«Патриарха Пимена я учил жать рожь, а Патриарху Алексию подносил камилавку»

Протоиерей Евгений Пелешев

– Отец Евгений, вы сегодня были у Святейшего Патриарха Алексия?

Да, сегодня Господь сподобил меня встретиться с Патриархом, мы уж не виделись, наверное, лет десять - последний раз мы с ним встречались, когда было столетие Пюхтицкого монастыря. Мы со Святейшим почти ровесники: он - 1929 года, а я - 1930 года рождения. И мы знаем друг друга с 1951 года, когда я поступил в Таллиннское епархиальное управление, при владыке Романе, у которого я был шофером, келейником, ипподиаконом. И ровно 50 лет тому назад мы награждали отца Алексия Ридигера камилавкой, владыка давал ему камилавку, я подносил, пели "аксиос". Я сегодня напомнил Патриарху об этом, говорю: "Владыка, помните?" Мне было тогда 22, ему 23. Ну и вот сегодня Господь сподобил встретиться - Святейший принял меня очень доброжелательно, мы встретились, как друзья, неофициально. Патриарх все расспрашивал обо мне: "Ну, как служится?" Я служу в Печерах, и приход у меня эстонский. Вначале я 5 лет служил чисто по-эстонски, по-русски почти слова не было. Это был единственный эстонский приход на всю Россию. Но теперь эстонцы все почти повымерли или уехали в Эстонию, и теперь к нам, в основном, ходят русские. Я с Патриархом заговорил по-эстонски, и он отвечал довольно хорошо, т.е. помнит язык. Мы по-эстонски довольно долго говорили, вспоминали его родителей - Ридигеры были очень добродушными, отец Михаил и матушка Елена.

– Вы их знали?

– В Таллине отец Михаил Ридигер служил в Казанской церкви, мы любили у него служить: он нас всегда побалует, мы-то молодые были. Вспомнили с Патриархом молодость свою, о тех годах, о молодости побеседовали. Я ему рассказал, что вышла книга моих воспоминаний о Псково-Печерском монастыре. Святейший говорит, что еще не видел ее. Я ему тогда говорю, что она у меня в Сретенском монастыре есть. Патриарх сказал: "Тогда передайте ее наместнику, отцу Тихону, а он мне вручит". И вот я сегодня подписал эту книгу, и Патриарху еще сказал, как бы похвастался, что меня избрали почетным гражданином Печер. 11 августа - день города, день освобождения Печер от немецких войск, и к этому дню было новое постановление - найти человека, которому можно присвоить звание почетного гражданина. Было у нас три кандидатуры: двое гражданских лиц, почему-то и меня прихожане включили. Собралась комиссия и стала выбирать. И мне сам глава города сказал, что было множество звонков в пользу избрания отца Евгения. Потом ходили по городу и был опрос, кого хочет население выбрать. Все - мол, отца Евгения. И вот меня избрали, дали мне ленту почета: написано на голубой ленте золотом - "Лента почета. Город Печоры". Денежную премию дали, бесплатный проезд автобусом - это все как почетному гражданину. А в музее печерском будет фотография и надпись, что такой-то в такой-то год был избран почетным гражданином города Печеры. Так что меня почтили избранием в почетного гражданина.

– Отец Евгений, вы участвовали в награждении камилавкой будущего Патрирха Алексия, а впоследствии вы как-то следили за его жизненным путем?

– Да, конечно, мы ведь часто ездили служить в Эстонию - тогда свободно можно было ездить. У меня же полприхода в Эстонии было. И владыка Алексий, будучи еще епископом, архиепископом, потом митрополитом, приезжал на разные приходы, где мы встречались, потому что все тамошние батюшки - мои друзья, ведь я у владыки Романа сколько лет был шофером, иподиаконом. И мы по всей Эстонии ездили, служили почти по всем храмам. Но священников той поры почти никого уже не осталось в живых... И я говорю: "Ваше Святейшество, мы с вами остались последние духовные лица того эстонского времени".

– Мы знаем, что Святейший особенно переживает за Эстонию, за все, что там происходит. Наверняка у вас в беседе тоже затрагивался вопрос в связи с некоторыми проблемами, которые сейчас существуют...

– Святейший вроде бы теперь обещает бывать там, у себя на родине. Я сказал, что я тоже давно не был в Эстонии, хотя у меня есть и заграничный, и эстонский паспорт. У меня два брата там живут - один в Нарве, другой в Тарту. Так что я хочу их проведать, тем более что мы уж лет 12-13 с ними не виделись. Заодно в Пюхтицы можно заехать - там у меня мама похоронена, родной брат, многие родственники... Конечно, Святейший переживает, это естественно. Все-таки это детище наше. Вот я с Патриархом встретился, поговорил и как будто побывал у себя на родине. Он задал вопрос: "Много ли еще эстонских прихожан в Печерах?" Я и говорю, что их теперь буквально десяток остался, в основном только русские. Ведь за эти почти 28 лет, что я там служу, я, может быть, тысяч 7-8 перекрестил, в основном русских. Наверное, около 4 тысяч похоронил. Повенчал 420 пар. Городок небольшой, но вот - по сорок пар в год. Храм Варвары великомученицы - это эстонский храм. Меня знают с 1946 года и идут ко мне все время. И матушка у меня с Печор, и родня там наша, так что все уже привыкли и все хорошо знают меня.

– Как изменилась, по вашим наблюдениям, церковная жизнь?

– Дело в том, что сейчас много легче и проще. Если раньше люди, которые имели какое-то положение или где-то работали, крестились и венчались порой ночью. Приходилось в 2-3 часа ночи венчать. А теперь-то свободно, теперь, допустим, начальник милиции у нас, самый главный, очень хорошо ко мне относится: я же и его крестил, и братьев и сестер, и отца венчал с матерью, и дедушку с бабушкой хоронил (они оказались еще прихожанами моего первого прихода), мы с его отцом автошколу кончали 52 года тому назад. Так что мы теперь друзья. Когда у меня был тройной юбилей: 70 лет от рождения, 45 лет священства, 25 лет служения в Печерах, то и начальник милиции был, и глава города, и директора школ - все с подарками. В городской библиотеке был найден большой зал, устроили праздник мне - а ведь раньше боялись со мной поздороваться... Сейчас они очень хорошо относятся, уважают священников, тем более обитель имеет такую славу. К нам как и сюда едет весь мир. И Владимир Путин как-то сказал, что никогда не думал, что у нас в России есть такой прекрасный уголок - вы ведь были в монастыре, знаете, ведь это же красота!

– Отец Евгений, а в советское время не было против вас каких-либо репрессий или давления со стороны властей?

– Однажды были похороны, я шел на кладбище, но у нас ведь деревня, мы никому не мешали, от церкви до кладбища метров 200-250. И я шел даже с подвернутой епатрахилью, но с райисполкома приехала главная по церковным делам и увидела, что я сопровождаю покойника в последний путь, и вот потом меня вызвали, в газетке напечатали, что я нарушаю какие-то правила. Меня оштрафовали на 500 рублей. В то время это были большие деньги. И сказала, что если еще раз так будет, то без суда и следствия на год тебя посадят. Вот такие дела были. Много раз вызывали в милицию - хотели, чтобы я с ними сотрудничал, рассказывал, кто что говорит в монастыре, в трапезной. Я им говорил, что ладно, ладно, и на этом разговор кончался - но я никогда на это не пошел бы. Относились, конечно, неважно, боялись даже и здороваться, и куда не пойдешь - везде препятствия были. Допустим, ремонт храма - с таким трудом приходилось доставать краску, железо. А государство навстречу не шло, ничем не помогало.

– Отец Евгений, а ведь вы в свое время были хорошо знакомы и с будущим патриархом Пименом...

– Да, когда он был наместником Псково-Печерского монастыря, я был в это время послушником. Был его шофером, учил отца Пимена трезвонить, косить и жать снопы. Он, бывало, подойдет ко мне - я-то был самый молодой: "Жень, покажи как жать?" - "Ну вот, давай, отец-наместник...". Он брал серп и учился. Вместе мы пилили дрова - ему было 40 лет, когда он пришел. Отец Пимен работать любил, его каждый день можно было найти только на хозяйственном дворе. И служителем он был прекрасным. Когда я приехал в Москву, он был уже патриархом. Я прохожу в Елоховском соборе через Горнее место и вдруг слышу, как будто меня кто-то окликает; я повернулся в его сторону, патриарх Пимен сидит на своем месте и пальцем мне так - ну-ка, ну-ка, иди сюда. Ну, я подхожу - в ноги поклонился, первый раз был у патриарха. А он меня помнил, хотя мы не виделись 18 лет! Спрашивает: "А где мои кудри?" У меня послушником были густые, вьющиеся волосы. А я говорю: "Ваше Святейшество, устарел". Мне было тогда 38 лет. Был день памяти святителя Алексия, митрополита Московского, и с патриархом служили восемь владык. Он мне сказал: "Если желаешь, послужи литургию". Так что очень хорошая память о нем осталась. Я патриарха Пимена дважды видел. Второй раз - он уже был очень болен, к нему не подпускали. Но все-таки я попросился. Меня спрашивают: "А он вас знает?" Я говорю: "А как же?" Я подошел к нему и говорю: "Это отец Евгений из Печер, благословите!" Он улыбнулся. Я ему сказал про то, что умер Корнилий, "вечный келейник" - мы так его звали. Он так воскликнул, палец поднял: "Корнилий! Умер?" Я говорю: "Вы помните?" Он: "А как же, молюсь за него!". Корнилий все годы, сколько жил в Печерском монастыре, был келейником.

– Вы были послушником при отце Пимене - какие у него как у наместника были особенности?

– Отец Пимен был всесторонне прекрасным: в смысле служения, в смысле проповеди. Печеряне и услышали проповеди только при его служении. И хозяйственным он стал, воспринял это все от владыки Владимира. Ну и, конечно, в период своего управления монастырем он вникал во все. Можно сказать, что каких-то особенных недостатков у него не было. И справедлив он был: такого не было, чтобы поощрять одного и угнетать другого, нет. У него как-то все мы были равны. При нем я и уходил в 51 году из монастыря. Он очень не хотел и уговаривал меня, но я все-таки приехал в Троице-Сергиеву лавру, но меня не приняли, хотя им как раз шофер нужен был. Но меня не прописали, я был в оккупации за 100 километров от Москвы, из-за этого я не попал. А вот тогда я уже поехал к владыке Роману в Таллин, где и познакомился с отцом Алексием Ридигером.

– Отец Евгений, вы были знакомы и со многими старцами Псково-Печерскими, которых мы тоже все понемногу знали. Не могли бы вы рассказать об отце Нафанаиле, отце Феофане?

– С отцом Нафанаилом мы даже жили в одной келье, года, наверное, полтора. Он был подвижник - это едва ли не единственный монах, который 55 лет прожил в монастыре и не разу не был не то что в отпуске, а даже никуда не выезжал, если это не было послушанием. Он с владыкой Иоанном ездил по приходам старшим архидиаконом, а в монастыре нес разные послушания, но больше всего - лет сорок - был казначеем. Я нынешнему наместнику сказал: "Кончилась целая эпоха со смертью отца Нафанаила". Вы представляете - 55 лет в монастыре! Притом в самое тяжелое время: они же с отцом Алипием отстаивали монастырь, потому что он был на грани закрытия при Хрущеве, разные делегации приезжали и говорили, что пора закрыть. Отец Нафанаил очень хорошо умел отвечать на любые вопросы, память у него была прекрасная. Так что он был очень талантливым, очень начитанным - это был один из самых достойнейших насельников обители. При нем почти три раза монастырь вымер: нет никого, кто поступил в обитель в 40-х годах, нет никого из 50-х, нет даже из 60-х - теперь уже молодежь, которая в 70-х годах поступила. Когда я пришел - нас было 33 человека всего: монахов, послушников. Их никого уже нет в живых...

– Если вы вместе жили с отцом Нафанаилом, то, наверное, и общались?

– Да, жили в одной келии, но в то время неудобно было говорить. Я другой раз просыпаюсь ночью - отец Нафанаил на полу спит. Он вел подвижническую жизнь - на койке редко спал. Он добрый был, жалел меня, потому что время голодное было, 47-48 год. Нам пол-литра молока давали в непостные дни. И он отдавал мне частенько молоко свое. Хотя как тогда кормили - страшно вспомнить, мы голодные все время были. И вот он, несмотря на это, бывало, мне принесет... Когда исполнилось 50 лет моего вступления в монастырь, меня стали просить, чтобы я что-нибудь вспомнил из той жизни. И я решил написать книгу, дал монастырским прочитать, и, конечно, отец Нафанаил являлся самым главным свидетелем, потому что все это при нем происходило. Я написал, как мы жили, как трудились, какие были настоятели, а отец Нафанаил немножко это дополнил и дописал, потому что он был в гуще всех событий.

– Вы сейчас наверняка знакомы с жизнью в Печерском и других монастырях. Как изменилась монастырская жизнь по сравнению с вашими годами послушничества?

– Теперь все одеты, обуты. Теперь кельи теплые, а мы же замерзали. У нас - обувь износилась и обувай что хочешь, поскольку денег нам давали в год по три раза: вначале по тысяче, потом когда реформа произошла - по сто рублей. И хочешь ешь, хочешь - лежи на них.

– А сто рублей - это сколько? Что можно было купить на них?

– Вот когда тысячу давали - то триста рублей буханка стоила. Так что три буханки можно было купить. Вот дадут, побежишь на базар, купишь буханку и за два дня съешь ее. Голодное время было - 46-47 год. Так что, конечно, сравнить невозможно... Я однажды сказал отцам теперешним, что если вас теперь заставить жить так, как мы жили 55 лет тому назад, то половина бы ушла - настолько было тяжело. И холод, и голод, и все на свете. И послушания - с одного бежишь на другое. И пономарь, и звонарь, и шофер, и грузчик, и иподиакон - вот сколько у меня было разных послушаний одновременно.

– Отец Евгений, сколько вы наместников пережили?

– Если считать с того времени, то четырнадцать. Сначала были настоятели, до отца Пимена. Тогда владыка Владимир уехал в Иерусалим начальником Духовной миссии, но остался настоятелем (его поминали на ектениях как настоятеля монастыря), а отец Пимен стал первым наместником.

– А с патриархом Алексием I вам не приходилось встречаться?

– Как же - к нам патриарх Алексий приезжал в монастырь, он приезжал на "эмке". М-1 - это легковая машина. Это было в 1946 году при мне. Патриарх приезжал вместе с митрополитом Григорием. Ночевал в монастыре две ночи. Фотографировались с братией - эта фотография есть в книжке.

– Иностранные делегации в то время приезжали?

– Нет, это началось при отце Алипии. А раньше никто особо не ездил - только раза два приезжали космонавты.

– Отец Евгений, а о других старцах что вы можете рассказать - например, об отце Феофане?

– Отец Феофан пришел в 1951 году, по-моему, я еще жил в монастыре, мне пришлось ему койку свою уступить, сам я на стульях укладывался. Это было при отце Пимене, и наместник согласился его принять. Отец Феофан тогда был иеродиаконом, 40 лет ему было, молодой еще был, черный-черный. А потом, при владыке Иоанне, его рукоположили в иеромонахи. Он тоже был молитвенником. До него был отец Симеон, старец великий, к нему многие простые люди ехали за советами, благословением. А мы жили с ним вместе, но не чувствовали, не сознавали его особых дарований. Обыкновенный батюшка - подбежишь, благословение возьмешь и на этом все кончится... Хотя он сказал пророчески обо мне, но не мне, а своей близко знакомой духовной дочери. "Вон, - говорит, - попик бежит". А я в келью к себе бежал. Она посмотрела в окно и говорит: "Батюшка, какой попик, это Женя пошел". А отец Симеон ей: "Пройдет время, и он станет батюшкой, и таким будет, что навряд ли такой в монастыре найдется". Я об этом предсказании узнал только через 15 лет после его смерти. Это не в похвалу мне, конечно, но такими его слова были. Видите, сейчас даже избрали почетным гражданином - может, именно по его предсказанию.

– А вы к отцу Симеону ходили на исповедь?

– Ну да, он же исповедывал, и в келию к нему бегал. Кроме того, он тумбочки выливал цементные, так я ему цемент, песок, гравий привозил. Все эти тумбы, что сейчас в монастыре, это все он делал. Ему было уже 80 лет, а он работал. Так что мы общались каждый день. А тем более я последние шесть месяцев на колокольне жил, рядом и его келия была. Еще хорошие мы были знакомые с отцом Николаем, с острова Залит, встречались мы. Ну, во-первых он с 48 года был там священником. А я с 1955, так что мы встречались на разных епархиальных встречах, на собраниях, и в Печоры он приезжал, и в Пскове в епархии встречались. Он, конечно, старцем был, но тогда еще не столь популярным - лет 30 тому назад. А в последнее десятилетие отец Николай уже великим старцем стал. И, конечно, его погребение было особенным... Ваш наместник отец Тихон был там, видел это. Там было два архиерея, 12 архимандритов, множество игумений. Сам губернатор приезжал, и генерал был, и представители разные - одних машин было, наверное, сотни две на том берегу. Все катера, все пароходы, все ракеты - все было занято, все перевозили людей, там тысячи и тысячи были. Первый раз за всю мою долгую жизнь (а мне приходилось хоронить и митрополитов, и духовенство) я видел такие похороны простого батюшки. Простого, деревенского. Вот как его похоронили!

– А вы общались с отцом Николаем?

– Конечно. Но последние годы мы с ним долго не виделись. В епархии он был, наверное, лет пять-шесть назад. И мы с ним в последний раз распрощались, расцеловались, и больше я его не видел.

– Какие вы могли бы отметить отличительные черты у отца Николая?

– Доброта ко всем, любвеобилие: он ни на кого не гневался никогда и замечаний строгих не делал - ну, это как второй Серафим Саровский был. Все - "радость моя, радость моя". А иначе как народ к себе привлечешь, как посеешь это доброе семя, зерно доброты. Как посеешь? Только своим отношением к людям, примером. Ученый ли ты, образованный или знатный - это ничего не дает. Если ты человек самолюбивый, гордый - твоя знатность или ученость уже ничто. А простота, доброта и любвеобильность привлекают людей. И тем более, все, что говорил отец Николай - все исполнялось. У него от Бога был дар прозорливости.

– А с отцом Иоанном (Крестьянкиным) вы знакомы?

– Конечно. Он тоже пришел давным-давно, в начале 60-х, если не в конце 50-х, с тех пор и остался у нас. Это тоже старец великий, дает разные наставления и советы, молитвенник большой и проповедник хороший. К нему едут отовсюду - он известен по всей России. Но теперь ему 92, все лето живет в Эстонии, как в июле месяце уехал, так к Успению не приехал еще, потому что отец Иоанн ходить уже не может и все равно на праздник не смог бы служить. А люди все-таки просятся к нему, стучатся, пишут письма - но какое уж тут общение, когда тебе 90 с лишним лет.

– Отец Евгений, мы говорим о старцах, а можете ли вы сказать, как изменились послушники за 50 лет - ведь вы тоже были послушником?

– Сейчас обширнее монастырское дело стало, потому что много земли дали, много паломников стало ездить - ежедневно приезжают буквально десятки автобусов. Конечно, всем стало много больше дела. Мы тогда этого не знали - на земле пахали, сеяли и все. Теперь этого почти не делают - теперь трактора, машины, а мы тогда вручную и на лошадях. Видите, я не так уж тесно общаюсь с нынешними послушниками, поэтому не знаю, мирные ли у них дела, живут ли они дружно, работают ли с усердием. Единственное, что, как я сказал, были бы те времена - столько бы послушников бы не было. Потому что я прямо скажу: не знаю, каким чудом мы жили.

– Вы рассказывали в своей книге, что две недели в лесу сено сторожили...

– Да, вы представляете - две недели, до Благовещения, в лесу ночевать? Еще морозы, еще снег - и никого рядом нет. И вот так, в пальтишке одном. Ну, Господь помогал.

– Отец Евгений, в Москве вы всегда останавливаетесь в Сретенском монастыре, который был раньше подворьем Псково-Печерского монастыря, а теперь является как бы его представительством. Какие у вас впечатления от Сретенской обители?

– Конечно, монастырь прекрасный, много знакомых - хотя бы сам отец наместник: он почти столько же жил в монастыре, сколько я. И, конечно, принимают меня с таким удовольствием и с такой приветливостью, что здесь себя чувствуешь, как дома.