Может, кому-то и покажется, что все это демагогия, потому что и так, вроде, ясно, что делать и как проповедовать. Но чтобы понять, насколько все печально, пусть каждый читающий эту статью православный батюшка представит себе небольшой сюжет из жизни. Перед началом, собственно, чинопоследования Крещения крестный и крестная (в наиболее распространенном сегодня варианте Крещения младенцев) должны произнести отречение от сатаны, обеты Крещения и Символ веры. Сюжет до боли знакомый каждому приходскому батюшке. Давайте посмотрим на него с точки зрения СУТИ происходящего: 1) кто произносит, 2) что произносит и 3) как произносит.
1. Следуя неумолимой логике «теории пассивного членства в Церкви», которая по умолчанию принята в священнической среде, крестными становятся люди, которых согласно этой теории называют «невоцерковленными христианами». Конечно, можно понять, что не все знакомы с 80-м правилом VI Вселенского Собора, которое ясно говорит, что человек, избегающий церковного общения, должен быть отлучен от Церкви, потому что три пропущенных воскресных богослужения — это ниже прожиточного минимума и есть основание для отлучения от Церкви, так как мы — крещеные — в Завете с Богом и не можем не участвовать в продолжающейся Тайной Вечере — совместной Трапезе. Но от этого незнания ни крещающему священнику, ни крестным, ни младенцу легче не становится. Каков же истинный канонический статус невоцерковленных христиан, ставших крестными? По канонам, они — отпавшие. Это не оскорбление или унижение личного достоинства, это канонический статус человека, который при этом может быть хорошим человеком, добрым семьянином и т.п. Просто такая констатация факта исходит из того, что евхаристический принцип принадлежности к Церкви Христовой еще никто не отменял, как и постановления Вселенских Соборов! Поэтому ни в одном учебнике по коническому праву, как и в самих канонах, нет понятия невоцерковленных христиан.
Некоторые батюшки (мне приходилось вести сложные разговоры с такими священниками) свое «безграничное снисхождение» к этим людям объясняют любовью. Но где логика такой любви в последовательности слов Иисуса Христа: «…научите все народы, крестя их…» или словах ап. Павла: «ибо Христос послал меня не крестить, а благовествовать…»? Из контекста 1 главы 1 послания к Коринфянам ясно: не крестить так, чтобы появлялись раскольники Павловы, Кифины, Аполосовы. Совершенно очевидно, что апостол Павел следует логике, заложенной в заповедь о Крещении Господом Иисусом Христом: сначала научить, а потом крестить, но не наоборот.
2. А дальше все продолжается по известному определению: лишь бы никого не обидеть и все произнести правильно. Кто из нынешних священников (от них же первый есмь аз), положа руку на сердце, уверенно может сказать, что каждый раз, когда он совершает таинство Крещения, крестные именно исповедуют, ощущая и осознавая свое предстояние перед Богом, а не произносят (потому что так сейчас надо) заветные слова? Мне неоднократно приходилось спрашивать крестных и плотских родителей перед началом собеседования о том, зачем нужно Крещение. В подавляющем большинстве случаев ответы в области сиюминутных телесных и душевных потребностей: от сглаза и порчи, чтобы был ангел-хранитель, чтобы покумиться, чтобы не болел, чтобы имел защиту. И крайне редко можно было услышать ответ, переступавший порог вечности: чтобы стал наследником Царства Небесного!!!
3. Вопрос: с какими знаниями приходят эти люди и какого Бога они будут исповедовать в Символе веры? Они отдают себе отчет в том, что есть их словесное отречение от сатаны, насколько это страшно и ответственно?! А если мы, пастыри, не отдаем себе отчета и свободно формализуем своим попустительством этот важный момент духовной жизни младенца и крестных, то не есть ли это прямое надругательство над Христом, Пролившим кровь, чтобы мы действительно не жили под властью сатаны? Как-то жутковато становится при виде того, с какой беспечностью относимся мы, священники, к этим вещам.
Приведу пример из собственной практики. В нашем храме совершалось Крещение. Наступил ответственный момент, когда крестные должны были торжественно произнести: «Верую Ему (т.е. Иисусу Христу) яко Царю и Богу». Алтарник нашего храма, стоявший у купели лицом ко мне и крестным (он и проводил последнюю беседу с ними), вдруг неожиданно прервал плавный ход богослужения резким вопросом к одному из них: «Почему Вы молчите?» Второй раз этот вопрос задал крестному я.
– Я не верю, что Он Бог.
– Тогда Вы не можете участвовать в таинстве в качестве крестного и должны покинуть это помещение.
– Я скажу все, как надо, — после секундной паузы взволнованно сказал он.
– Нет, так не нужно, уходите.
Как потом оказалось (если верить этому мужчине), однажды его попросили быть крестным младенца в одной из соседних епархий. И когда он чистосердечно поведал священнику о том, что не имеет веры в Иисуса Христа как Бога, тот преспокойно ответил, что это не мешает ему быть крестным… Поэтому мое поведение показалось ему неадекватным.
Дорогие батюшки! Давайте честно спросим себя, сколько людей остается после Крещения и Венчания в наших храмах? Примерно 2 – 5%. Что это, как не парадокс? Эти парадоксы, не побоюсь этого слова, современной порочной практики, возведенной некоторыми в ранг догмата и канона, имеют самое прямое отношение к заявленной теме и мере ответственности за спасение душ людей, о которых нас спросит Пастыреначальник Христос. Эта проблема, которая стала перед нами СЕГОДНЯ во весь рост, так и называется: ВОЗВРАЩЕНИЕ ОТПАВШИХ. Она гораздо шире, чем проблема предкрещального оглашения, хотя и тесно связана с ней. Проблема эта появилась не сегодня, но именно в наши дни она стала восприниматься так остро, потому что спустя 20 лет стихийной практики совершения церковных таинств (без предварительной подготовки) так и не случилось чуда: Русь не стала православной.
Основной вопрос — нерв этой проблемы, — на который мы должны ответить честно: куда идут люди, приходя в наши храмы? В церковные лавки, похоронные и крещальные бюро, места душевного отдохновения, заповедники и хранилища церковных древностей и отечественной культуры? Или они приходят в собрание верующих во имя Иисуса Христа для участия в совместной Трапезе приобщения Святых Таин? Последнее представляется наименее актуальным… для основной части приходящих, заходящих, проходящих.
В связи со сказанным одной из предпосылок нынешнего духовного кризиса в контексте возвращения отпавших можно смело назвать политику организации приходской жизни в Русской Православной Церкви. Вопрос стоит так: по какому принципу сформировались приходы РПЦ за прошедшие 20 лет? Огромное число воцерковленных прихожан, отвечая на этот вопрос, говорят, что их привело в храм какое-то горе, несчастье — личное или семейное. Не то, что они увидели свет духовного маяка в бурном море житейских волн или каких-то любящих до самозабвения членов приходской общины. НЕТ! Я не утверждаю, что все нынешние прихожане именно так и пришли в храм, но таких очень много. Сегодня, спустя много лет, они так и стоят где-то в углу, особенно не вникая в проблемы и беды приходской жизни, и потихоньку вознося к Престолу Божию свои скорби и воздыхания. Одним словом, больница: «…се бо во врачебницу пришел еси…». Они так и ходят в больницу. Но в таком качестве эти прихожане не способны к работе на благо Церкви, не способны дать приходящим свет и тепло, поскольку сами ищут его. Такими людьми полна наша Церковь.
Но мы-то, пастыри, знаем, что это лишь одно из постигаемых в духовном опыте измерений Церкви Христовой, которой она не ограничивается. А задумывался кто-либо из нас, что нормальный приход — это, в первую очередь, община, основанием которой является единство Святой Троицы: «да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино, – чтобы мир уверовал, что Ты послал Меня» (Ин. 17, 21) (т.е. когда они будут в том общении любви, как Мы с Тобой, говорит Христос, тогда мир уверует)? Что это за общение? Это общение любви, а не статичное сосуществование Трех Ипостасей. Любовь — вещь абсолютно практическая, и апостол Иоанн Богослов, чтобы раз и навсегда отнять право рассуждать о любви у тех, кто не имеет ее на деле, формулирует вполне практический критерий любви: «Кто говорит: «я люблю Бога», а своего брата ненавидит, тот лжец: ибо не любящий своего брата, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит» (1 Ин. 4,20)?
Чтобы не уходить в туманные дали спекулятивного богословия, приведу простой пример. Представим себе, что человек полностью прослушал один из курсов современной катехизации, например, в Екатеринбурге, где согласно последнему распоряжению владыки Викентия должно проводить не меньше 12 бесед перед Крещением. Он приходит в храм после красочных описаний богослужения и понимает 10% происходящего. Ладно, проблема церковнославянского языка. Он не понимает самого главного: а где же та любовь, о которой вещали катехизаторы, где она на практике. Даже если бабуля не толкнет локтем в бок, и никто не наступит на ногу, все равно человек так и не поймет, что происходит в этой церкви, где люди молча совершают какие-то телодвижения, куда-то идут (имеется в виду к Чаше) и после окончания молча расходятся в неизвестном направлении. Складывается ощущение, что любовь зависает где-то под куполом, куда не дотянуться без специальной лестницы МЧС…
А ведь Сам Христос ставит единство общины, по образу Своего единства с Отцом, условием и залогом распространения веры. Он хотел бы видеть общину именно такой: «как МЫ с ТОБОЙ едины»! То есть люди уверуют, если увидят эту самую общину! Чем она для них является? Светом во тьме и якорем спасения. А если общины нет, тогда налицо отсутствие важнейшего принципа организации церковно-приходской жизни. Это принцип единства веры и жизни по любви. Смею утверждать, что пока этого единства не будет, основная часть крещеных так и будет идти в наши храмы как в бюро ритуальных услуг…
Существует опасная игра цифрами. У нас в стране 80 процентов православного населения, говорим мы. И что есть их православие? Может быть, они просто в поиске культурной идентичности? А если они начинают утро не с молитвы Богу, а внимая и следуя астрологическим прогнозам? Если образ жизни основной массы крещеных людей продолжает оставаться языческим по сути, далеким от молитвы и Причащения, может быть, стоит отказаться от перечисления результатов социологических опросов для легитимизации вхождения Церкви в школу — и так уже впускают!
Тот факт, что в стандарте годового епархиального отчета, предложенного Патриархией, в разделе катехизации весь упор делается на ОПК, красноречиво говорит, что проблема возращения отпавших еще не осмыслена в масштабах как отдельно взятой епархии, так и всей Русской Церкви. И владыка Меркурий, вселивший в нас надежду своими словами об общеобязательной предкрещальной катехизации, впервые прозвучавшими с высокой трибуны в его программном выступлении на XVIII Рождественских чтениях, тем не менее, ничего не сказал о возвращении миллионов крещеных и, — простите за откровенность! — выброшенных нами за борт церковной жизни наших соотечественников.
Мало кто поверит, что впервые о проблеме возвращения отпавших в Церковь нам поведали… англикане. Именно они на общецерковной Миссионерской конференции в Москве в 2006 году поделились с нами — православными миссионерами — опытом реализации знаменитого «Альфа-курса». Не хочется вспоминать те грустные дни… Как откровенный противник данного протестантского проекта с его неотъемлемыми «уик эндами со Святым Духом» могу сказать, что лишь в некоторых деталях этого курса, заимствованных из практики раннехристианских общин, я увидел свет в конце тоннеля проблемы возвращения отпавших.
Поскольку речь, по большому счету, идет о катехизации, только направленной на возвращение отпавших от Церкви, кратко укажу на основные недостатки, присущие почти всем современным проектам по возрождению катехизации как таковой.
Ущербность современной катехизации в том, что она основана на ретрансляции сведений из Священного Предания Церкви. Эти знания не могут полноценно усваиваться современным человеком по следующим причинам:
1. во-первых, потому что говорящий, то есть катехизатор, должен говорить от опыта, что нечасто встречается в наших храмах, иначе в лучшем случае рабоче-крестьянская аудитория будет иметь «на ужин» неплохо прочитанную лекцию — несколько утомляющее условие допуска к Крещению;
2. отсутствуют предпосылки для переживания истин веры самими слушателями: а) отсутствие диалога; б) отчужденность слушателей по отношению к жизни данного прихода со всеми его радостями и скорбями. На выходе — недовольно утомленные лица отсидевших лекционную пару крестных и родителей, но самое неприятное — после такой беседы, всевозможных пояснений во время совершения Крещения, увещевательной проповеди по воцерковлении — исчезновение всех купно стоящих… до наступления катастрофических ситуаций в семье, до начала проблем со здоровьем ребенка или до венчания и… погребения по православному обряду. Значит, все происходившее сердце не тронуло…
Во избежание подобных недоразумений такое ответственное служение, как катехизацию по возвращению отпавших от приходской жизни было бы неплохо строить в сочетании с:
– совместной трапезой;
– диалогичностью общения, которое может и должно сопровождаться сообщением истин веры и, может быть, даже совместным проведением досуга;
– привлечением к какой-то несложной работе в храме, церковной ограде, подготовке трапезы, других служениях, будь-то подготовка баптистерия и т.п.
Такая катехизация может и должна заканчиваться искренним Покаянием за жизнь, прожитую без Бога, и первым ответственным Причащением!
Речь в данном случае не идет о слепом копировании каких-то протестантских образцов общинной жизни, а о воссоздании общинной духовной жизни в русле православной Традиции, и здесь, конечно, не обойтись без помощи опытного духовника, но это уже тема другого разговора.
Самое главное сегодня — люди! Люди, крещенные нами без подготовки к жизни в ограде Церкви, должны увидеть, что они нам, пастырям, нужны, нужны просто так, как нужен ребенок родителям, которые любят его за то, что он есть. Вот тогда-то начнется истинное пробуждение, когда человек поймет, что он рассматривается не через свой кошелек или лишнюю квартиру, как бывает в сектах, а просто потому, что он сотворен Богом как человек и может быть любим.