Епископ Диоклийский Каллист. Фото: Saint Vladimir’s Orthodox Theological Seminary. |
– Ваше Преосвященство, вас сегодня считают одним из крупнейших православных богословов мира. Но ведь вы выросли в инославной среде?
– Я коренной британец и воспитывался при одном из приходов Англиканской Церкви. Когда мне исполнилось семнадцать лет, я впервые попал на православное богослужение, проходившее в храме Русской Православной Церкви в Лондоне, в Рождественский сочельник, который пришелся на субботний вечер. Служба велась на церковнославянском языке, поэтому я не понимал смысла богослужебных произведений. Но тогда я почему-то ощутил, что это мой дом и что я принадлежу именно к этому собранию. Таким образом, мой первый опыт общения с Православием связан не с чтением книг, а с участием в Божественной литургии. У меня был долгий путь катехизации: прошло шесть лет, пока я присоединился к Православной Церкви.
– Владыка, можно ли сказать, что между той традицией, в которой вы выросли, и Православием существует какое-то отторжение?
– Западному человеку нелегко стать православным. Ведь Православие – это не какое-нибудь ответвление протестантизма, это даже не «римский католицизм без папы». Для западного человека Православие означает целый прыжок в какой-то новый неизведанный мир. Чем больше я узнавал о Православной Церкви, тем больше ощущал, что это именно то, во что я всегда верил всем сердцем. Но я никогда не думал, что все это может быть выражено настолько истинно. Более того, когда я переходил в Православие, я не ощутил, что меняю веру. Скорее, я понял смысл того, во что я некогда несознательно верил.
– Вы осуществляете свое архипастырское служение в интегрирующемся европейском сообществе. Каково, по вашему мнению, место православной веры в объединенной Европе?
– Сегодня очень трудно определить, что именно люди подразумевают под словом «Европа». Известно, что в европейских странах есть множество людей, которые хотели бы вообще исключить христианство из определения этого понятия. Кроме того, мы должны признать, что в большинстве стран-участниц Европейского сообщества практическая сторона христианства развивается очень слабо. Тем не менее я считаю, что христианская вера составляет «душу» Европы. Ведь мы не можем говорить о Европе как символе какого-то единства, «оставляя за бортом» христианство. Здесь уместно упомянуть о месте именно Православной Церкви в обществе. Лично для меня, несмотря на то, что я человек западный, Православие не является чем-то восточным, то есть чужим. Когда я пришел к Православию, я понял, что это и есть истинное Христианство. Для Европы, которая желает говорить о своих христианских корнях, не достаточно говорить лишь о реформистском мире. Мало также говорить только о римском католицизме. Наоборот, нам следует вспомнить именно о Православии, которое является выражением христианской веры в ее истинной и полной форме. Поэтому в православной христианской части византийской цивилизации я вижу европейское наследие.
– Говорят, для западноевропейского ума тяжело постигать наше духовное наследие, а особенно труды таких богословов и мыслителей, как протоиерей Павел Флоренский или, скажем, Владимир Соловьев…
– Это действительно так. Поэтому если граждане западноевропейских стран действительно хотят придти к пониманию глубин христианского учения, они должны пройти через покаяние в буквальном смысле греческого слова «метанойя», которое означает преображение ума. Разумеется, что значительный вклад в развитие цивилизации был сделан Римской империей. Это первое, что приходит мне в голову, когда я думаю о «Римской империи до Христа». Конечно, апостол Павел сказал, что «…ныне вы не под властью закона, но – благодати». С другой стороны, в нашей повседневной жизни мы должны также опираться на западное понятие закона и на западные исследования, сделанные с использованием рассуждающего разума. Таким образом, мы можем сказать, что Запад и Восток являются здесь взаимодополняющими. Несомненно, что полнота Истины лежит именно в Православной Церкви. Но в то же время, для того чтобы православные могли глубже понимать свою веру, им требуется помощь Запада. Так что в будущей Европе, которая будет включать в себя и восточно-европейские страны, большинство из которых православные, должна свидетельствоваться православная вера. Но это свидетельство вбирает в себя понимание важности Ренессанса, важности Просвещения, модернизма. Конечно, нам, православным, следует критически относиться ко всему этому. Но мы должны понимать ту проблематику, которая лежит в основе западного развития. Поэтому я надеюсь, что в Европейском сообществе будет происходить творческий обмен между Православием и Западной традицией.
– Однако, несмотря на наши упоминания о простоте правды, мир Православия очень сложен. Первый отечественный богословский трактат – «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона – сложное произведение. Сергею Аверинцеву для толкования смысла одной только надписи в Софии Киевской пришлось привлечь и эллинистическую философию, и многотысячелетнюю ветхозаветную традицию, и богословие православной Византии. По плечу ли это современному человеку и на Востоке, и на Западе?
– Вы сказали о простоте. Ведь Евангелие само по себе просто. И именно потому, что оно просто, оно и малопонятно большинству людей. То же самое мы можем сказать и о Господе. Спасителя порой трудно понять не потому, что Он сложен, а потому что прост. Но для западного богословия достижение простоты христианского благовестия связано с большими страданиями и переживаниями. Итак, мы стремимся к простоте, а не к упрощенчеству. Я рад, что вы упомянули о соборе Святой Софии в Киеве. Я думаю, что концепция Премудрости Божьей является очень важной для православного богословия. Конечно, своя традиция, связанная с Софией-Премудростью Божьей, существовала в конце XIX–XX столетиях в русском богословии. Ее развивали отцы Павел Флоренский, Георгий Флоровский и известный философ Владимир Соловьев. Эта русская традиция может давать повод и для вопросов. Но если мы обратимся к творениям греческих святых отцов, там также уделяется внимание традиции Софии-Премудрости Божьей, в частности в работах Максима Исповедника. Я думаю, что это именно те понятия, которые мы должны продолжать исследовать. Вопрос о том, что мы понимаем под Премудростью Божьей, является важным для понимания вопроса о том, что стоит за словом Европа? Если мы обратимся к творениям греческих святых отцов, то у них понятие Премудрости Божьей связано, прежде всего, с личностью Господа нашего Иисуса Христа. А у некоторых греческих богословов и со Святым Духом. Однако параллельно с идеей нетварной Премудрости Божьей у некоторых отцов существует понятие сотворенной Премудрости. Кроме того, под Премудростью подразумевают ту "сторону" Бога, которая позволила Ему сотворить этот мир. И вот то качество, которое позволило Богу создать мир, и возвращает его к Богу. Премудрость Божья – это понятие, которое объединяет Господа и Его творение. Это понятие вполне может стать фундаментом для духовного единения Восточной и Западной Европы. Также я хочу добавить, что различия между Востоком и Западом становятся все менее существенными.
– Владыка, мы говорим о прошлом, настоящем, а можно ли спрогнозировать, какие проблемы будут волновать православное богословие наступившего века?
– Для начала следует определить, каким был основной вопрос для православного богословия в XX веке? А затем необходимо отметить, на что более всего обратит внимание богословие XXI столетия. Я думаю, что в XX веке прежде всего стремились определить, что такое Церковь. В те времена экклесиологическими вопросами приходилось заниматься русским богословам эмиграции, когда они стали задумываться над смыслом русской революции. После падения Российской империи Церковь, как национальный институт, полностью утратила свою устойчивость в позициях. Но если мы говорим о государственной Церкви, то что же тогда подразумевается под этим понятием? Рассуждая на эти темы, протоиерей Николай Афанасьев отмечал, что Церковь – это Евхаристическое Тело. И только Литургия создает единство Церкви. Отец Иоанн Кронштадтский сказал: «Евхаристия – это постоянное чудо». Этот же вопрос пришлось рассматривать православным богословам в процессе их участия в экуменическом движении. В этой части отец Георгий Флоровский и философ Владимир Соловьев рассуждали именно в контексте западного христианства. Я думаю, что в XXI столетии вопросы экклесиологии будут сохранять свою важность, но вместе с тем нам предстоит уяснить для себя, что такое человек? Поэтому для нашего времени очень важным являются вопросы христианской антропологии. Сегодня много говорят о таких понятиях, как биоэтика и генная инженерия. Мы, православные, не сможем что-либо дополнить в понимание этих проблем, если не углубим свое понимание в области человеческой личности. Не менее важной проблемой для современного мира остается экологический кризис. Однако его нельзя назвать экономическим, политическим или технологическим. Скорее, это кризис человеческого сердца. Мы утратили истинное понимание отношений между нами как личностями и сотворенным миром. Поэтому я тесно связываю экологический кризис современности с неправильным понятием о человеке как таковом. Если личность исчезает, это становится трагедией. В наше время перед лицом современного мира, прогресса, глобализации и компьютерной революции мы должны подтвердить, что нет ничего более важного, чем личная человеческая встреча с Богом. С этой проблемой я постоянно сталкиваюсь в Оксфорде. Потому что некоторые из моих коллег настолько связали свою деятельность с информационными технологиям, компьютерами, что им некогда даже пообщаться друг с другом.
– Проблема личности была одной из центральных в нынешней конференции *. Вы участвовали во всех заседаниях, выступали с докладами, принимали участие в обсуждении многих тем. Какое у вас сложилось впечатление об уровне конференции?
– Все, на что я надеялся, исполнилось. И даже больше, чем я ожидал. Наиболее радовало то, что многие доклады были очень живые и актуальные. Меня поражает, что в Киеве и вообще в Украине есть много богословов – священников и мирян, мужчин и женщин, которые обладают Божьим даром. Замечательно, что конференция собрала людей из Украины и других стран, а также то, что в конференцию включился Свято-Сергиевский Парижский богословский институт, и здесь выступили декан протопресвитер Борис Бобринский и иеромонах Иов (Геча). Также был рад здесь встретиться с представителем Римско-католической Церкви отцом Михаилом ван Парисом – бывшим игуменом монастыря в Шеветоне (Бельгия). Общий тон конференции был позитивным. Часто, когда мы собираемся на подобные форумы, то обсуждаем проблемы, разделения, разные нестроения. Конечно, у нас есть много проблем, но мы не должны только говорить и думать о них. Нужно рассуждать и о разных возможностях. Ведь в конференции принимало участие много молодых богословов.
– Какое впечатление они произвели, о чем они с вами беседовали?
– Я общался со многими преподавателями и студентами Киевских духовных школ. В частности, они расспрашивали о моей работе в Оксфорде, возможно ли свидетельствовать о Православии в неправославном университете. Они хотели знать о богословских заведениях в Англии. С некоторыми я поделился приятным извещением об основании Православного богословского института в Кембридже. Также я им рассказал о работе в Доме святителя Григория – центре нашего духовного просвещения. Один студент был особенно заинтересован английским писателем Льюисом. Вообще беседы, как вся программа моего пребывания, были очень насыщенными.
– Что нового вы увидели в религиозной жизни Украины?
– Это мое третье посещение. Первый раз я побывал в Киеве в 1988-м году, когда праздновали 1000-летие Крещения Руси. Тогда еще только началась свобода и возрождение Церкви. Второй раз я посещал Украину в 1995-м году и вот теперь в 2003-м году посещаю Украину снова. И я вижу, что все эти годы идет замечательное возрождение церковной жизни. Когда я впервые посетил Киево-Печерскую Лавру, то первые насельники пришли в монастырь за неделю перед моим приездом. А теперь монастырь укрепился и интенсивно развивается. Успенский собор уже восстановлен. Я же помнил лишь его руины. И когда увидел эти купола, был радостно удивлен. Я увидел много новооткрытых монастырей и приходов, которые восстановлены и действуют. Конечно, это очень трудная работа – приводить людей обратно в Церковь после 70-летнего периода атеизма. Когда я был в Киеве в 1988 году, один священник на машине возил меня по Левобережью. Он показывал мне многоэтажные дома и говорил: "Смотрите, здесь живут сотни тысяч людей, и нет ни одного храма. Как можно просвещать людей и проповедовать Евангелие". Сейчас там около 20 храмов. Но построить храм – это только половина дела. Нужно, чтобы в нем были люди. Я думаю, что с Божьей помощью Благая весть будет услышана и воспринята всем народом.
Конечно, по-прежнему проблемой является раскол. Как вы знаете, я являюсь епископом Константинопольского Патриархата, который признает исключительно каноническую Украинскую Православную Церковь, возглавляемую Блаженнейшим Митрополитом Владимиром. Раскол – это трагедия для людей, которые в нем оказались. Я хочу подчеркнуть очень важный момент: самое главное в церковной жизни – это универсальность, кафоличность, соборность. Национализм как любовь к своему государству хороший принцип, но надо его использовать во славу Божью. Церковь стоит выше национализма, и никогда нельзя использовать Церковь как орудие националистической программы. Это не новое явление. Много веков назад проблемой для Православия была национализация ее государством. Я вижу, что в постсоветское время появляются старые проблемы. Поэтому в первую очередь нам нужно постоянно подчеркивать, что мы православные, а потом уже украинцы, русские, греки или англичане. И всегда помнить слова Символа веры: «… верую во Единую, Святую, Соборную и Апостольскую Церковь».
В заключение я хочу еще раз сказать, что для меня является большой радостью быть, по благословению Блаженнейшего Митрополита Владимира, здесь, в Киеве. Хочу поблагодарить организаторов и участников конференции. Я уезжаю с большим желанием снова вернуться сюда.