Формула счастья

Большое счастье — чувствовать себя частью церковного прихода. Это как большая семья, где рядом с тобой — твои братья и сестры. Их много, и они все разные. Простаки и мудрецы, открытые и колючие, улыбчивые и чересчур серьезные. И среди них — те, с кем сближаешься мгновенно, с чувством, будто знакомы уже сто лет.

Фото автора

—Я помню, как меня крестили в Свято-Троицком соборе,— рассказывает Сергей.— Это было в 1950-х годах. Мне был всего годик с небольшим. Тетушка моя буквально потащила меня с прогулки в храм. И вот меня держат на руках возле купели, потом помазывают — лобик, ручки, ножки…

А Марина вспоминает, как ее бабушка всегда говорила, что Бог все видит и слышит, что за плохие поступки — накажет. А в день, когда Церковь празднует Сорок мучеников, бабушка пекла жаворонков.

— Помню, она часто говорила мне: «Смотри, после нашей смерти голодными нас не оставь», и это было так таинственно; я не понимала, как мертвые могут быть голодными. А бабушка объясняла, что нужно подавать милостыню за умерших родственников в церкви,— рассказывает художница.— Еще я была очень боязливой девочкой, и жена моего крестного научила меня Иисусовой молитве. Я всегда читала ее — и молитва помогала!

Первый муж Марины — Валерий Овчаренко — известный, очень талантливый саратовский художник. Он ушел из жизни рано, после тяжелой болезни.

— Валерий очень серьезно относился к жизни, к своему творчеству,— говорит Марина.— Он всегда стремился к одиночеству, боялся потратить хоть минуту жизни впустую. Как будто чувствовал, что жить ему недолго... Когда болел, много думал о Боге, вечности…

Сын Марины и Валерия — Илья Овчаренко — тоже стал художником. Он живет с семьей в Петербурге, пишет на темы Ветхого и Нового Завета. Марина говорит, что именно отношения с сыном привели ее в Церковь.

Картина Марины Милавиной

Тревожные мысли о ближних сыграли огромную роль и в духовном становлении Сергея Кондратьева. Воцерковившись, он много думал о своих родственниках, еще не вставших на путь спасения души. Беспокойство о них не оставляло.

— Однажды, когда я был в Костомарово Воронежской области, произошло событие, которое стало для меня проявлением милости Божией ко мне и моим близким,— рассказывает Сергей.— Там меловые горы, пещерные храмы. В одно зимнее утро, еще до начала ранней службы, я поднялся на гору к могиле старца Петра. Я просил его молитв за своих близких — живых и уже ушедших… Когда спускался с горы, то все оглядывался: не увижу ли какого знамения — света над могилой, например. Уж очень хотелось узнать, услышал ли старец. Но ничего я так и не увидел. И вот вхожу в пещерный Серафимовский храм. Полумрак, горят две свечечки, одна монашенка тихонько молится, из алтаря слышен голос священника. И вдруг монахиня машет мне рукой, отправляет в алтарь помочь батюшке: алтарник где-то задержался. Я, конечно, пошел с радостью, хотя ничего не знал, что нужно делать.

В алтаре, очень волнуясь, Сергей совершал все необходимое. «Называй имена своих близких, за кого молиться будем»,— обратился к нему священник. Сергей перечислил имена дорогих людей — ныне здравствующих, затем усопших…

— И только когда я вышел из алтаря и уже стоял в храме, у меня будто что-то щелкнуло в голове — ведь сейчас в алтаре совершалась молитва о моих родных,— взволнованно продолжает мой собеседник.— Я был услышан, и мне было дано узнать об этом сразу же…

Картина Сергея Кондратьева

Работы Сергея отражают его внутренний мир — мир тонкого, доброго, поэтичного и ироничного философа. Дар Марины — детски непосредственный, природный. Она стесняется называть себя художником, чаще употребляет слово «созерцатель».

— Марина рисует — как птица поет,— улыбается Сергей.

Маринины картины поражают ощущением удивительной смелости, яркости, сочности. Она радостно смотрит на окружающий ее мир, изумляется его постоянной новизне, красоте и гармонии и переносит эту радость на полотно. И наш несовершенный мир как бы преображается восхищенным и любовным отношением к нему художницы. Она рассказывает зрителям добрую сказку о жизни — сказку, которая правдивее любой реальности.

— Иногда смотришь на человека и не находишь сразу в нем чего-то особенного: вроде невзрачный, неинтересный,— делится Марина.— А начинаешь его писать — и он открывается тебе. Видишь его красоту, понимаешь, что человек — это, действительно, образ Божий. Я всегда стараюсь взять для себя что-то хорошее от каждого, с кем приходится работать,— ведь у всех есть чему поучиться…

Марина и Сергей живут в доме дореволюционной постройки в самом центре Саратова. Заходишь в их двор — по-старому уютный и зеленый,— и появляется ощущение, что попал в другой мир или в другое время, когда люди никуда не торопились и многое успевали. Дом художников — будто продолжение их самих. И если бы я ничего не знала о хозяевах квартиры, то атмо­сфера, царящая здесь, рассказала бы мне о них очень многое. Поведала бы о людях, привыкших много и с удовольствием работать; о том, что их работа — это и есть их жизнь. Картины на стенах: Валерия и Ильи Овчаренко, Марины Милавиной, Сергея Кондратьева… Каждая притягивает к себе, хочется долго рассматривать, думать… В судьбах моих друзей — саратовских художников Марины и Сергея — счастливо соединились вера, любовь и творчество. Думаю, можно смело утверждать, что это сочетание и есть формула человеческого счастья.