«Чтобы не погибли души людские»

Петербургский Воскресенский Новодевичий монастырь в буквальном смысле является одним из столпов монашеской жизни северной столицы: еще 100 лет назад всякий въезжающий в Санкт-Петербург через Московскую заставу издалека видел золоченый купол его четырехъярусной колокольни. После революции монастырь упразднили, в конце 1920-х годов колокольню взорвали, позднее были снесены или изуродованы монастырские церкви. Но с 1990 года началось восстановление монастыря, а с 1997 года – и возрождение монашеской жизни. И хотя сегодня золота на куполах обители меньше, она осталась одним из важнейших центров православной жизни: многие петербуржцы стали прихожанами монастыря, здесь действует богадельня для больных и престарелых, работают воскресная школа, благотворительный социальный центр для детей из неблагополучных семей. Многочисленные паломники приходят поклониться христианским подвижникам, погребенным на одноименном кладбище.

О жизни обители и особенностях современного монашества рассказывает настоятельница петербургского Воскресенского Новодевичьего монастыря игумения София (Силина).

– Да, наш монастырь открылся одним из последних среди питерских обителей. Во-первых, не все здания были возвращены. Во-вторых, церковная жизнь поднималась постепенно, поэтапно. И в этом есть определенный Промысл Божий. Первым открылась Иоанновская обитель, сначала как Пюхтицкое подворье, потом как самостоятельный монастырь. Следом открылись Александро-Невская лавра, мужская Сергиева пустынь в Стрельне, где более двадцати лет настоятелем подвизался святитель Игнатий (Брянчанинов). Потом открылось еще несколько монастырей в Ленинградской области, включая женские обители, а потом уже наш – в 1997 году.

– На Новодевичьем кладбище был погребен священномученик Иларион (Троицкий). Сейчас мощи его покоятся в московском Сретенском монастыре. Расскажите, пожалуйста, как происходило обретение мощей владыки Илариона.

– Это было очень промыслительно, и было вызвано определенными печальными обстоятельствами. На кладбище стала орудовать группа сатанистов, которые глумились над православными святынями: ломали кресты, часовни, а склепы использовали для проведения своих ритуалов. Были и попытки осквернить образ Христа Спасителя на кладбище. К сожалению, отчасти это продолжается и по сей день. А тогда, кроме того, поступила информация, что некие псевдоправославные объединения хотят обрести мощи самостоятельно. В ситуации, когда кладбище являлось неохраняемой территорией, такая опасность была очень реальна. Было благословение владыки перенести мощи в храм-усыпальницу, что и исполнено было в день памяти святой равноапостольной Ольги 24 июля.

После ранней Божественной литургии духовенство отправилось на кладбище. Прогноз погоды обещал дождик, и мы соорудили специальный шатер, но погода оказалась солнечной, как на Пасху. Мы достаточно быстро подняли мощи из земли. Очень поразила их сохранность, потому что в условиях нашего климата и влажных почв (на кладбище в глине и суглинке постоянно присутствует вода) даже облачение и митра хорошо сохранились. Правда, истлели листочки Евангелия, но сама обложка мало пострадала. Сохранилась панагия. Мы предполагаем, что та самая, которая была с владыкой Иларионом в соловецкой ссылки. На одном из фото, сделанном на Соловках, где владыка Иларион в окружении арестованного духовенства, на нем можно увидеть точно такую же панагию.

После перенесения мощей в Москву нам был передан ковчег с частью мощей, также у нас осталось облачение. Покойная матушка Серафима (Черная-Чичагова), настоятельница московского Новодевичьего монастыря, попросила у нас часть облачения. Дело в том, что облачение, в котором был погребен священномученик Иларион, дал священномученик Серафим (Чичагов) – это ее дедушка. У нее ничего не осталось от него на память, и мы передали ей палицу. Сейчас эта святыня пребывает в московском Новодевичьем монастыре.

– Что сегодня представляет собой ваша обитель?

Храм Казанской иконы Божией Матери

История храма в честь иконы Божией Матери «Отрада и Утешение» связана с редким для России образом. До революции настоятельница игумения Феофания (Готовцева) хотела заказать для монастыря икону на Афоне. Особенно ей хотелось иметь в обители Иверский образ. Известный духовный писатель Серафим Святогорец, письма которого издавались до революции и переиздаются сейчас, состоял в переписке и духовной дружбе с матушкой Феофанией. И он прислал как благословение от Святой горы именно эту икону, написав: «При ваших скорбях и ваших переживаниях вам нужна именно эта икона». В названии этой иконы заключается смысл того, что подает Матерь Божия через этот чудотворный образ. Храм восстановили несколько лет назад, установили купола, заново расписали. Храмовая икона – это список с чудотворного афонского образа, написанный отцом Арсением, современным святогорским иконописцем.

Главная святыня Казанского храма – чтимый список Казанской иконы Божией Матери, который до революции находился в некоем монастыре. При советской власти икона очень пострадала: она находилась в выгребной яме, потемнела от небрежения. Перед тем как нашему монастырю должно было открыться, эта икона обновилась. Нам ее принесли уже обновившуюся, с просветлевшим ликом. Были случаи исцеления от этой иконы. И был на моей памяти очень трогательный случай: у священника, который приходил к нам в монастырь служить молебны с акафистами, дома стала мироточить фотография нашей иконы. Это произошло перед тем, как у него умерли родственники. Они умерли по-христиански, причастившись святых таин. Так Матерь Божия подавала ему знаки, укрепляла и утешала перед предстоящей скорбью.

Среди чтимых святынь у нас есть Серафимо-Понетаевская икона «Знамение», которая принадлежала императрице Александре Федоровне. Эта икона была с ней в последние екатеринбургские дни, на ней есть дарственная надпись – образ был подарен в 1903 году. Эту икону выкупили благотворители и передали в дар нашему монастырю.

Особый духовный и исторический интерес представляет икона XVI века «Страшный суд», которая была передана Владимиром Путиным покойному патриарху Алексию как дар для нашей обители. Этот образ находится в Казанском храме. Мы сейчас пытаемся подготовить издание, посвященное этой иконе, не только культурологического, но и духовного аспекта. Язык, который был доступен нашим предкам, при нынешней духовной безграмотности большинству людей, к сожалению, недоступен. Люди не знают простых и доступных евангельских текстов, не знают Откровения Иоанна Богослова и тем более житий святых – всего того, что изображено на иконе. Люди приходят, смотрят и не могут понять икону.

– Среди святынь обители – частица мощей новомученицы Марии Гатчинской. Расскажите, пожалуйста, о ней.

– История, связанная с появлением в обители частицы мощей матушки Марии Гатчинской, довольно интересна. Матушка Мария прославлена как российская новомученица, но она еще недостаточно известна. Пострадала святая в 1932 году. У нее удивительная жизнь. В возрасте 12 лет она стала терять способность двигаться вследствие какого-то тяжелого недуга. После революции она взяла на себя подвиг утешать страждущий народ. Ее положение инвалида защищало ее от внешних гонений. К тому времени она уже была совсем обездвижена, у нее даже руки не поднимались. Есть такое устное предание: митрополит Вениамин Петроградский, священномученик, посетил ее в скорбные для себя дни и даже оставил ей свою фотографию с надписью: «И меня, грешного, утешила». К 1930-м годам, когда многие храмы были закрыты и большинство духовенства репрессировано, люди все больше шли к матушке Марии. Она была пострижена в монахини на подворье одного из женских монастырей. Лежала дома, за ней ухаживала сестра. В этом доме собиралась небольшая община монашествующих девушек. Люди к матушке Марии очень тянулись. В 1932 году ее, совершенно больного инвалида, арестовали за исповедание веры, бросили в грузовик. При аресте она испытывала очень большие страдания; по воспоминаниям очевидцев, матушка просто кричала от боли. Не больше двух месяцев она смогла продержаться в тюрьме. Есть предположения, что над ней ставили какие-то опыты. Она претерпела там нечеловеческие издевательства. Через два месяца родственников уведомили, что она умерла. По правилам и тогдашним, и современным, если бы она была расстреляна, то место погребения осталась бы неизвестным. Но поскольку было объявлено, что она умерла своей смертью, то ее тело выдали родственникам, и она была похоронена на Смоленском кладбище. Православный народ ходил к ее могиле, которая находилась недалеко от часовни блаженной Ксении. Однажды я прочитала, что Священный Синод причислил ее к лику новомучеников Российских. Эта информация отложилась у меня в памяти. И в один из дней Великого поста утром моей первой мыслью было: «Почему же, несмотря на канонизацию, не обретают мощи матушки Марии? Ведь известно место ее захоронения». Вечером этого дня мне принесли распоряжение митрополита Владимира о создании комиссии по обретению мощей, в которую я была включена. Вот такой удивительный отклик даже не на молитву, а просто помысел. По благословению владыки вместе с членами этой комиссии мы с сестрами монастыря участвовали в обретении мощей. После соответствующего молебна и совершенного в храме последования Господь сподобил нас поднимать ее мощи из могилы. Позже отец настоятель Гатчинского собора, где сейчас пребывают мощи, благословил нас омыть мощи и облачить в монашеские одежды. Это происходило в нашем монастыре, где мощи находились три дня. Все это время люди шли с большой любовью, обращаясь с молитвой к святой. Все, кому далеко добираться до Гатчины, могут прийти к нам в монастырь и помолиться у частицы мощей матушки Марии. Накануне дня ее памяти мы совершаем всенощное бдение, в сам праздник после Божественной литургии служится торжественный молебен. Кто-то из сестер в этот день всегда едет в Гатчину. Память преподобномученицы Марии 4/17 апреля.

– Сколько сестер сегодня в монастыре?

– Сейчас у нас 30 сестер. Может быть, по каким-то старинным меркам это немного, но по нынешним – достаточно. Все время, когда мне задают этот вопрос, я вспоминаю, как один владыка, подвизающийся на Афоне, когда с ним говорили на подобную тему, спрашивал не сколько братии, а сколько спасающихся. Хочется надеяться, что у нас все спасающиеся.

– Как вы думаете, какое значение имеет Новодевичий монастырь для Санкт-Петербурга?

– Наверное, как и любая обитель, находящаяся в городе, в каком-то смысле это образ для осуетившегося мира, свидетельствование о призвании каждого человека-христианина жить для неба. Монашество в своем идеале, может быть не всегда в реальности, но в идеале – это ангельское житие, которое должно свидетельствовать самим образом жизни о призвании к небесному жительству. Другое дело, насколько мы это житие являем. Об этом, конечно, судить не нам. Может быть, даже и не людям, потому что у людей бывают две крайности: с одной стороны, превозношение монашества, которое, к сожалению, зачастую потом оборачивается каким-то разочарованием, когда обнаруживается, что за монастырскими стенами живут не святые. А с другой стороны, пренебрежительное отношение, которое не способствует духовному росту. Это тот случай, когда говорят: «Ну, там такие же люди, как мы, такие же грешники» и т.д. Я помню один случай, он не связан с нашим монастырем. Сестры, которые тогда еще жили в миру, ходили на работу мимо одного монастыря. Монастырь только восстанавливался, и люди со свойственной русским жаждой отдать в Церковь и Богу лучшее, а не худшее (во всяком случае, еще недавно так было; правда, с каждым годом такое настроение убывает), несли в монастырь коврики. В советское время наличие ковра было верхом благосостояния граждан. И вот мирских людей соблазнили коврики в храме, они говорили: «Вот, эти монашки ходят по коврам». А наши сестры ответили, что если в этом монастыре настолько хорошо, что там все по коврам ходят, то идите и вы. Желающих нашлось немного.

– При монастыре существует издательство. Какую литературу вы выпускаете?

– Издательство… Это громко сказано. Мы издаем совместно с другими издательствами небольшие книжечки, брошюры, какие-то книги, посвященные подвижникам нашего монастыря или его истории. Наибольшую духовную ценность из всех выпущенных нами книг имеет издание, осуществленное совместно с Троице-Сергиевой лаврой, – «Жизнеописание игумении Феофании (Готовцевой)», посвященное основательнице нашего монастыря. Оно ценно главным образом передачей опыта монашеской жизни и для насельников монастырей, и для стремящихся жить по христианскому закону.

Недавно у нас вышел основательный труд, посвященный истории нашей обители. Собственно, подобная книга была до революции, но она отражает историю до 1887 года. Автор того труда Софья Снессорева писала историю монастыря по воспоминаниям и епархиальным архивам, относящимся к XIX веку. Там же есть первоначальная история обители, относящаяся к тому периоду, когда монастырь был на другом месте, в Смольном. В нашем труде авторы доработали историю начала XX века и послереволюционный период. В эту книгу вошло много информации о репрессированных духовенстве и монахинях, полученной из архивов, рассказана история закрытия монастыря. История обители в советский период – это история госучреждений, занимавших монастырь.

– Работой в архивах занимается кто-то из сестер?

– Для книги, посвященной истории нашего монастыря, часть материалов подбиралась матушкой Иларионой, которая была благочинной монастыря, а сейчас настоятельница в другом монастыре. Она писала дипломную работу в Свято-Тихоновском университете, посвященную истории обители. Это интересная работа, в ней были обобщены уставы монастыря, приводится много статистической информации. Но, в основном, книга – это труд светских ученых.

– Матушка, как начинался лично ваш монашеский путь?

– Монашеский постриг я приняла по благословению старца Николая Гурьянова, который и благословил меня на этот путь. В наших духовных школах было много примеров, которые вдохновляли встать на путь монашеской жизни. Наш духовник – ныне почивший архимандрит Кирилл (Начис) – был узником сталинских лагерей, в которых провел около десяти лет. Он меня постригал в монашескую мантию. Кроме того, я, как и многие из сестер, была прихожанкой Троице-Сергиевой пустыни, настоятель которой игумен Николай (Парамонов) являл нам очень хороший пример монашеской жизни и наставлял нас к ней. Собственно он и рассказал о таких старцах, как архимандрит Иоанн (Крестьянкин), протоиерей Николай Гурьянов. Мы очень признательны батюшке и за эти рассказы, и за добрые советы. Отец Кирилл последние годы своей жизни проживал в нашем монастыре, окормлял наших сестер до своего последнего часа и похоронен в нашей обители.

– Это он выбирал вам монашеское имя?

– Да, имя выбирал он. Мы с батюшкой были знакомы еще с тех пор, когда я трудилась в духовной академии. У меня, конечно, были свои мысли и желания, но монашество начинается с того, что человек отсекает свои мысли и желания. Батюшка назвал меня в честь мученицы Софии, память которой празднуется 17/30 сентября. При постриге он сказал, что мне не случайно дано такое имя. Впрочем, в Церкви ничего не бывает случайного.

– Кто для вас является идеалом женского монашества?

– Во Христе нет ни мужеского, ни женского пола. Поэтому и в монашестве идеалом может быть кто-то из монахов. Для меня всегда примером и образом монашеской жизни и моим небесным покровителем был преподобный Сергий Радонежский. Но если все-таки говорить о каких-то примерах женского монашества и не возвращаться к древностям, а обратиться к современникам, то это, конечно, матушка Феофания, основательница нашего монастыря. Она была высокой духовной жизни, святой жизни. С одной стороны, люди совершали свой монашеский подвиг в простоте, а с другой – нельзя говорить, как сейчас слышны часто мнения, что XIX век был временем упадка. Утверждают, что не было внутреннего делания. Вот только один факт: в библиотеке Санкт-Петербургской духовной академии находятся переписанные от руки каллиграфическим почерком книги одной из послушниц нашего монастыря, преподнесенные в дар игумении Феофании и в дар ее сподвижнице-казначее монахине Варсонофии «Слова Ефрема Сирина». Эту и подобные ей книги читали ежедневно за трапезой. В то время это было понятное всем чтение. Я думаю, что в современном мире всеобщей грамотности это далеко не всем понятная литература, которая может питать и назидать в каждую минуту. Кроме того, у нас имеется книга Симеона Нового Богослова с дарственной надписью – подарок нашему монастырю оптинского старца Моисея. Это книги, по которым жили. Другое дело, что на каждом углу не говорилось, что наша цель – умное делание и исихазм, о чем много говорится в современном мире, но при этом мало делается. На тот момент это была всеобщая практика. О повсеместном же распространении в то время умного дела даже среди простого народа говорит книга «Откровенные рассказы странника духовному отцу». Когда надо было о чем-то свидетельствовать – свидетельствовали, а так молитвенное делание совершали «затворив двери». Книги, которые мне легли на сердце и до сих пор вдохновляют на монашеском пути, это «Жизнеописание игумении Арсении» (это настоятельница Усть-Медведицкого монастыря) и «Жизнеописание игумении Таисии» (духовная дочь праведного Иоанна Кронштадтского). Это глубокие и проникновенные книги фактически о наших современницах. Я привожу в качестве примера игумений, потому что всякому служению требуются свои примеры, назидающие лично тебя. Вдохновляют жизненные примеры подвижниц начала XX века, матушки Марии Гатчинской и других. Возьмите книгу «Женская Оптина» – про Аносину пустынь. Какие там удивительные примеры жизни насельниц, монахинь, которые в советское время тайно несли свой подвиг! Там есть и прозорливицы, и подвижницы, и исповедницы веры.

– В чем особенность женского монашества?

– При том, что нашему земному существованию неизбежно свойственны какие-то конкретные формы и особенности выражения того или иного христианского служения, мы не должны забывать, что монашеский чин – образ чина ангельского. Святые отцы, часто нисходя к немощи, свойственной женской природе, тем не менее никогда не принижали и не облегчали той меры ответственности, которая возлагается на женщину в монашеском постриге. С этой точки зрения, женское монашество ничем не отличается от того подвига, который свойственен монашеству мужскому. В городах в мужских монастырях сейчас делается большой акцент на пастырском служении, духовном окормлении прихожан, миссионерстве. В этом смысле женские монастыри более закрытые, в них больший акцент на внутримонастырской жизни. Хотя, конечно, опыт очень разнообразен.

– Матушка София, скажите, тяжело быть игуменией?

– А где человеку вообще легко? Тяжесть игуменского креста можно понять, если внимательно почитать чин монашеского пострига рясофорного и в мантию. Новопостриженную вручают старице, в нашем монастыре, соответственно, игумении. Игумения в этом случае является для всех старицей при постриге. В чине пострига есть такие слова, адресованные к старице: «Чтобы ради нерадения твоего не погибла душа этой сестры новопостриженной». Это большая ответственность – понимать, что от твоего слова или от твоего нерадения кто-то может погибнуть. В каких-то особо тяжелых случаях осознаешь, и об это пишут святые отцы и подвижники современные, что игумения несет за сестер ответственность в той мере, в которой они оказывают послушание. Но, как это бывает и в обычной семье, мать не станет меньше страдать, если ее родные чада, не слушаясь, куда-то не туда идут или что-то не то делают, болеют физически или духовно, пока растут. В монашеской жизни то же самое. Игумения все равно переживает, если ее чада не туда идут, если отправились «на сторону далече», как блудный сын из евангельской притчи. Если брать даже такие крайние ситуации, когда кто-то уходит из монастыря, все равно переживаешь за этих людей: где они, что с ними, не погибли ли они физически или духовно? Сложность быть игуменией заключается в том, что всегда приходится давать ответ на конкретные ситуации. Святые игумении давали святые ответы. А нам как дать единственно правильный ответ?

Вот мы читаем святых отцов. Это всегда, как правило, ответы конкретному человеку в конкретных условиях. Хотя святитель Игнатий (Брянчанинов) и пишет, что его поразило единомыслие древних отцов, но это было единомыслие в глобальном плане, а в конкретных ситуациях жизнь человеческая в монастыре – это жизнь по послушанию. Вот, например, чтобы отойти ко сну, человек берет благословение. Другой бы уже семь раз заснул, а на послушника сошло семь венцов за то, что без благословения не лег спать.

Для меня это очень большая сложность – дать единственно правильный ответ. Старец Силуан Афонский в беседе с одним подвижником, приехавшим на Святую гору с Кавказских гор, спросил его: «Как говорят совершенные?» Тот задумался и ответил, что не знает, и спросил ответа у преподобного Силуана. А Силуан Афонский сказал удивительную вещь: «Я думаю, что совершенные ничего не говорят от себя; они говорят то, что им откроет Дух Святой». Я задавала старцу вопрос: что делать в практической жизни тем, кто так не живет, ведь и игумения должна отвечать даже на простые жизненные ситуации? Мне было сказано, что давать ответ нужно хотя бы от книг и святоотеческих поучений. Иногда приходится давать ответы обобщенного характера, предлагать человеку самому помолиться и подумать. Приходиться молиться за сестру, чтобы Господь ей открыл.

Например, приходит человек, который поссорился, и спрашивает, как попросить прощения. Сестра может сказать, что не знает, за что должна просить прощения, хотя понимает, что формально должна это сделать. Говоришь: иди помолись, чтобы тебе Господь открыл. Но прощения просить надо, потому что в самом исполнении заповеди Божией уже скрывается духовное оружие. К сожалению, люди зачастую хотят получить ответ не потому, чтобы исполнить заповедь Божию, а просто для снятия с себя ответственности, прикрыться благословением.

У отца Софрония (Сахарова) есть простая, но глубокая мысль: «С того момента, как духовник благословил вам что-то сделать и вы согласились, это становится вашим решением, и вы лично несете за него ответственность».

– Матушка София, вы преподаете в Санкт-Петербургской духовной семинарии. Что вы преподаете?

– Я преподаю предмет, который находится в пограничной области моей светской специальности и нынешней деятельности. Он называется «Правовое положение прихода». Преподавать меня пригласил владыка ректор – епископ Амвросий Гатчинский. Моя преподавательская деятельность длится всего полгода. Делать какие-то выводы еще рано. Может быть, меня выгонят в конце учебного года, скажут, что дети ничему не научились. (Смеется.)

Для себя я вижу несомненный плюс от преподавания. Приходится готовиться к лекциям, в связи с этим просматриваешь какие-то материалы, до которых у меня, как у игумении, не дошли бы руки. Приходится быть в курсе последних правовых актов, участвовать в подготовке каких-то правовых документов. С другой стороны, до нынешнего преподавания у меня имелся опыт подобной работы и церковного служения в качестве юриста, и есть чем поделиться. Даже будучи настоятельницей монастыря, мне пришлось решать достаточно много правовых вопросов, связанных с передачей зданий. Я не говорю, что у меня какой-то исключительный опыт, подобную практику имеет любой настоятель и наместник монастыря. Но у меня есть возможность обобщить эту практику с правовой точки зрения и поделиться ею. Завтра семинаристы попадут на приход, и многим из них придется столкнуться с подобными вопросами. Ну и, в конце концов, такие вещи, как устав прихода, епархии, каких-то учреждений Патриархии, – это то, что должен знать любой священник, а не только настоятель. Может быть, кто-то из выпускников семинарии будет нести служение в епархии, связанное как раз с таким кругом вопросов.

– Игуменское служение подразумевает достаточно широкий круг общения. За то время, что вы являетесь игуменией, как, на ваш взгляд, изменилось отношение мира к клиру?

– Конечно, очень сложно дать точную оценку. В восприятии ситуации много субъективного, основанного даже не на личном опыте вчерашнего общения с прихожанами. Вот когда наш монастырь только открылся, на первое праздничное Рождественское богослужение пришло 40 человек. Я помню, как сама ходила во время богослужения с подносом и собирала милостыню. Вся милостыня этих 40 людей вмещалась на этот поднос, и больше всех жертвовали бабушки, которые еще и после службы оставляли свои пенсионные копейки. Сейчас у нас на Рождество совершается две Божественных литургии – в большом соборе ночью, где народ причащают из пяти чаш, утром тоже полный храм народу. Объективно – людей стало в церковь ходить больше. Судя по литературе, которую покупают в церковной лавке, складывается впечатление, что это как минимум уровень богословского факультета Оксфорда: влет расходится византийская серия, святоотеческая литература. Но меня несколько настораживает отношение современных христиан к тому, что они хотят получить от Церкви. Мне кажется, увы, теряется дух жертвенности, который был лет десять-двадцать назад. С одной стороны, он теряется из-за того, что большая волна пришедшего в Церковь народа – люди малоцерковные. С другой стороны, из тех, кто пришли в Церковь лет десять-двадцать назад, многие уже сами стали священнослужителями или ушли в монастыри. А посмотреть, например, на паломничество. Просто толпы людей перемещаются по стране битком набитыми автобусами, святые источники из берегов выходят, а в реальной жизни – и я не перестаю обращаться по этому поводу к нашим прихожанам – уходит такая добродетель, как жертвенность. Все меньше людей хотят остаться после службы и прибраться в храме, отнести продукты больной прихожанке и помыть ее или просто перестают интересоваться, куда пропал человек. Люди не готовы пожертвовать своим временем, чтобы пойти и помочь нуждающимся. Я заметила, что сегодня многим легче пожертвовать деньгами, нежели каким-то личным участием в жизни другого человека. У нас недавно одну старую монахиню надо было забрать из больницы, но так случилось, что все монастырские машины были заняты. Я попросила священника обратиться к кому-нибудь из прихожан. Закончилось тем, что наняли такси. Сегодня большинство людей приходят в Церковь за религиозными впечатлениями, духовным комфортом и благами. А жертвенность как благо вообще не воспринимается.

– А как проходит ваше общение с прихожанами?

– В силу своего положения и занятости у меня нет возможности много общаться с прихожанами. В основном у нас проходят встречи на престольные праздники и праздники нашей воскресной школы. Многие из прихожан – это родители воспитанников нашей воскресной школы, школы дополнительного образования и начальной школы. Эти встречи проходят не в формате вопросов-ответов, но какие-то вопросы обсуждаются.

– Скажите, матушка, как развивается ситуация с незаконным строительством высотного здания вблизи монастыря?

– Здание как строили, так и строят. При той правовой ситуации, которая сегодня существует, непонятно, кто должен выступать с исками о нарушениях, куда эта ситуация будет развиваться. Формально строительство этого высотного комплекса базировалось на культурно-исторической экспертизе, которую провела одна из петербургских архитектурных мастерских. Большинство специалистов, включая членов экспертного совета при Росохранкультуре, считают, что эта экспертиза не отвечает требованиям законодательства и общепринятым нормам градостроительства. Сложность в том, что архитектурно-историческая и культурно-историческая экспертиза в очень значительной части носят оценочно-вкусовой характер. Объективные критерии очень сложно установить. Скажем, большинство людей утверждают, что визуальное восприятие трех памятников, в том числе нашего монастыря, серьезно пострадало и искажено. Архитекторы, которые делали экспертизу, считают, что не только не искажено, но столь грандиозным сооружением даже подчеркнуты архитектурные формы обители. Может быть, им кажется, что на фоне этого уродца наши здания смотрятся красиво. На этой экспертизе и базировалось решение городских властей о строительстве высотного здания.

Если Росохранкультура и Министерство культуры все-таки дадут объективную оценку ситуации и сделают из нее соответствующие выводы, а вместе с ними и прокуратура, то вопрос может быть кардинально пересмотрен. Но это не компетенция монастыря, который не может выступать истцом по этому делу. Собственно, Церковь как была во всех смыслах отделена от государства, так и осталась.