Реаниматолог-миссионер

Хороший дом, тихое семейное счастье — примерно так видится достойная и спокойная пенсия военнослужащего. Но начальник отделения реанимации 32-го Центрального военно-морского клинического госпиталя, полковник медицинской службы, заслуженный врач РФ Сергей Шестопалов по-своему видит завершение военной карьеры. Еще во время службы Сергей Семенович по зову сердца стал православным миссионером. Отдав долг Родине, сейчас он молит Бога о возможности послужить Ему.

– Я закончил в 1977 году Ленинградскую Военно-медицинскую академию. Думал, что буду академиком, а оказался на Севере, на атомной подводной лодке. За шесть лет службы было много походов, связанных с ответственными правительственными заданиями, был в известных и неизвестных горячих точках. На флоте во время автономного плавания принято вести календарики: день прожил, — дату зачеркнул – и приблизился момент встречи с Родиной и любимыми. Потом понимаешь, что это были не зря прожитые дни — два с половиной года под водой из шести лет службы в подводном флоте. После службы вернулся в академию, где учился по специальности анестезиология, реаниматология — горячая специализация, трудная в медицине, когда имеешь дело с людьми, находящимися между жизнью и смертью.

С 1985 года и по настоящий день служу в Центральном военно-морском клиническом госпитале в Московской области в должности начальника отделения реанимации. За годы службы участвовал в оказании специализированной анестезиологической и реаниматологической помощи во время боевых действий в горячих точках Баку, Абхазии. В госпитале проходили лечение и реабилитацию раненые в Афганистане и Чечне. Боевая травма обязывала постоянно совершенствоваться по своей специальности вместе с совершенствованием оружия. За годы работы и службы в Центральном госпитале ВМФ стал Главным реаниматологом ВМФ, Заслуженным врачом России, кандидатом медицинских наук, врачом высшей категории, полковником медицинской службы.

Моя многолетняя работа в реанимации подвигла меня к осознанию того, – хотя я и не давал себе в этом отчета – что я упускаю в спасении жизней моих больных что-то важное.

– Когда это понимание пришло?

– Лет пятнадцать назад. Первое время об этом не задумывался, все-таки был некий стресс и возбуждение от того, что попал работать в главный госпиталь флота. А потом, когда уже освоил все азы работы врача-реаниматора, начал понимать, что чего-то не хватает.

Хочешь вылечить больного из всех сил, как Икар машешь крыльями, ищешь что-то, и глаза поднимаются к небу. Моя бабушка, Ольга Васильевна, с детства мне заложила основы православной веры, я с ней ездил в храм. И эти зерна, посеянные бабушкой, дали плоды, когда я сам начал молиться Богу и просить помощи в лечении моих больных. Начал вести достойную жизнь, чтобы Господь слышал мои слова. В богоборческий период было сложно, а уже с девяностых годов можно было приглашать священников в больницу, чтобы исповедовать, соборовать, причащать и крестить больных. А поскольку я был начальником реанимации, то у меня было больше свободы в этом плане.

Тогда Бог являл свою милость, и врачи недоумевали, когда больной по всем медицинским показаниям должен был умереть, а вместо этого выжил. Мало кто из врачей знал, что за таких больных родственники усердно молились, приступали к таинствам вместе с теми, за кого просили. В такие моменты начиналось настоящее выздоровление: когда появлялся духовный компонент, приходила помощь Божья и Его угодников.

Я это подтверждаю как врач-практик, не скрываю, говорю об этом не только коллегам в госпитале, но и во время различных встреч и конференций. К этим словам прислушиваются, потому что мой врачебный опыт заслуживает уважения.

Были случаи, когда за несколько часов до смерти человек принимал крещение, даже два мусульманина были крещены в нашей реанимации. Наши врачи стали относиться к этому трезво, понимая, что пришло время осознавать исинные ценности.

– Как у людей, находящихся в пограничном состоянии, происходит вспышка веры?

– Сама по себе смерть для больного зачастую неожиданна. Все-таки большинство из нас постоянно находится в том состоянии, когда мало пекутся о душе. Тем более, мало кто осознает, что нахождение в реанимации — это весточка от Бога о том, что надо подготовиться к возможному переходу в мириной. За время своей работы я обнаружил, что люди не понимают этого. Вот это отсутствие знаний о Боге, о своей душе, о той ситуации, в которой они находятся, — гром грянул, а они не услышали – вызывает жалость.

Когда человек умирает ему плохо, он слабеет, закрывает глаза и не понимает, что умер. Мы знаем много рассказов, описанных в житиях святых, книгах, фильмах, когда человек видит со стороны свое тело. Он недоумевает, что произошло, не понимая, что он умер. Потом, когда удается его спасти, восстановить ритм сердца, он спрашивает, что с ним было.

У меня было немало историй, когда больные приходили в себя в реанимации (один вообще лежал восемь месяцев без сознания) и рассказывали, что видели со стороны, как с ними работают врачи, могли повторить слова и действия каждого доктора. Они помнят, что с ними было, говорят, что смотрели как бы сверху на происходящее, что видели ангелов, в виде красивых юношей, которые смотрели на них с любовью и т.д.

Когда я впервые услышал такие рассказы, то приходила мысль, что эти видения могут быть вызваны воздействием медикаментов. Потом у меня было несколько воинов, воевавших в Афганистане и Чечне, которые теряли сознание во время контузий и позднее описывали похожие состояния.

Переживание такого опыта производит на человека большое воздействие. Говоришь ему, что это душа твоя смотрела на тебя со стороны, ты пережил момент, когда должен был расстаться с жизнью. Но Господь тебя оставил жить, потому что ты еще нужен здесь, но при этом открывает тебе Себя и показывает существование другого мира.

– Какой процент людей, вернувшихся к жизни после реанимации, обращаются к Богу?

– Этот процент мог бы быть значительно выше, если бы больного от начала и до конца — от момента поступления в госпиталь и до выписки – сопровождали православные сотрудники.

Если в середине восьмидесятых об этом вообще не могло быть речи: только в при внимательном наблюдении можно было заметить, что кто-то молится перед предстоящей операцией. Сегодня воцерковляются не только больные, но и их родственники. Вот наша реанимация на десять коек, и за год через нее проходит около тысячи человек: тех, кто лежит не несколько часов, а несколько дней. Со всеми стараешься провести душеполезные беседы. Многие понимают, что без помощи Божьей ничего не делается. Следующий момент, который трогает родственников и открывает им глаза, — это бескорыстное отношение и желание помочь, сострадание к больному.

Что происходит с людьми, когда у них разбит позвоночник, сепсис тяжелый протекает? Как рождается вера у таких беспомощных и в то же время часто озлобленных на армию и властей людей? А тут еще их отчаявшиеся родители, которым не хватает средств и негде жить, чтобы быть рядом. Когда потихоньку начинаешь объяснять такому раненому, что он выполнял священный долг, что он исполнил служение людям не щадя своей жизни, и что Господь сказал, что «нет выше той любви, чем жизнь положить за други своя», на глазах происходит формирование личности, у человека внутри загорается величие духа.

Многие солдаты у нас в госпитале крестились и благодаря этому выкарабкались из тяжелых недугов. Многие выживают только благодаря благодати Божьей, получаемой в таинствах. Но это происходит не за один день. У нас был раненый, который поступил капитаном, а выписался подполковником, – за это время он стал верующим человеком. Были два матроса, которые пролежали в госпитале три года. Они не просто уверовали, а стали помогать миссионерствовать.

Для кого-то встреча с Богом происходит тогда, когда ему раскрываешь смысл его воинского подвига. Важно просто поговорить с солдатом о нем, о жизни, о Боге, потому что такие беседы помогают намного облегчить страдания. Иногда на это не хватает времени и сил, но такие беседы нужны. Из этих раненых ребят, которые пособоровались и причастились, некоторые умирали и знали об этом, но мы им говорили, чтобы держались достойно, потому что они на особом счету у Бога. Кто-то, чувствуя свою близкую кончину, сам просил причаститься. У нас хорошая молодежь, просто этим ребятам нужно правильно рассказывать о смысле их жизни и поступков.

Иногда молишь Бога, чтобы помог вразумить боевого офицера, бывшего коммуниста, принять крещение перед смертью, потому что как врач знаешь, что он скоро умрет, а он этого еще не понимает. И когда получается, то такие военные просят быть их крестным отцом. Вот у меня человек двадцать крестников уже есть, и еще восемь крестились перед смертью.

– Почему среди врачей, которые в силу профессии чаще других сталкиваются со смертью, видят, как душа покидает тело, как бьется жизнь в человеке, так немного верующих?

Не у всех врачей есть возможность бывать в реанимации. Больше других с сакральной стороной смерти сталкиваются реаниматологи. Начни я двадцать пять лет назад рассказывать, что больные во время клинической смерти общаются с ангелами, что было бы? Во-первых, меня бы сразу уволили. Во-вторых, отправили бы в психушку.

Главное объяснение такого явления — это то, что мы воспитывались в атеистическом духе, а многие врачи видели в профессии свою личность, которая сама спасает человека, а не Бог. Бывает, что вокруг хирурга, успешно делающего операции на сердце или мозге, складывается некий ореол спасителя. Вот это «Я» и гордость, которые входят в человека незаметно вместе с клятвой Гиппократа, формируют ложное представление. Это такая тонкая подмена, которую трудно заметить. Люди живут с убеждением, что именно они, а не Бог, решают судьбы других людей.

Сейчас все больше врачей, по крайней мере в нашем госпитале, становятся православными и профессиональные успехи оценивают по-другому. Вот смотришь на такого врача и вспоминаешь, как он радовался, как ребенок, если удавалось кого-то спасти: «Это я. Я сделал!» – а сейчас уже говорит: «Бог помог».

– Как молитва помогает врачу в работе?

Я знаю хороших хирургов признающих, что Господь дает им мастерство, и понимающих, что есть помощь свыше. Представьте, в советское время перед операцией собрались хирург, анестезиолог, медсестра, два ассистента, обработали операционное поле. Хирург, спросив, все ли готовы, произносит «Ну, с Богом!» и перекрещивает скальпелем оперируемое место. Это был Александр Львович Левчук – ведущий хирург нашего госпиталя, а потом Главный хирург ВМФ. Вот ему Господь помогал, и это было показательно для всех, потому что он хорошо оперировал. После его операций больные всегда лучше выздоравливали, все старались попасть к нему. Славу ему Господь давал не тщеславия ради, а на пользу людям. Я вспоминаю святителя Луку (Войно-Ясенецкого), крестившего операционное поле, или других врачей, рисующих крестик йодом.

Когда врачи молятся, появляется особая уверенность в том, что они делают. Я это знаю по себе: когда поступает новый больной, то делаешь, что положено, а сам мысленно разговариваешь с Богом. Вместе с Ним просишь о помощи святых, святителя Луку, который был светилом и профессором в медицине.

Многие из врачей-хирургов госпиталя общаются к святителю святителю Луке за помощью в лечении больных. В прошлом году в нашем госпитале впервые за всю историю военно-лечебных учреждений Министерства Обороны нам удалось провести научно-практическую конференцию, посвященную духовному и врачебному наследию святителя Луки. Она состоялась 11 июня в День его канонизации Русской Православной Церковью. На конференции собрались как ученые, врачи, так и священники. Для многих врачей жизненный подвиг святителя Луки стал личным открытием. Но еще более удивительно, что в зале были современники святителя: врачи-хирурги и врачи-ученые, некоторые из которых стали священниками. В этом году усилиями начальника госпиталя полковника медицинской службы Мануйлова Владимира Михайловича, заместителя начальника госпиталя по научной работе полковника медицинской службы Марчик Валерия Владимировича, также 11 июня готовится проведение второй конференции, посвященной святителю Луке.

– При госпитале есть храм?

– В самом госпитале храма нет, но есть рядом. А в фойе главного зала госпиталя мы сделали красный угол, в котором находятся подаренные нам иконы. У людей есть возможность помолиться и поставить свечки, многие больные приходят сюда перед операцией, врачи заходят перед работой. Сейчас люди уже понимают, что утратили, и вера потихоньку обретается снова. У нас все больше врачей, которые не только не скрывают свою православную веру, но и советуют больным молиться побольше, поисповедаться и причаститься перед операцией.

Мы освятили отделения, на постах, в ординаторских и палатах есть иконы. Когда в госпиталь большим потоком стали поступать раненые, мы стали сотрудничать с храмом Христа Спасителя. Под руководством протоиерея Михаила Рязанцева священнослужителями и сотрудниками храма для раненых, больных и сотрудников госпиталя проводятся концерты, поездки в музеи, поздравления раненых на Рождество и Пасху, освящение отделений и помещений госпиталя, оказание материальной помощи расходным имуществом по уходу за больными. Священники и православные врачи помогают раненым и больным обрести духовную составляющую своей жизни, спасительную сущность Православной Веры. Так называемая коррекция «афганского и чеченского синдромов» в душевном и нервно-психическом состоянии раненых и больных врачами не мыслится без участия Церкви. Это проверено опытом лечения таких больных.

– Когда больные рассказывали мне о пережитых состояниях клинической смерти, мне самому не хватало знаний, чтобы объяснить им, что с ними было. Тогда и родилось желание получить высшее богословское образование.

С годами становишься не только профессионалом в своей специализации, но и невольно психологом, соприкасаясь с душевными переживаниями человека. Это само по себе великое дело, когда Господь дает тебе такое призвание – врачевать людей. Если бы мне сказали, что мне удастся спасти от смерти хотя бы одного человека, но для этого надо учиться десять лет и потом еще всю жизнь совершенствоваться, я бы согласился. Потому что когда спасаешь человека от смерти, то Господь дает пережить такую неописуемую радость соучастия в спасении жизни.

Сегодня очень изменился спектр заболеваний. Если раньше это были инфаркт миокарда, пневмония, сахарный диабет, стрессы и волнения, гипертония, то есть то, что неизбежно даже при благочестивом образе жизни. Огнестрельные ранения проходили по секретной отчетности даже во время афганской и чеченской компании, когда к нам самолетами доставляли раненых, не было такой номенклатуры отчетности. Сейчас огнестрельное ранение и ДТП — это норма. Наркоманы стали прямо под госпиталем вводить себе предельные дозы для большего кайфа – в надежде, что их успеют откачать. Много стало болезненных состояний, вызванных безнравственным образом жизни.

Несоблюдение постов, невоздержание сильно сказывается на деятельности организма. Особенно в праздники, когда гуляют несколько дней подряд так, что потом попадают в реанимацию с острыми приступами панкреатита. Когда я заметил, как меняется спектр заболеваний, оглядываясь на свой 25-летний стаж в реанимации, подумал, что нужно заниматься духовным и нравственным здоровьем пациентов.

В 1995 году я уже поступал заочно на миссионерский факультет. Была забавная ситуация: в вестибюле университета много родителей переживало в ожидании списков о поступлении своих детей. А со мной были две дочки, они были единственными детьми, переживавшими за поступление их отца. Но тогда был очень напряженный момент в работе, связанный с командировками и уходом из госпиталя гражданских врачей. Я проучился один год и больше не смог. А когда стало полегче, в университете как раз появился факультет дополнительного образования, я снова поступил. Сейчас я заканчиваю университет, и моя служба подходит к концу. Для меня открывается новый мир. Получив системное образование, знаешь, что делать. Не растеряешься. Я рад, что Господь дал мне такую возможность, будучи действующим офицером учиться заочно.

Вообще учеба в университете очень сильно повлияла на мою жизнь, общение с преподавателями помогло окончательно сформировать самосознание, глубже понять истинный смысл Евангелия, таинств и церковных служб. Через все предметы, которые я изучал, проходит связь с Богом. Здесь все по-другому, сразу обретаешь правду, нежели та фальшь, которую я чувствовал в университете марксизма-ленинизма. Медицина — это очень узкий сегмент, изучающий тело и реакции человека, но ведь в том же сердце не только течет кровь, но живет Бог и находится Царство Небесное. Жалко, что в стране, где очень сильно распространен кризис личности, такой университет один. Необходимо больше богословского опыта.

– Каким смыслом наполнила вашу жизнь миссионерская деятельность?

Так получилось, что все это время я учился тому, чтобы непосредственно спасать людей. Сама медицина быстрее других приближает к этому. Через сострадание, через любовь, которая рождается от этого, быстрее приходишь к Богу. Мы в более выгодном положении, чем люди других профессий.

Я все время спешу на мой боевой пост, на свое служение. Поняв свою необходимость и полезность человеку в духовно-просветительском плане, уже живешь по принципу: «не важно, устал или нет, но кроме тебя этого делать никто не будет». Я не пытаюсь себя как-то особо позиционировать, но если бы все врачи были такими и любой мой дежурный врач мог подхватить это знамя подготовки человека к духовной жизни, деликатно вдохнуть в него веру, помочь разумно и постепенно прийти к Богу.

Я хочу заниматься просветительской деятельностью среди больных после окончания Свято-Тихоновского университета и увольнения со службы, но пока я тружусь на этой ниве в госпитале. Это уже неотъемлемая часть моей жизни, и по-другому я ее не рассматриваю, кроме как служение людям и Богу. Это служение уже стало не просто ответом-порывом на евангельский призыв, а прочувствованным и пережитым.

В военных госпиталях еще есть отпечаток коммунистического прошлого, выражающийся даже в том, что на приход священника причастить больного можно услышать: «Таких директив пускать и причащать еще не было». Поэтому без работы я не останусь, поле деятельности большое. По окончании воинской службы молю Бога дать мне возможность стать из военного священнослужителем и продолжить служение в Церкви.