеского, родительского, детского горя, как правильно соболезновать? Лекции для семинаристов, сестер милосердия и приходских волонтеров читали психологи и священники. Одну из встреч в рамках этого проекта провел руководитель православного Центра кризисной психологии, созданного по благословению Святейшего Патриарха Алексия II при Патриаршем подворье храма Воскресения Христова на Семеновской, член Общественного Совета ФСИН России Михаил Хасьминский. Лекция длилась почти три часа, но и этого времени не хватило, чтобы удовлетворить интерес аудитории к заявленной теме: «Как подготовить близких к смерти и подготовиться к смерти близких». Это интервью — продолжение разговора, состоявшегося в актовом зале Саратовской семинарии.

— Михаил Игоревич, название Вашей лекции — «Как подготовить близких к смерти и подготовиться к смерти близких». Но можно ли в принципе к этому подготовиться и подготовить?

— И да и нет. Смерть в любом случае шок. Даже если человек долго болеет и родственники знают о неблагополучном прогнозе врачей, все равно в первые часы после получения известия они испытывают шок. Что уж говорить о смерти внезапной. Никто не может быть к этому готовым. Даже в экстремальных обстоятельствах, даже на войне. Настолько смерть противоестественна для человека. И о ком бы мы ни говорили: о больном, которому сообщили о том, что он скоро покинет этот мир, или о том, кто потерял близкого, и в том и в другом случае человек будет проходить несколько стадий, несколько очень важных этапов. Сначала будет шок, когда человек словно оглушен и не особо понимает, что случилось. Потом наступает отрицание — очень важный этап, для психики это некий амортизатор. Следующая стадия — агрессия. Человек начинает злиться, обвинять всех вокруг или себя винить. Затем — стадия депрессии. И завершающая стадия — принятие. Процесс переживания горя длится довольно долго. Обычно от года до двух для того, кто потерял близкого. Один этап плавно перетекает в другой, иногда человек, уже прошедший определенные этапы, возвращается на предыдущие. Это нормально. Поэтому ждать, что кто-то, например, сразу примет собственную тяжелую болезнь или смерть близкого, невозможно.

— О том, как помочь человеку, переживающему горе, подробно рассказывали и другие участники нашего лектория, а с Вами, как с психологом, долгое время проработавшим в онкологическом центре, хотелось бы поговорить о том, как общаться с тяжелобольными или паллиативными больными. Стоит ли говорить им правду об их состоянии? В отечественной медицине долгое время бытовала традиция сообщать родственникам о смертельных диагнозах, а самих больных держать в неведении. Правильно ли это?

— Мое убеждение: самое главное — не врать! Действительно, такая традиция раньше была, и она неправильная. Как вы убедите больного пройти курс химиотерапии, если вы ему говорите, что у него гастрит? Невозможно мотивировать человека на лечение, если он не знает правду о своем состоянии. Я считаю, что скрывать от больных правду преступно. И сейчас в нашей медицине от этой традиции отказываются.

Второй перекос в общении с тяжелобольными людьми — ложные надежды. Начинают таскать больного по знахаркам, экстрасенсам и прочим колдунам, растрачивая бесценное время на всякие глупости, напрасно тратя финансы, которые могли бы пойти если не на излечение, то на улучшение качества жизни. Правильно было бы сначала дать человеку время пережить те стадии, о которых я говорил, принять свою болезнь, а когда эти этапы пройдены, можно и сказать, что да, ситуация сложная, но мы еще поборемся. Потому что человеку без надежды сложно будет лечиться. То есть не надо убеждать, что жить ему осталось два понедельника, но и внушать «…ты еще нас переживешь» тоже не стоит. Нужна правда.

— А почему люди не находят в себе сил сказать человеку правду в такие ключевые моменты?

— Потому что им страшно столкнуться с этой реальностью, они не в состоянии адекватно ее принять и, соответственно, помочь больному. Это очень большая, кстати, проблема — когда у родственников этап отрицания, они не говорят больному правду о его состоянии, а тот при этом движется к стадии принятия. То есть родственники тормозят этот процесс, уводят больного в иллюзии. Этим они ни больному, ни себе, ни врачам не помогают. А нужно быть тактичным, внимательным к переживаниям. Бережно относиться к душе человека и в то же время не заставлять его подыгрывать собственным страхам, своей неготовности принять реальность. Говоря онкологическому больному, что у него какая-то ерунда, близкие проявляют неуважение к нему, а еще обрекают его на одиночество. Получается, что человек, которому хотелось бы поговорить об этом с близкими, потому что ему страшно, обсудить какие-то важные для него вещи, дать какие-то распоряжения, этого сделать не может. И он вынужден, чтобы не расстраивать родственников, играть по этим навязанным правилам. А жизнь утекает. Таким образом, люди, вместо того чтобы сближаться, отдаляются друг от друга в этот роковой и очень важный момент. Теряется время. Теряются силы. Теряются понимание и доверие. А самое главное, почему нельзя больному врать — потому что это время, которое у него осталось, бесценно — человек может подготовиться к вечности, если он, например, раньше этого не делал. Собственно говоря, даже если и делал, он может многое по-другому понять. А когда его обманывают, его зачастую лишают возможности этого переосмысления, ради которого человек и родится.

— Больные часто спрашивают: «Сколько мне осталось?». Как реагировать на такие вопросы?

— А кто знает, сколько осталось? Бывают случаи, когда тяжелобольной живет годами. А бывает, что вроде ничего страшного, а раз — и нет человека. Исходить надо из того, что никто не может дать ответ на этот вопрос со стопроцентной уверенностью. Если врачи озвучивают некие точные прогнозы, то это дает сомнения в их профессионализме и компетентности. Поэтому больному, особенно если это человек не церковный, можно говорить примерно так: «Никто не знает, когда ты умрешь. Все зависит от Бога. И тебе сейчас, помимо врачей, ухода, лекарств, безусловно, нужна помощь Божия. Сейчас ты стоишь перед важнейшим событием в своей жизни. Зачем же отвергать веру — такой мощный ресурс, который помогал миллионам людей во все времена. Сейчас отказываться от него, даже просто с точки зрения логики, не разумно. Давай позовем батюшку, который тебя пособорует». Нецерковные люди этого слова часто пугаются. Очень живо суеверие, что соборуют к смерти. Можно рассказать, что это таинство собой представляет, ведь мы же молимся о том, чтобы Господь даровал здравие, о смерти и слова нет! Если соборование состоялось, можно поговорить о Причастии, рассказать о смысле и значимости этого таинства. А перед Причастием — исповедь. Нужно помочь подготовиться к этому таинству. Вот когда наша забота об умирающем будет правильной, наполненной смыслом. Может быть, как раз в эти оставшиеся ему месяцы или даже недели человек сделает шаги, которые никогда в жизни не делал и, скорее всего, при других обстоятельствах и не сделал бы. Может быть, эта ситуация вообще создана, потому что именно этих шагов Господь от человека и ждет. Нужно помнить о том, что человек трехсоставен: дух, душа, тело. И мы можем помочь больному во всех жизненных аспектах: и в духовном, и в психологическом, и в физическом. Ухаживая за больным, необходимо постоянно учитывать, что ты не только о его физическом состоянии заботишься, ты соприкасаешься с душой — самой большой ценностью в этом мире. И делать это нужно ответственно, беря во внимание все нюансы, понимая потребности. К сожалению, врачующие очень мало говорят с пациентами. Поэтому без поддержки родных или специалистов справиться с ситуацией тяжелой болезни действительно крайне трудно. Еще одна проблема: поддерживающего лечения очень часто не назначают. То есть то, что нужно, чтобы побороть заболевание — химиотерапию, лучевую терапию — дают, а как человек себя на самом деле чувствует, этот вопрос остается за рамками лечебного процесса. Хотя именно это определяет качество его жизни. Например, может, у больного депрессия, и надо поддержать человека антидепрессантами. Сейчас в России появились специалисты, которые помогают именно в таком ключе, но их очень мало, зато много шарлатанов, которые просто торгуют надеждой и вытягивают из семьи болеющего деньги. Нужно очень внимательно подходить к выбору специалиста, наводить справки, отбиваться от лжецелителей, которые тут же вылезают и начинают атаковать своими предложениями. А вообще, если коротко сформулировать принцип правильного отношения к больному — нужно относиться бережно, с любовью. Когда ты относишься так, многое открывается.

Не надо идеализировать

— В чем состоит особенность психологической помощи людям, переживающим утрату близкого?

— Очень распространены посмертная идеализация умершего и развивающееся на почве этого чувство вины перед ним, которое горюющего буквально разрушает. Обычно при жизни мы более объективно относимся к человеку, а когда он умирает, может начаться идеализация. Это неправильно, потому что мешает реально смотреть на вещи, запутывает. Например, усопший был алкоголиком. Действительно, он вредил своей семье. Страдали близкие, дети. Все это знали. Он, возможно, был и неплохим человеком, но была у него такая слабость, страсть. И вот он умирает по какой-то причине, может быть, даже не связанной с алкоголем. Что происходит с близкими? Например, с супругой? Тут же вспоминаются все размолвки, скандалы, что она вызывала полицию, что сдавала его в вытрезвитель, что осуждала и проклинала, и все в таком духе. То есть восприятие усопшего сильно меняется. Теперь он уже в ее памяти не пьяница, а страдалец. И женщину накрывает чувство вины, совершенно ненормальное, иррациональное, мучительное — уморила чуть ли не святого человека. И доводы разума она уже не слышит. Если рассудить, она же все правильно ранее делала. Ну, если человек вел себя агрессивно, угрожал ей, детям, надо же было это останавливать. Но она этого уже не помнит, помнит только свою вину перед усопшим, ругает себя на чем свет стоит, плачет и посыпает голову пеплом. А на всю эту идеализацию умершего папы смотрит ее ребенок. И что он понимает? Он понимает, что можно пить! Что папа, оказывается, чуть ли не герой, раз мама теперь так по нему горюет. А потом мама удивляется, что у нее ребенок вырастает и тоже начинает пить. А тут удивляться совершенно нечему, потому что она дала ему неправильные ориентиры.

— А как было бы поступить правильно?

— Объяснить ребенку, что да, папа пил, была у него такая слабость, болезнь или страсть. Она очень осложняла жизнь и ему, и его близким. Он действительно совершал плохие поступки и по отношению к людям, и по отношению к Богу. Но есть поступок, а есть душа человека, которая нуждается в том, чтобы мы о ней молились, просили у Господа для нее милости и прощения. То есть не надо из умершего человека делать то, чем он не являлся. А между тем это очень распространенное явление. Особенно если произошла такая трагедия, как самоубийство. Родственники не могут признать и принять, что близкий человек их предал. Поэтому начинают самоубийцу идеализировать, а себя обвинять, что это они виноваты в том, что он покончил с жизнью таким образом. И страдают потом всю жизнь.

Очень тяжелы случаи, когда после смерти супруга жена узнает, что тот ей изменял. Тогда ее начинает раздирать внутренний конфликт. С одной стороны, в ее душе злость, агрессия, обида, ее же предали, а с другой — боль от того, что человека, которого она любила, больше нет. Она вроде бы должна страдать и жалеть усопшего, а ее ненависть мучает. Этот конфликт бывает очень яростным, человеку трудно это пережить — принять предательство и одновременно продолжать любить. Самое главное для тех, кто общается с такими людьми, — структурно разобраться в ситуации, разложить все по полочкам. Да, здесь он тебя предал, но в то же время его душа бесценная, вечная. И Господь его зачем-то воззвал из небытия к бытию. Не просто же это было. Этот человек был уникален. Эту личность мы должны уважать. Да, он ошибался, он предавал, он шел против заповедей, он не был идеальным. Мы это признаем. Но что можем мы? Мы можем проклинать его всю оставшуюся жизнь, а можем подняться над нашей обидой и злостью и начать молиться за него, чтобы Господь простил его. Это будет делом нашей любви. То есть мы можем ему помогать даже в той неземной жизни. Но в то же время мы не должны его нехорошие поступки называть хорошими, понимаете!

— Как понять, протекает ли процесс переживания горя нормально или уже есть патология и нужно приглашать психолога, а то и психиатра?

— В среднем человек приходит к стадии принятия за год-два, если ничем переживание горя не отягчено. То есть, например, в случае с суицидами это может растянуться на более долгий срок. Задача близких — смотреть, как человек проходит эти этапы, не застревает ли он где-нибудь и не находит ли он какие-то вторичные выгоды, чтобы из этого состояния не выходить.

— Что такое вторичные выгоды? Какая может быть выгода в том, чтобы горевать?

— Например, после смерти близкого прошло пять лет, а человек ведет себя так, словно потеря случилась недавно. Он замкнут, не хочет выбираться из своей скорлупы, у него социализация страдает, уже даже обычные бытовые дела ему с трудом даются. Причем ему предлагается какая-то реальная помощь по выходу из этого кризиса, но он как бы невзначай все отвергает. То есть он уже не хочет ничего в своей жизни менять. За пять лет человек привыкает к такому состоянию полужизни, и он готов так существовать, он уже не стремится, собственно говоря, выйти из него. Хотя на словах он может демонстрировать обратное, говорить: «Я хочу это изменить», но на самом деле он ничего менять не хочет. Ему нравится это состояние: ничего делать не надо, с него спроса нет никакого, ведь он страдает! Человек входит в некий образ, некую модель, которую он реализует. Зачем ему это? Иногда это происходит потому, что человек так привлекает к себе внимание. Он страдает, вокруг него все прыгают. Именно это и является вторичной выгодой. И в таких случаях бывает очень сложно помочь.

— То есть, чтобы разорвать сложившийся поведенческий шаблон, нужно немного отступить назад, перестать прыгать вокруг человека?

— Да. Как только человека перестанут, например, жалеть, его поведение может поменяться. А может, и нет, если ситуация уже зашла слишком далеко. Поэтому я и говорю, что нужно отслеживать, как протекает процесс горевания, не застревает ли человек на какой-то стадии. Но, повторюсь, это не на начальных стадиях. Год, полтора, а то и два человеку нужно, чтобы прожить полноценно свое горе.

Очень осложняет процесс переживания горя, если человек пропал без вести или по какой-то иной причине не был похоронен. У родственников таких людей чаще бывает продленное отрицание. Потому что ритуал — это очень важная часть нашей жизни. Приготовление к похоронам, отпевание, проводы в последний путь, прощание, поминки, дальнейшее церковное поминовение — все это ставит человека в правильную канву переживания. Если, например, человек живет в другом городе, не успел на похороны, то он может находиться в отрицании дольше. Головой он все понимает, он знает, что этот человек умер. Но эмоционально он это не может воспринять. Конфликт внутри.

— А если человек постоянно плачет?

— Плач надо поощрять. Это проявление чувств. Никому никогда не надо запрещать этого делать. Хотя иногда родственники горюющего могут поставить запрет на выражение чувств: «Хватит убиваться!». Это будет ошибкой. Так происходит потому, что им самим невыносимо видеть горюющего человека. Конечно, плач плачу рознь. Когда это явление приобретает уже совсем ненормальные формы, например когда человек голосит, валяется на земле, о таких говорят, что они на свадьбе хотят быть невестой, а на похоронах — покойником. То есть они так привлекают к себе внимание. И такие проявления можно деликатно останавливать.

— На одной из лекций нашего проекта одна из слушательниц рассказала историю, как молодая женщина потеряла в автомобильной аварии всю семью: мужа и двоих детей. После того как она пришла в себя и узнала, что все ее близкие погибли, она сказала: «У меня не было семьи». Она не оплакивает погибших, не ходит на могилу, ведет себя так, словно никого из них не было в ее жизни. И она в этом состоянии уже довольно давно.

— Это и есть отрицание. Но в данном случае оно для нее спасительно. Не надо эту женщину ни в чем убеждать, не нужно рассказывать ей про ее семью, потому что, если она примет сейчас реальность, боль ее может просто разорвать. Она, несомненно, со временем примет произошедшее, но времени ей понадобится намного больше. Да, она живет сейчас в иллюзии, но эта иллюзия ее защищает, работает как амортизатор.

— Ей нужна помощь специалиста?

— Она не пойдет за помощью. Семьи не было, проблем не было. И насильно ее тащить к специалисту тоже не стоит. Дайте ей время.

Когда страдание переходит в сострадание

— Родственникам людей, которые покончили жизнь самоубийством, особенно тяжело пережить это, поскольку церковное поминовение самоубийц запрещено. Какие есть методы помощи им?

— Да, церковной молитвы не может быть, потому что человек себя, так сказать, сам исключил из членов Церкви. Но домашняя молитва возможна, добрые дела, дела милосердия никто же не запрещает делать в память об ушедшем. И, когда такие дела делаются, люди получают огромное душевное облегчение. Я знаю это, потому что на сайте memoriam.ru большинство модераторов и администраторов форума — это, собственно, люди, которые пережили смерть близкого, но нашли в себе силы помогать другим. В том числе там есть и матери суицидентов. То есть они понимают, что их сын или дочь совершили преступление, бросив дар Божий — жизнь — в лицо Творцу. И дело не в том, что Бог самоубийц как-то накажет, они сами себя наказали, когда отвергли Бога, когда решили быть без Него. И они не могут пребывать с Богом просто потому, что они Его сами оттолкнули. Бог не будет навязываться, уважая их свободную волю, которую Он им дал. И это очень трагично. Но родители этих детей, совершивших такой поступок, не проводят остаток жизни в бесплодных, разрушительных страданиях, они наполняют ее деятельным состраданием к тем, кто еще не совершил этот шаг, но задумывается об этом. Они помогают другим людям удержаться, не совершить этот тяжкий грех. И им многое удается. Я уверен, что Господь простит их детей ради тех, которых эти матери спасли. То есть таким деятельным участием, добрыми делами, на мой взгляд, они могут отмолить своих детей.

В центре миссии — человек

— Информационная среда, в которой мы живем, достаточно сложная и противоречивая. С одной стороны, тема смерти не обсуждается. Вся работа массмедиа направлена на то, чтобы человека развлекать, чтобы он радовался жизни и брал от нее все. С другой стороны, на нас сыплются бесконечные новости о трагедиях. А с третьей — компьютерные игры и боевики, где кровь льется рекой, формируют у человека игрушечное восприятие смерти. Каким может быть здравый подход к теме смерти в контексте современной реальности?

— Традиционный, конечно. Не нужно изобретать что-то новое. Все это отработано веками и не теряет актуальности, поскольку люди будут умирать всегда. Раньше человека с малых лет учили правильным представлениям о смерти, и он был более устойчив к любым потрясениям. Почему? Потому что правильное представление о смерти рождает правильное представление о жизни: о целях, задачах, иерархии смыслов. А сейчас этого нет, каждый суслик — агроном. Самое главное — нет мировоззренческой системы. А мировоззренческую систему можно сравнить с операционной системой компьютера. Если операционка работает правильно, все программы и приложения тоже будут работать. А если она глючит, соответственно, и программы будут глючить. Вот это мы сейчас и наблюдаем. Поэтому такой важной становится просветительская работа в данном направлении, особенно среди педагогов, которые могут правильные мировоззренческие схемы передать ученикам. Если мы сейчас правильную систему в головы молодого поколения не установим, вырастет поколение, которое погубит страну, погубит мир и даже Церковь. Да, мы знаем, что врата ада не одолеют ее (Мф. 16, 18), но также мы знаем, что может быть, когда люди отказываются от Бога. Что произошло в 1917 году? Именно это — поменяли мировоззренческую систему, и все начало глючить. То есть, если в самой системе Бога нет, значит, по словам Достоевского, все позволено. А вспомните, как эти разрушители действовали? Они не ждали, когда к ним придут. Они сами шли к людям, к студентам. Поэтому, на мой взгляд, сейчас перед нами миссионерский вызов. И ответ на него состоит не только в традиционных мероприятиях вроде огласительных бесед в храмах. Хотя они тоже нужны и, безусловно, свои плоды дают. Пора заниматься человеком вообще, в совокупности, в радости и, самое главное, в горе! Потому что люди нуждаются в этом. Современный человек почти постоянно живет в кризисе, том или другом. А неправильно пережитый кризис — это открытый путь в наркотизацию, алкоголизацию, деструктивное поведение, суициды. Все это звенья одной цепи. А вот если мы человеку помогли, мы поменяли ему систему. Мы им позанимались, постарались ради него. И человек откликнется. Он будет очень благодарен. То есть, даже пусть он не будет прихожанином, его уже не обманут в секте или еще где-то. Он будет говорить: «Нет, не врите. Мне там помогли, и это была реальная помощь в тяжелой жизненной ситуации». А если человека оттолкнули, мы практически нажили врага.

— Каждый, кто прочитает эту статью, на своем месте что может сделать?

— Бережно относиться к другим людям. Бережно относиться к своей жизни. Не делать глупостей. Рассказывать о том, где можно найти помощь. Например, про наши сайты: memoriam.ru, boleem.com, perejit.ru, pobedish.ru, vetkaivi.ru. Устраивать на приходах психологические центры, где бы оказывали помощь людям в сложных ситуациях. Я вообще считаю, что каждый православный человек должен заниматься просветительской работой. Это, собственно говоря, апостольское служение. Для этого надо первое — хотеть, второе — не бояться. А то некоторые сразу прячутся: «Ой, а вдруг у меня не получится». Ну если не получится в первый раз, получится во второй. Конечно, можно всю жизнь сидеть тихонько, ничего не делать. Апостолы тоже могли сидеть по домам, никуда не ходить и ждать, когда к ним придут. Но они же не сидели и не ждали, а шли и проповедовали. Так мир узнал Благую весть.

Материал подготовлен в рамках проекта «Не дать уйти без любви: уход близких из земной жизни как подготовка к встрече с Богом». При реализации проекта используются средства, выделенные в качестве гранта фондом поддержки гуманитарных и просветительских инициатив «Соработничество» на основании Международного открытого грантового конкурса «Православная инициатива».

Фото из открытых интернет-источников

Журнал «Православие и современность» № 43 (59)