«Альфа и омега монаха – это послушание»

В середине октября иноки афонского монастыря Дохиар^[1], возглавляемые благочинным обители архимандритом Гавриилом, приехали в Россию, чтобы помолиться у святынь Троице-Сергиевой Лавры, Дивеевского монастыря, Санкт-Петербурга и Москвы, а затем – Киева и Почаева и передать в дар Санкт-Петербургскому подворью Коневского монастыря список чтимой всем православном миром иконы «Скоропослушница». Побывали афонские иноки и в московском Сретенском монастыре, в котором 25 октября вместе с братией обители отслужили раннюю Божественную литургию. Песнопения литургии исполнялись попеременно на древнегреческом и церковнославянском языках. «Мы словно на Афоне побывали», – говорили прихожане. А после литургии, за трапезой, состоялась дружеская беседа с архимандритом Гавриилом, которому задавали много вопросов о монастыре Дохиар, его укладе, о настоятеле обители архимандрите Григории.

Архимандрит Гавриил. Фото: А.Поспелов / Православие.Ru

– И мы благодарим вас, что дали нам возможность послужить здесь, в Сретенской обители, где забываешь, что находишься в центре Москвы. (Обращаясь к иеромонаху Симеону): А вы, отец Симеон, были в Дохиаре?

– К сожалению, не был.

– Ну, так мы вас похитим (улыбается).

– На Афоне каждый монастырь имеет какие-то свои традиции. Расскажите, геронда, чем Дохиар отличается от других афонских обителей?

– Конечно, сам Типикон, устав афонский едины для всех обителей Святой Горы, но в каждом монастыре есть некие особенности, детали, которые как раз и создают как бы особое лицо монастыря. Например, разница в том, где будет стоять канонарх или с какой стороны будет читать чтец. Распорядок дня может немного отличаться. Так, если кто-то не может утром поесть, то трапеза переносится на более позднее время. Это будет зависеть и от игумена, который дает распоряжения в зависимости от послушаний братии. Но различия эти незначительны.

Дохиарский монастырь. Фото: А.Поспелов / Православие.Ru

У нас, в Дохиаре, лавровыми листьями осыпают пол храма на двунадесятые праздники, а на Пасху, начиная с Великой пятницы, – цветами дикой лаванды: она как раз цветет тогда. Но на самом деле это не святогорская традиция, это традиция Патмоса, где архимандрит Григорий, наш настоятель, принял постриг. Но сейчас уже и другие монастыри постепенно перенимают эту традицию. Приезжают к нам на престольный праздник монахи из близлежащих монастырей, видят это и перенимают. Украшают храм пахучими растениями, чтобы по-особому благоухало. Можно не только лавровыми листьями, но и другими растениями. Зимой, например, вечнозелеными, теми, которые не опадают. И даже ветки апельсинового дерева могут быть для благоухания. На Великую субботу, когда поется «Воскресни, Боже»… В это время как раз у нас цветут апельсиновые деревья.

Приезжайте к нам в обитель на Страстную седмицу.

– Боюсь, мы не выдержим афонской строгости.

– Это так прекрасно, что вы даже не заметите, как время пролетит, не ощутите никакой тяжести. А когда наступит Пасха, вы скажете: «Неужели закончилось? Может, еще что-то будет впереди, дальше?»

– А сколько паломников принимает монастырь Дохиар на Пасху и в Страстную седмицу?

– У нас никаких ограничений не бывает: кто хочет, тот приезжает. Правда, сейчас в обители идут реставрационные работы. Обновляются братские корпуса, и братия переехали пока в архондарик^[2]. Так что в Пасху 2011 года у нас, наверное, будут трудности с размещением паломников, но мы постараемся всех как-то устроить. Ведь Пасха – это очень красиво. Как раз на таких службах и понимаешь, что значит Пасха, православная Пасха, и что значит вообще Православие.

– Геронда, мы слышали очень много поучительных историй про настоятеля Дохиара архимандрита Григория. Не могли бы и вы что-нибудь рассказать?

– Если я вам буду рассказывать про своего старца, вы скажете, что я ему похвалы воспеваю (смеется).

Архимандрит Григорий (Зумис), настоятель Дохиарского монастыря

– Со старцем мы познакомились на Патмосе в 1961 году, в духовной школе. Ему тогда было 19 лет, а мне – 17. Он вырос на острове Паросе, одном из Кикладских островов. Он имел счастье возрасти под сенью монастыря, который называется Лонговарда^[3]. В этом монастыре было много великих и духовных мужей. Этот монастырь продолжал традиции колливадского движения^[4]. Вы знаете про это движение?

– Да, знаем. Это святые Никодим Святогорец, Макарий Нотарас ^[5].

– Лонговард был продолжением этого движения. Последним из братии этого монастыря был старец Филофей (Зервакос)^[6]. И как раз и бабушка, и мама архимандрита Григория, нашего старца, приходили на исповедь к отцу Филофею. Ну, и конечно, женщины брали с собой мальчика. Он был маленьким и не мог прикладываться к иконам, и тогда монах брал его под руки и поднимал. С детства он исповедовался отцу Филофею (Зервакосу). А в 12 лет он отправился учиться в духовную школу. Отец Филофей препоручил его другому старцу, отцу Амфилохию (Макрису)^[7]. И с 12 лет он стал исповедоваться отцу Амфилохию. В духовной школе я и познакомился с нашим будущим настоятелем. Мы подружились. Потом наши духовные узы окрепли, потому что мы стали духовными чадами отца Амфилохия. А с 1971 года он уже стал моим старцем.

Уже с первого знакомства я увидел, что у этого тогда еще мальчика большие духовные дарования. И не только духовные дарования, но и административные способности. А ведь очень редко бывает, когда в одном человеке сочетаются эти два дара. Но его Бог щедро наградил. И потому, что его Господь наделил такими талантами, он очень легко все схватывал, на лету; и он от всех своих духовных руководителей, от тех, кто окружал старцев, – от всех набрал понемножку. В 1967 году он принял постриг от старца Амфилохия. На Новый год: 1 января 1967 года. И я в этот же год принял постриг, только на Пасху – в Великую субботу.

А в 1970 году старец Амфилохий преставился Богу. И по причинам, от нас не зависящим, мы вынуждены были уехать из скита, где жил старец Амфилохий. Мы поехали в Этолокарнанийский монастырь. Это в Центральной Греции. Потом мы переехали в другой монастырь, в Эвритании^[8]. Это монастырь Прусской иконы Божией Матери. Но там мы страдали от жесткого климата этих мест, особенно зимой. К тому же в этот монастырь приходило очень много паломников. И потому, когда нас пригласили монахи Дохиарского монастыря вместе с братством переехать к ним в обитель, мы и переехали в Дохиар. Дохиарский монастырь в то время был увядающим: всего-то четыре-пять старчиков было в этом монастыре.

Дохиарский монастырь, Святая гора Афон. Фото: А.Поспелов / Православие.Ru

– Особножительным^[9]. И очень бедным был. Никаких доходов у обители не было. Даже не было келий, в которых мы могли бы жить. А нас было 12 человек. Мы жили в башне при входе, наверху, в одной комнате. У монастыря три башни. Мы жили в той, что при входе. А самая большая – посередине монастыря, и она как бы венчает весь монастырь такой короной. Нам пришлось постепенно восстанавливать братский корпус, чтобы каждый мог жить в своей келье.

Тогда монастырь был особножительным, а 15 сентября^[10] первым игуменом общежительного монастыря стал отец Григорий. Было его поставление.

С того момента начинается история восстановления монастыря. С большими трудностями, конечно. Денег не было. И как раз эта работа, которая велась в обители, и стала проблемой для некоторых: работать приходилось много, терпеть холод. Словно бы в Сибири. Ну, и все остальное.

Вообще-то монах должен работать. И у святых отцов мы находим изречения, где говорится, что монах не должен работать меньше четырех часов, и, конечно, должна быть работа руками, тяжелая работа. Так было в Лонговарде: в этом монастыре все отцы работали. Они жили только от того, что имели, то есть монастырь был, можно сказать, «сельскохозяйственный». Братия не жили на подаяние, они никого не обременяли, даже наоборот: монастырь помогал людям. И когда началась Вторая мировая война, на Грецию напали Германия и Италия, и в 1940-х годах монастырь помогал местным жителям. Ежедневно раздавалась еда и зерно, чтобы поддержать жителей. Мы переняли традицию того монастыря, что монах должен работать. То же самое нам говорил и старец Амфилохий на Патмосе. Он хотел, чтобы монахи работали, чтобы они не жили на подаяние людей, а напротив, сами бы подавали милостыню нуждающимся. По древнему уставу есть такое правило, что монах должен работать столько, сколько требуется для покрытия его нужд, да еще чтобы он мог из того, что приобретет своей работой, остаток отдать нуждающимся. Это то, что относится к практической части. Конечно, это достаточно «скандальное» требование для многих.

И еще хочу сказать вот о чем. Те старчики, что жили в Дохиаре до нашего прихода туда, не привыкли к общежительности, они не привыкли слушать кого-то. И многие говорили старцу Григорию: «Прогони их». Но у него был свой путь, и он, конечно, никого прогонять и не думал. Он говорил всегда, что мы пришли не для того, чтобы разогнать предыдущую братию, а чтобы помочь создавшемуся положению. И когда кому-то из престарелых монахов обещали хорошие условия в другом монастыре, он собирал свои пожитки и уходил, то нам приходилось его догонять и просить, чтобы он вернулся в наш монастырь. И спустя много лет этот монах умирал на наших руках, у нас в монастыре. Молодым монахам, которые создавали общежитие в других монастырях и хотели прогнать не привыкших к такому порядку братьев, наше терпение не нравилось, потому что осуждало их. Вот они и смущались и говорили против нас.

Наш старец Григорий, когда дело доходило до общих вопросов Святой Горы, всегда высказывал мнение по существу проблемы. Поэтому многие из святогорцев признают его как старца и говорят, что это правильный человек. И на его решения, на его суждения многие опираются и прислушиваются к нему.

Дохиарский монастырь, Святая гора Афон. Фото: иеродиакон Матфей (Самохин) / Православие.Ru

– Обеты, молитвы, они общие везде, ничем не отличаются. У нас тоже так, везде так.

Но, знаете ли, монашествующие – самые странные существа (смеется). Мы даем обещание перед престолом в храме – не где-то в келье, не где-то еще в другом месте происходит постриг, а в храме, – и это означает, что все наши обеты мы даем перед Богом, а не перед каким-то человеком. Но если ты монаха как-то обидишь словом, он просто берет свой чемоданчик и убегает из монастыря (смеется). В то время как женатому человеку, конечно, сложнее вот так разлучиться, развестись, хотя он таких обетов, как монах, и не дает. Потому я и говорю, что мы самые странные существа.

– А если после принятия пострига изменилась ситуация в монастыре: скажем, был поставлен другой игумен, который живет другой жизнью, или этот же игумен сам по себе изменился, что делать монаху? Что делать, если атмосфера в монастыре изменилась и стало тяжело идти по намеченному пути?

– Каждый монастырь имеет свой устав, и в нем сказано, так же как и в уставе всей Святой Горы, так же как и в канонах и уставе всей Церкви, что монаху запрещено уходить из монастыря. Существует только два случая, когда это правило нарушается и позволяется монаху уйти из монастыря. Это когда игумен проповедует какую-то ересь, уклоняется в ересь или когда создается положение, соблазнительное для монаха: какой-то скандал, например. Тогда и только тогда – в случае соблазна и ереси. А если что-то другое: строгий игумен, мягкий игумен, нравится он, не нравится – уйти невозможно, запрещено.

Фреска с изображением архангела Гавриила при входе в Дохиарский монастырь (монастырь посвящен свв. архангелам Михаилу и Гавриилу). Святая гора Афон. Фото: А.Поспелов / Православие.Ru

– Наш старец этого не признает (смеется). Вы скажете, что у вас в монастыре нет трудовых послушаний? Конечно, есть. Вы скажете, что у нас нет компьютеров в монастыре? Конечно, есть.

Но я из-за своего преклонного возраста не разбираюсь ни в программах, ни в компьютере. Моя работа – и бухгалтерия, и документы, которые приходится оформлять, подписывать. Я всем этим занимаюсь. Но когда настоятель заходит ко мне, на мое рабочее место, он смотрит вот так и говорит: «А, это все диавольское, от диавола» (смеется). А вот молодежь, молодые монахи, конечно, используют компьютер, разбираются в нем, но я не знаю, что там. Конечно, если говорить по правде, настоятель не хочет этого.

Но он никогда не препятствует кому-то заниматься такой интеллектуальной работой или писать книжку, или учиться. Наша молодежь учится в университетах, они, конечно, занимаются и на компьютерах. Но такая жизнь сложилась и у настоятеля, и у меня, наш монастырь в таком положении, что мы никак иначе не можем содержать себя, как только ручным трудом, трудом от наших рук.

У нас есть оливковый сад, и мы должны трудиться в нем целыми днями. Поливаем, собираем оливки, отжимаем масло – все вручную. У нас есть подворье на полуострове Халкидики, мы все там сами построили, своими руками. Нам никто не помогал, мы не нанимали строителей. Мы все сами делаем. Это наша жизнь, мы так привыкли.

– Мы ездили на Афон, и очень добрая память осталась от Дохиара и Констамонита – двух монастырей, в которых совсем нет наемных работников. Констамонит особое впечатление произвел еще и потому, что там нет электричества.

– У нас электричество есть, конечно, на кухне, там, где склад, холодильники и в архондарике. Сейчас и в братский корпус провели электричество по той простой причине, что человек разучился пользоваться масляными лампами. Сейчас ни в одном доме Греции нет таких ламп, и паломники, приезжающие к нам в обитель, и новые монахи просто не умеют ими пользоваться: или больше фитиль выкрутят, или меньше, так что или стекло может лопнуть, или, не дай Бог, пожар может случиться. И чтобы от этого всего избавиться, оградить себя – ну, не дай Бог, монастырь сгорит, – мы решили провести электричество. Электричество мы провели не на свои деньги, это сделали наши благотворители.

Монастырь Констамонит, Святая гора Афон. Фото: А.Поспелов / Православие.Ru

– Простите за такой вопрос: почему в монастыре Дохиар так много кошек?

– Потому что старец их очень любит. И еще потому, что у нас очень много мышей. Есть и змеи. А кошки их ловят. Нам старец сразу предложил: «Выбирайте, что вы хотите: или мышей со змеями в монастыре, или чтобы кошки провоняли вам все кельи». Мы выбрали последнее.

– А не могли бы вы рассказать какие-нибудь поучительные истории из жизни игумена?

– Из того, что я уже рассказал, можно представить приблизительно образ нашего старца. Наш настоятель держится святых отцов, а они говорят: если ты не работаешь, то диавол начинает управлять тобой, он вселяется в твои мысли, в твои помыслы. А когда ты работаешь, ты перестаешь о чем-то думать. Поэтому мы и должны работать. А о большем мне говорить не хотелось бы.

– Может быть, тогда вы расскажете про старца Паисия или старца Порфирия? Про тех подвижников, которые жили на Афоне и скончались в 1990-е годы, и тех, кто есть сейчас.

– Я не хочу вам рассказывать какие-то истории про нашего старца, потому что он не такой как все. Скажем, отец Порфирий, которого признает наш игумен отец Григорий. К нему приходили люди и говорили: «Вот такие у меня проблемы, у меня есть участок пахотной земли, но я никак не могу сообразить, где лучше колодец бурить». И старец мог сказать: «У тебя такое вот расстояние, там у тебя находится дом, там дерево и там ты найдешь источник». Отец Григорий же, наоборот, считает, что подобные вещи только искушают людей, и поэтому он не принимает этого, несмотря на то, что признает отца Порфирия. Поэтому если я вам буду что-то такое говорить, то вы скажете: «Ну и что, что отец Гавриил нам говорит, мы не этого ждали».

– Нам как раз хотелось бы услышать о таких случаях, которые помогли привести человека в Церковь или на исповедь, заставить причаститься. То, что связано не с житейскими проблемами, а с делами духовными.

Старец Ефрем Катунакский

Я хочу вам сказать, что священник через свою хиротонию получает такую благодать, что если он хороший клирик, то может творить чудеса при своей жизни. Но если он скончался и не происходят чудеса, значит, то, что он творил, все эти чудеса – были по благодати его священства, а не по каким-то его трудам аскетическим. Об отце Порфирии было так много написано всего, но, знаете, после его смерти ничего не происходит. Я прошу вас не думать, что я против отца Порфирия (смеется). Он был действительно большим подвижником. Но мы спрашивали его учеников: после смерти происходит что-то на его могиле? – Нет, ничего. А при жизни что происходило! Столько рассказов! А после смерти ничего не происходит.

Отец Ефрем никогда не говорил о чудесах. А мы с ним общались очень часто. В 1978 году отец Григорий, наш настоятель, послал нас на Афон с несколькими монахами, и мы посетили отца Ефрема. И, между прочим, он нам сказал: «Вы еще придете сюда спустя два года». Мы пришли к отцу Паисию, он нам много чего говорил и то же самое сказал: «Через два года приходите». И их предсказания оправдались: через два года мы прибыли на Святую Гору.

Старец Паисий Святогорец

– Геронда, мы вам очень признательны за эту беседу. Не могли бы вы напоследок сказать нечто доброе для наших читателей?

– Это для маленьких детей? (смеется)

Я бы посоветовал приехать на Святую Гору и сесть у ног не премудрого Гамалиила, а нашего старца Григория. И попросить, чтобы он сказал слово. Чтобы услышать поучение из первых уст, а не из вторых. Он много чего может рассказать.

Может быть, с первого взгляда он покажется таким неприступным, но если просто к нему подойти, попросить, он многое что может сделать, рассказать, открыться. Конечно, некоторые люди, которые к нему подходят, смущаются, потому что он может прилюдно кого-нибудь обличить, сказать: «Ты женатый?» – «Да». – «Дети есть?» – «Ну, да». – «А любовница?»

Да, он говорит прямо. И многие смущаются: «Почему этот игумен так со мной обращается? Он плохо говорит». Но старец этим хочет привести людей к Церкви.

Божественная литургия в московском Сретенском монастыре. У престола архимандрит Гавриил. Фото: А.Поспелов / Православие.Ru

И я вас тоже благодарю. Извините за то возмущение, которое мы принесли, за ошибки наши. Благодарю за ту честь, которую вы мне оказали, – честь предстоять Божественную литургию. И я хочу еще раз повторить: одно дело – увидеть всё своими глазами, чтобы от Святой Горы осталось верное впечатление, но совсем другое – услышать верное слово из первых уст.