История Вологодской епархии в 1943–1991 годы. Часть 3

Давление власти на религиозную жизнь в 1950–1960-е годы

Епископ Мелхиседек (Лебедев)

«Было выявлено, что настоятель Каратыгин грубо нарушает “Положение об управлении Русской Православной Церкви” о том, чтобы уклад и распорядок приходской жизни не препятствовали выполнению прихожанам гражданских обязанностей, например в сельских местностях в период полевых работ, молотьбы, хлебопоставок; в прекрасную погоду 11 сентября в воскресенье Каратыгин служил в церкви до 12 часов дня, о чем мною устно было сообщено епископу Иустину, обещавшему дать указание по этому поводу всем церквям, чтобы настоятели не злоупотребляли временем колхозников и колхозниц в горячую уборочную пору»[2].

Усилилось давление гражданских властей на духовенство и мирян. Ужесточился контроль, и применялись различные меры административного и иного воздействия в отношении членов партии и комсомольцев, посещавших церковь, а также участвовавших в таинствах крещения, венчания и обрядах отпевания.

14 ноября 1950 года в Совете по делам Русской Православной Церкви состоялось межведомственное консультативное совещание, в котором приняли участие его сотрудники, представители Совета по делам религиозных культов, МГБ, Верховного Суда СССР, Генерального прокурора СССР, Министерства юстиции. Постановлениями совещания была заложена дальнейшая стратегия ужесточения контроля за религиозной жизнью верующего населения. В частности, говорилось:

«1. На совершение религиозных обрядов крещения детей согласие обоих родителей или лиц, их заменяющих, обязательно, в любой форме – устной или письменной.

2. Участие детей и подростков до 14-летнего возраста в церковных службах противоречит законам о труде и всеобщем обучении и является недопустимым. Участие в церковных службах подростков до 14 лет нежелательно, но допустимо с согласия родителей»[3].

Наиболее острые конфликты попадали в годовые отчеты уполномоченных и архиереев:

«С одной девушкой из старших классов местной музыкальной школы, способной и талантливой, имел место такой случай. Администрация школы отказалась допустить ее к переходным экзаменам, поставив ей в вину хождение в церковь. Условием допущения к экзаменам потребовали отказ от религии. Девушка категорически отказалась выполнить требование школьной администрации и была уволена. Ее мать, женщина, не безразличная к религии, вдова убитого на войне офицера, энергично протестовала и искала защиты в гороно, облоно, у прокурора и в облисполкоме, но безрезультатно. Мать упрекали в плохом воспитании дочери. Тогда она обратилась с письмом к председателю Президиума Верховного Совета. Последовало распоряжение: допустить девушку к экзаменам. Такое решение сверху несколько отрезвило усердствующих в преследовании школьников за религиозные убеждения»[4].

Конфликты случались и в сельской местности. Чаще местные власти были строже и неуступчивее центральных. В 1944 году настоятелю Покровской Подгородней церкви, открытой 4 октября 1943 года накануне престольного праздника, протоиерею Павлу Никитину Кирилловский горисполком отказал в приобретении богослужебной утвари. По соседству в Ферапонтовом монастыре, превращенном в музей, ее, свезенной из закрытых храмов района, было в изобилии. Лишь при вмешательстве облисполкома вопрос был решен в сторону церковной общины. В 1952 году появились серьезные нестроения между отцом Павлом и председателем сельсовета, который «на совещании с председателями колхозов совершенно правильно назвал церковь и ее деятельность как дурман, опиум народа. Когда к настоятелю Никитину пришел член комиссии содействия по подписке на заем вместе с финагентом, он отказался подписаться на том основании, что председатель сельсовета обозвал церковь дурманом, опиумом народа. Председатель сельсовета вызвал настоятеля в сельсовет, разъяснил ему статью 124 Конституции о свободе совести и свободе антирелигиозной пропаганды. После этого настоятель признал “свою ошибку” и подписался на заем. В данном случае ошибку сделал и председатель Суховерского сельсовета, убеждая попа подписаться на заем»[5].

Отчеты церквей со второй половины 1950-х годов стали анализироваться тщательным образом. В докладах и информационных записках и.о. уполномоченного по Вологодской области И.М. Иванова за 1956–1957 годы, направленных председателю облисполкома, выражается обеспокоенность ростом доходов церквей Вологодской области, возрастанием числа крещений, венчаний, отпеваний; указывается, что «открытые церкви с каждым годом богатеют, положение епархии укрепляется, имеют место факты оказания материальной помощи нуждающимся гражданам за счет средств Церкви»[6].

О высоком уровне деятельности Вологодской епархии в 1950-е годы свидетельствует и рост доходов церквей. По официальным данным финансового отчета епархии, валовый доход церквей в 1952 году составил 4,3 миллиона рублей, в 1953 – 4,5 миллиона, в 1954 – 5,2 миллиона, за 10 месяцев 1955 года – 4,7 миллиона рублей. Только кафедральный собор в Вологде получил дохода около 2 миллионов рублей[7]. Епископом Гавриилом была разработана система материального поощрения священнослужителей, принимались конкретные меры для создания хороших бытовых условий. Они периодически получали различные дотации в виде вознаграждения к большим праздникам, выплат на лечение, на оплату квартир и проч. Для священников епархией было закуплено несколько домов в сельской местности и квартир в Вологде. Для настоятеля кафедрального собора была куплена квартира за 50 тысяч рублей, более 80 тысяч израсходовано на ее ремонт. В распоряжение нового настоятеля была выделена легковая машина «Победа» с постоянным шофером[8].

В эти годы большое внимание уделялось вопросу подготовки новых кадров священнослужителей. Учебные заведения Вологодская епархия поддерживала материально. В 1955 году она сделала отчисление в фонд учебных заведений Патриархии в размере 230 тысяч рублей[9]. Проводилось работа по подбору молодых кадров. В 1953 году начинается служение на клиросе Воскресенского собора Череповца молодого Н. Кутепова, будущего митрополита Нижегородского и Арзамасского Николая († 2001). Случалось и такое, что молодые люди отдавали предпочтение духовным учебным заведениям потому, что условия для учебы в них были лучше, чем в государственных учебных заведениях. В духовных семинариях учащиеся, кроме установленной стипендии, получали регулярную материальную поддержку от Вологодской епархии, а во время каникул находились на ее содержании.

На 1 января 1958 года в епархии служило 32 священника и 18 диаконов, из них до 40 лет – 14, 41–55 лет – 7, старше 55 лет – 30. За 1957 год проведено пять хиротоний[10]. На 1 января 1960 года числилось 29 священников и 14 диаконов; до 40 лет – 17, 41–55 лет – 7, старше 55 лет – 19[11].

Архивные документы свидетельствуют о том, что активная деятельность вологодских священнослужителей в 1950-е годы оказывала большое влияние на значительную часть населения, в том числе на молодежь и детей. Так, крещение только по двум церквям, действовавшим в Вологде, в отдельные дни доходило до 50–70 человек. При этом крестили не только новорожденных, но и подростков. В кафедральном соборе Рождества Богородицы за 19 дней июня 1956 года было более 2000 исповедников и около 70 крещений детей различного возраста[12]. Самая высокая по епархии посещаемость оставалось за Воскресенским собором в Череповце. Возросла посещаемость церкви молодежью. В воскресные дни церковь посещало до 30% молодежи из общего числа прихожан. О посещении церкви молодежью пишет и епископ Гавриил:

«Некоторые случаи из местной церковной жизни показывают, что проявление в школах усилия привить юношам и девушкам антирелигиозные мировоззрения не всегда достигает цели. С появлением сознательного отношения к жизни школьная молодежь, еще не достигшая совершеннолетия, со свойственной ей пытливостью ищет ответа на волнующие ее вопросы духовно-нравственного порядка. И в поисках правды и истины приходит в храм, просит разъяснений и иногда вопреки убеждениям своих неверующих родителей принимает святое крещение.

Среди прихожан кафедрального собора я вижу довольно много подростков, молодых девушек и юношей. Они аккуратно посещают храм и всеобщие вечерние богослужения на неделе, когда читается акафист святителю Николаю Чудотворцу с участием молящихся в пении. Как относятся к этому руководители и педагоги школ? Они ревниво следят за ними и, надо полагать, принимают меры к их “перевоспитанию”»[13].

Священник Никольской церкви села Дмитриево Уломского (теперь – Череповецкого) района Николай Жуков, сообщая епископу о проведении Пасхи в 1956 году, указывал, что прихожан в церкви было столько, сколько не было еще никогда[14].

Росло число религиозных обрядов, совершаемых молодежью и комсомольцами. Так, например, в Великоустюгском районе с 7 января по 24 февраля 1957 года было совершено 95 венчаний, по городам Великому Устюгу и Красавино бракосочетание с венчанием в церкви совершено 21 парой комсомольцев[15]. Прихожанами были не только пожилые, но и более молодые, интеллигенция, образованные люди: учителя, офицеры, врачи, даже некоторые члены партии.

Период «хрущевской оттепели» не стал для Вологодской епархии, как и в целом для Русской Православной Церкви, благоприятным, хотя вначале надежды, связанные с начавшейся демократизацией общественной жизни, были. Число действующих церквей, молитвенных домов и духовенства в СССР начинает снижаться.

Интересно рассмотреть количество действующих православных церквей и молитвенных домов на 1 января 1956 года в соседних епархиях[16]:

Хрущевское наступление на Церковь принесло свои плоды. Если Вологодская епархия не потеряла ни одного храма, то к 1 января 1957 года в Архангельской области было закрыто 7 церквей, в Ивановской – 1; в Ленинградской и Новгородской – по 14; в Московской – 2; в Ярославской – 6; в Костромской – 19; в Воронежской – 75; в Ростовской – 121; в Курской – 171 церковь (в середине 1950-х годов в РСФСР в эта епархия по количеству открытых церквей была одной из самых «успешных» – 326)[17].

Епископ Гавриил был любимым архипастырем; вологодские верующие и духовенство благоговейно относились к нему. Он не вполне устраивал гражданские власти, был десять лет терпим ими. Наверняка он пробыл бы на кафедре более продолжительное время, если бы не большая беда в кафедральном соборе Вологды. В 1959 году на Вербное воскресенье во время Всенощного бдения кто-то крикнул: «Пожар!» – и началась паника. Епископ Гавриил и священнослужители пытались навести порядок. Владыка, несмотря на всеобщую суматоху, продолжал помазывать прихожан в центре храма елеем, но давки избежать не удалось. В результате погибли люди – 21 человек! Светские власти признали владыку невиновным в этой трагедии, но он все равно был переведен в другую епархию. В окружении владыки эти события считали провокацией со стороны противников Церкви. 15 июля 1959 года владыка Гавриил был перемещен на Астраханскую кафедру[18].

В 1961 году на должность уполномоченного Совета по делам РПЦ по Вологодской области заступил С.В. Матасов, по отзывам духовенства и мирян, служивших в те годы, самый строгий из уполномоченных, хотя и не лишенный чувства справедливости. Вологодской епархии в 1958–1964 годах, как и всем остальным, пришлось испытать мощную антирелигиозную пропаганду, экономическое ограбление, физическое воздействие. В ноябре-декабре 1958 года прошла массовая чистка церковных библиотек, многие книги были изъяты. В епархиальной библиотеке насчитывалось 15 книг: «Патриарх Сергий: духовное наследство», 5-й том «Слов и речей» митрополита Николая (Ярушевича), «Ко дню 800-летия Москвы», три выпуска «Богословских трудов», Типикон – вот несколько названий. У приходов отбирали имущество, включая фикусы и фисгармонии, а священников лишали регистрации[19].

В начале 1960-х годов усилился нажим на религиозную общину Прокопьевского собора г. Великого Устюга. Община была зарегистрирована 1 декабря 1944 года, храм состоял на учете памятников архитектуры. На 1 января 1962 года в нем служили четыре священника и два диакона; от прихода денежное вознаграждение, не включая духовенство, получали 26 человек. В месяц настоятель получал 450 рублей, священники – по 400, диакона – по 275[20]. В большинстве церквей епархии жалование было куда скромнее: от 100 до 180 рублей в месяц. Гражданские власти закрыли Прокопьевский собор, предоставив двадцатке церковь во имя святителя Стефана Великопермского ближе к окраине города. О религиозной обстановке в Великом Устюге вспоминает протоиерей Стефан Сурначев:

«Во времена “запрета на Церковь” Стефановский храм был полон людьми. На службы собирались верующие из четырех соседних районов! И это несмотря на активную антирелигиозную агитацию. Около Стефановского храма стояли комсомольцы-дружинники: не пускали в церковь детей, говорили матерям или бабушкам: “Вы-то уж идите, вчерашний день, а молодое поколение мы портить не дадим – пусть идут в дом пионеров заниматься!” В Прокопьевском храме в алтаре устроили планетарий, а в средней части – музей». Отец Стефан очень хорошо запомнил один экспонат этого музея: под стекло была положена дароносица, а под ней значилось: «Мешок для сбора денег». Смотрите, дескать, граждане, попы какие жадные[21].

На рубеже 1950–1960-х годов больших масштабов достигла кампания по закрытию и переустройству храмов. Об этом свидетельствуют протоколы заседаний Совета по делам РПЦ того времени. Заявок о снятии общин с регистрации и обращений облисполкомов о переоборудовании церквей было так много, что этому посвящались специальные заседания. Поступали сообщения и из Вологодского облисполкома:

«Заседание Совета 30 января 1961 года. Председатель совета – Куроедов В.К., заместитель председателя Совета – Чередняк П.Г. Повестка дня: о снятии с регистрации религиозных общин и недействующих церквей с учета.

1. Слушали: решение Вологодского облисполкома № 19 от 12 января 1961 года и письмо и.о. уполномоченного Совета от 16 января 1961 года о передаче здания бывшей церкви в деревне Бобровниково Великоустюгского района дому отдыха для размещения в ней электростанции.

Докладывает инспектор Совета Иванов К.Г.

Справка: церковь в дер. Бобровниково была закрыта в 1937 году. Здание церкви каменное, одноэтажное, сохранило внешний церковный вид. Ничем не занято. Памятником архитектуры не является. Ходатайств верующих об открытии указанной церкви не поступало.

Постановили: согласиться с решением Вологодского облисполкома о передаче здания бывшей церкви в дер. Бобровниково Великоустюгского района и не возражать против переоборудования его под электростанцию дома отдыха с изменением внешнего вида церковного здания[22].

В 1955 и 1960 годах Советом была организована кампания единовременного учета церквей. 12 сентября 1955 года Совет принял постановление, разосланное 41 уполномоченному, о проверке технического состояния недействующих церковных зданий. Уполномоченные обязывались в течение четырех месяцев оценить состояние закрытых храмов, «находящихся в плохом, разрушенном или полуразрушенном состоянии, которые своим видом производят неблагоприятное впечатление на иностранцев, что может быть истолковано во враждебном направлении против СССР. Сведения должны быть представлены с подробной характеристикой технического состояния каждого здания в отдельности и с предложением, что нужно сделать с этим зданием: отремонтировать, переоборудовать или разобрать»[23].

Постановление 1961 года касалось не только разрушенных, но и действующих церквей. Выявлялись никем не занятые пустующие церковные здания, которые можно было использовать под хозяйственные нужды. В Вологодской области учет проходил в 1961–1962 годах. Было учтено 368 церквей, 329 каменных и 39 деревянных, из них 51 числилась как памятник архитектуры[24]. Учет проводили архитекторы, председатели сельсоветов, директора и преподаватели сельских школ, музейные работники. Власти рекомендовали к сносу несколько десятков церквей, причем в это число вошли даже памятники архитектуры (деревянная церковь в г. Белозерске по ул. Рабочего) и церкви, которые уже оказались занятыми (погост Ильинский Белозерского района, каменная, использовалась под складские помещения для зерна; каменный храм г. Белозерска по ул. Коммунистической, склад горюче-смазочных материалов «Сельхозтехники»). Часть подлежащих сносу церквей была спасена, например церковь Николы Гостинского в Великом Устюге (теперь памятник архитектуры, в ней устроен небольшой музей, проходят литературные вечера и концерты в городские праздники), для которой места, согласно новой планировке города, не находилось. Некоторые сохранились и являются сейчас действующими (храм Воскресения Христова в с. Шишовка Череповецкого района), другие стоят в руинах (церковь Введения Богородицы в с. Лохта того же района)[25]. Церкви занимались сельскими клубами, библиотеками, школами; в них сваливали зерно, устраивали склады, гаражи, колхозные мастерские, дома инвалидов, госпитали, столовые, кинотеатры, физкультурные залы, кинопрокаты, заводы, мельницы, электростанции, архивы, льномолотилки, пилорамы, пожарные депо, водонапорные башни, холодильники, мигающие маяки… Очень часто в одной церкви размещалось несколько учреждений. С деревянными церквями и часовнями иногда «расправлялись» особым образом: использовали для отопления школ и других социальных учреждений.

В 1961 году в пяти храмах епархии служба проводилась ежедневно, в остальных двенадцати – по воскресным и праздничным дням. На 1 января 1962 года штат епархии состоял из 28 священников, 11 диаконов; по возрасту: до 40 лет – 17, 41–55 лет – 8, старше 55 лет – 15. Из них 9 священнослужителей кончило духовные семинарии и 4 – духовные академии[26].

Продолжался нажим на духовенство, на епархиального архиерея. Епископ Мелхиседек (Лебедев, 1967–1972) был способным, энергичным и деятельным архипастырем, получившим полное богословское образование в Троице-Сергиевой лавре. При нем духовенство стало молодеть. Его предшественник, епископ Мстислав (Волонсевич, 1959–1965), мало занимался деятельностью церквей, службы проводил редко и поспешно, особо не интересовался жизнью духовенства. Он имел вспыльчивый характер, легко раздражался, мог в алтаре прикрикнуть на иподиакона и даже на священнослужителя, но когда вспыльчивость угасала, просил прощения и часто задабривал подарком.

Для С.В. Матасова и облисполкома епископ Мелхиседек был явно нежелательным. За полтора года он не по одному разу объехал все приходы епархии, торжественно организуя свои богослужения с чтением хорошо подготовленных проповедей. Пожилых и плохо образованных священников владыка отправлял за штат, назначая на их место молодых, с хорошей богословской подготовкой. Это, по мнению уполномоченного, способствовало привлечению в церковь большого числа верующих[27].

В 1966 году настоятелем церкви Ильи Пророка в Сокольском районе стал иерей Алексий Бриленков, закончивший семинарию и Московскую духовную академию. Властей задела не только образованность, но еще и то, что до поступления в семинарию он состоял членом ВЛКСМ.

16 марта 1961 года Совет Министров СССР принял закрытое постановление «Об усилении контроля за выполнением законодательства о культах», подписанное Н.С. Хрущевым. К обеспечению «контроля» в обязательном порядке привлекались местные органы власти. При райисполкомах, поселковых и сельских советах начали создаваться комиссии содействия по наблюдению за выполнением законодательства о культах. Зачастую их деятельность сводилась к слежке, доносам, вмешательству во внутрицерковную жизнь. Согласно постановлению от 16 марта, все священно- и церковнослужители, а не только приходское духовенство, как ранее, облагались подоходным налогом по 19 статье (89%) соответствующего указа Совета. Кроме того, предусматривалось ограничение колокольного звона, «если это вызывается необходимостью и поддерживается населением»[28]. Подобная формулировка заставила на несколько десятилетий замолчать колокола большинства храмов епархии:

«Заседание Совета по делам русской православной церкви 3 апреля 1963 года. Протокол № 3.

Слушали: Письмо Вологодского областного совета депутатов трудящихся № 262 от 26 февраля 1963 года об ограничении колокольного звона в Богородской церкви г. Вологды.

Справка: В письме исполкома Вологодского областного совета депутатов трудящихся сообщается, что колокольный звон мешает нормальной работе школы, нарушает покой больных. Коллективы железнодорожной больницы и средней школы № 29 просят облисполком ограничить колокольный звон.

Постановили: Согласиться с предложением Вологодского областного совета депутатов трудящихся об ограничении колокольного звона в Богородской церкви в г. Вологде»[29].

Еще раньше на заседании 3 апреля 1963 года ограничение колокольного звона коснулось Казанской церкви г. Устюжны. Приведенные примеры свидетельствуют, какими способами государство стремилось ограничить религиозную жизнь.

(Продолжение следует.)