Сказание о взятии Вавилона

Вавилон осадили персидско-мидийские войска под предводительством Кира. Великий город, названный «столицей мира», который еще недавно внушал ужас своим врагам, теперь стоял как одинокий утес среди волн бушующего моря. За его мощными стенами, похожими на плиты пирамид, расположился лагерь врагов. Вавилон был оставлен союзниками и вчерашними друзьями, которые примкнули к персам и ждали его падения, чтобы принять участие в дележе сокровищ вавилонских царей – как стая шакалов таится невдалеке от смертельно раненного льва, чтобы насытиться его трупом. Но осажденный город не думал сдаваться. Стены, по которым могли проехать одновременно четыре ряда колесниц, были неприступны для стенобитных орудий. Тараны с медными наконечниками отскакивали от них, как осы, пытающиеся ужалить каменное изваяние.

Осада затягивалась на годы. Огромные сады и парки города жители превратили в поля, которые засеивали пшеницей и ячменем, а воду давал Евфрат, протекавший под железными воротами города и рассекавший его на две части. Река была похожа на главную артерию города. Казалось, что пока Евфрат не сдвинется с места – сердце Вавилона будет биться. Осада больше изнуряла персов, чем вавилонян. Казалось, что брать твердыни Вавилона также невозможно, как поколебать горы или осушить море.

Царь Вавилона пировал в своем дворце, словно забыв, что идет война, которая решает участь династии Нимврода; казалось, что он продолжает праздновать дни своей коронации, которые растянулись на годы. Когда у ворот города звенело оружие, то из распахнутых окон дворца доносились звуки музыки и песен, будто осажденный город уже праздновал свою победу. Жители как бы свыклись с осадой, и Вавилон представлялся им спящим исполином, опутанным паутиной.

Однажды, стража увидела у крепостных стен человека в одежде, облитой кровью, который показывал знаками, чтобы его пустили в город. Его подняли на веревочной лестнице. Вид его был ужасный. У него были отрезаны уши и нос; лицо казалось кровавой маской. Перебежчик рассказал, что он родственник Кира, и тот по ложному доносу, а вернее, опасаясь его как возможного соперника, подверг пыткам. Ему удалось с трудом бежать из лагеря персов. Теперь в его жизни все потеряно кроме одного: желания отомстить Киру.

Его представили вавилонскому царю. Тот принял опального перса с честью, повелев своим врачам лечить его, а затем приблизил к себе. Перебежчик давал ценные советы: как надо бороться с персами, где слабые места в их лагере, откуда можно ожидать приступов, какие ворота города надо особо защищать и т.д.

Он вошел в полное доверие царя. Тот дал ему отряд воинов для ночных вылазок, и он каждый раз возвращался в Вавилон с добычей. Но оказалось, что этот перебежчик на самом деле лазутчик Кира. Он добровольно решил пожертвовать собой ради победы соотечественников, и для этого изуродовать себя.

Разузнав, что нужно о состоянии Вавилона, он вернулся в персидский лагерь. По его совету были прорыты каналы для отвода части воды из Евфрата. Отряд персов прошел ночью по дну обмелевшей реки внутрь Вавилона, не замеченный никем, и затем открыл изнутри его железные ворота.

Город был взят неожиданно, как спящая птица в своем гнезде. Троя пала не из-за мощи Ахилла, а хитрости Одиссея и простодушия троянцев; Вавилон – не от оружия Кира, а от коварства лазутчика и беспечности вавилонян. Троя сгорела дотла, а в захваченном Вавилоне жертвой огня стал только царский дворец. Кир сделал поверженный город своей новой столицей, оставив ему прежнее имя, и даже объявил свою династию потомками Нимврода.

Один из моих знакомых – православный монах выразил недоумение, почему у некоторых модернистов можно найти отдельные статьи и лекции, написанные так, как будто их составил другой человек, преданный Православию; откуда такие метаморфозы? По какой-то ассоциации мне приходит на память рассказ о лазутчике Кира, который должен был помочь завоевателям взять Вавилон изнутри.