Епископ Якутский и Ленский Роман: «Я родился монахом»

Наш разговор с человеком, от которого теперь так много будет зависеть в жизни якутян, особенно православных, – с Преосвященным Владыкой Романом.

«Колея эта – только моя»

Расскажите, пожалуйста, о себе, о семье. Как Вы верить в Бога начали? Когда и почему решили принять монашеский постриг? Как стали священнослужителем? Короче говоря, поведайте о жизни, которая привела Вас к нам, в Якутию.

– Мне думается, есть два пути к Богу. Первый – когда вера передаётся, что называется, по наследству. Второй – встреча с Богом в результате разных обстоятельств: болезнь или озарение, или призвание Божие, или… Этих «или» может быть очень много. Совсем не значит, что какой-то из путей – более величественный и предпочтительный. На каждом из них есть свои сложности.

– Искушения второго пути мне понятны, а какие бывают на первом?

– Когда вера дана от рождения, от воспитания семейного, она не подвергается такому рассудочному, интеллектуальному усвоению, как это бывает, когда человек обретает её в зрелом возрасте. Несмотря на то, что всё моё детство прошло в церкви, я впервые должен был защищать веру, формулировать и излагать свои религиозные убеждения в армии, когда встречался с атеистами.

Так вот, я принадлежу к тем людям, которые впитали веру с молоком матери. Родился на Северном Кавказе, в Кабардино-Балкарии, в станице Прохладной (сейчас это город), в семье традиционной, православной, консервативной. Моя бабушка была монахиней. Меня крестили вскоре после рождения. Восприемником моим стал священник, настоятель храма. Детство я провёл в его стенах. Всё воспитание, формирование мировоззрения проходило под влиянием Церкви, священников и благочестивых родителей. Мама до сих пор жива, за что я благодарю Господа.

По окончании восьми классов мне пришлось идти учиться в ПТУ, потому что в семье был сложный период – отец сильно болел, и мама воспитывала нас, троих детей, практически одна. А в училище я имел возможность три дня учиться и три дня работать, помогать маме кормить брата и сестру.

По древней русской семейной традиции в многодетной семье одного из детей посвящали служению Богу. И мама дала обет, что я, первенец, буду посвящён Господу. С детства она меня духовно «программировала» на это служение. Поэтому к моменту принятия монашества не было дилеммы, какой путь выбрать. Так меня воспитали. Я родился монахом. Как Владимир Высоцкий пел: «Колея эта – только моя!» Моя колея – монашеская.

После окончания училища, почти год до призыва в армию, я провёл близ почившего архиепископа Антония (Завгороднего), тогда управляющего Ставропольской епархией, очень одарённого, талантливого архиерея. Он принял меня в состав иподьяконов, и я впервые был вовлечён активно в церковную жизнь. Владыка много миссионерствовал, ездил по епархии, часто совершал богослужения, и первую школу священства, миссионерства я прошёл подле него.

В 1987 году меня призвали в ряды вооружённых сил. Служил, естественно, в стройбате, в то время и быть не могло по-другому, ведь я призывался из Церкви. Служба была, с одной стороны, сложная, с другой – много оставалось времени для чтения, повышения своего интеллектуального и богословского уровня, чем я и занимался. Благодарю Господа за те два года, тот опыт, который приобрёл в армии. Я отдал долг Родине. Так нас всегда воспитывали и, думаю, что это правильно – защищать Отечество.

После возвращения я был принят в Ставропольскую духовную семинарию. На третьем курсе принял монашеский постриг. В 1992 году ректор семинарии, тогда архимандрит, а ныне архиепископ Верейский Евгений (Решетников), ректор Московской духовной академии, постриг меня в монашество. Он же стал моим духовным отцом. Владыка Евгений – человек глубочайшей веры, такого же смирения, удивительной простоты, ведущий правильную монашескую жизнь (как я сейчас могу это оценивать). Имея духовников в Троице-Сергиевой лавре, он в простоте и смирении меня воспитывал и заложил основы монашеской жизни. Для монаха это очень важно. Монах не может состояться без духовника. Всякому человеку нужен духовный отец, который рождает и закладывает основы мировоззренческие, монаху – особенно.

Ещё учась на четвёртом курсе, я стал заведующим канцелярией семинарии, занимался издательской деятельностью.

– Об этом подробнее, пожалуйста.

– Мы выпускали семинарскую газету «Православное слово». Интересно, как она появилась. В город приехал популярный тогда экстрасенс, соблазнять и совращать людей. И мы, семинаристы, пошли к цирку, где он выступал, чтобы на ступеньках останавливать людей. А перед этим кто-то из сокурсников сказал: «Хорошо бы сделать листовки!» И мы сделали… газету. И раздавали её. Печатали сначала на старинном угольном ротере. Конечно, первый номер был обличительный, направленный против экстрасенсов и прочей оккультной деятельности. Потом газета издавалась семинаристами еженедельно.

На четвёртом курсе я получил рукоположение сначала в иеродиакона, потом в иеромонаха. После окончания семинарии остался в ней преподавать и был инспектором. Затем началась очная учёба в Московской духовной академии, которую я окончил, написав кандидатскую работу «Аскетические воззрения архиепископа Феодора (Поздеевского)».

После окончания академии в 1999 году возвратился в Ставропольскую семинарию в качестве проректора по воспитательной работе. И там десять лет занимался делами семинарии во всём их многообразии.

В 2009 году я был направлен представителем Патриарха Московского и Всея Руси в Грузию, где прослужил полтора года до решения Синода назначить меня епископом Якутским и Ленским.

Монашеский идеал

– Ничего в нашей жизни не бывает случайным. Узнав о том, что Владыка был специалистом по архиепископу Феодору, я просто прослезился. Отслужив литию на могиле епископа Зосимы, позвонил родителям покойного, рассказал о том, что нас связывает, и, мне кажется, папа его тоже растрогался до слёз.

– Владыко, думаю, общий интерес к личности архиепископа Феодора (Поздеевского) тоже не случаен. Значит, у вас один монашеский идеал? В чём он?

– Митрополит Антоний Храповицкий говорил, что монашество может быть монастырским и учёным. Наверное, как подвизаются монахи, живущие в монастыре, понятно. Учёные же монахи посвящают себя научной и просветительской деятельности. Архиепископ Феодор (Поздеевский) был одним из самых ярких представителей такого типа монашества. Он возглавлял Московскую духовную академию в сложный период перед революцией. Был одним из последних настоятелей Данилова монастыря. Аскет, подвижник благочестия, богослов, человек учёный, знавший множество иностранных языков… Таким ведь был и Владыка Зосима. Вот мой монашеский идеал.

– Вы исследовали аскетические воззрения Владыки Феодора. Скажите, аскетика для Вас в большей мере предмет исследования или способ жизни? Возможно ли первое без второго? Необходим ли аскетизм христианину?

– Христианина без подвижничества не бывает. Аскетика – это наука о подвижничестве. Духовная жизнь имеет свои правила, законы, живя по которым только и возможно наследовать жизнь вечную, получить спасение. Подвижничество может быть и неправильным. У апостола Павла есть такие слова: «Если же кто и подвизается, не увенчивается, если незаконно будет подвизаться» (Тим 2, 5).

– Читатель спросит: а кто создал эти законы? Почему я должен им подчиняться?

– Во-первых, они отражены в Священном Писании – в Нагорной проповеди Спасителя, которую передаёт Евангелие от Матфея. И далее, более глубоко, – в творениях апостола Павла, а потом – у отцов Церкви. Уже начиная с мужей апостольских, в писаниях апологетов, первых монахов, значительное место уделялось правилам подвижничества, духовной жизни. Знание этих законов имеет исключительную важность. Потому что в них заключён опыт людей, достигших богообщения, святости.

Парадоксально, что никто из святых отцов не писал книги просто так, из внутренней потребности самовыразиться. Они писали не для тщеславия, не для того, чтобы положить свои труды в стол, не потому, что очень захотелось порассуждать…. Всякий богословский святоотеческий труд – ответ на вопрошание. И «Лествица» Иоанна Лествичника, и «Душеполезные поучения» Аввы Дорофея – книги, которые так и начинаются: ты спрашивал, я тебе отвечаю…

Святые отцы пережили всё, о чём они учили других. Они делятся результатами собственных духовных подвигов, объясняют, как правильно молиться, поститься, держать свои помыслы в узде, следить за своими чувствами, не заниматься собственным восхвалением, не искать восхищений. Это правила, выведенные из глубины личного опыта.

Миссионерствовать – значит гореть

– Ваше Преосвященство, я с удовольствием прочла в интернете Ваши журналистские материалы. Совсем недавно, в январе 2011 года, спрашивая митрополита Ахалкалакского и Кумурдойского Николая (Пачуашвили), творчески свидетельствующего о вере Христовой в Грузии, с чего он начинал, Вы добавили: «Ведь ваша епархия особенная – миссионерская». И вот сами возглавили епархию, ещё более нуждающуюся в христианской миссии. Переадресую Вам Ваш же вопрос: на что, Владыко, Вы намерены опираться в большей мере – на свой опыт или наработки предшественников?

– Конечно же, я буду опираться и на знания свои, и на опыт, которые получил, но ещё более – на тот опыт, который здесь, в Якутии, уже есть. Хочу подражать и святителю Иннокентию, и архиепископу Герману, и епископу Зосиме, и всем прежним святителям.

Главное в миссионерстве, как мне видится, это явление Евангелия собственной жизнью, на собственном примере. Потом уже можно говорить о путях и методах, которые могут быть разными, исходящими из реальных условий, особенностей времени… Но, мне кажется, всё это второстепенно по отношению к первому.

– Тем не менее, о методах… Какую форму миссии Вы считаете наиболее продуктивной и целесообразной: командировки священников на приходы для постоянного духовного окормления верующих и просветительской работы (на это делал упор архиепископ Герман), религиозно-светские мероприятия с привлечением широкой общественности (активно практиковавшиеся епископом Зосимой), миссия через печатные и электронные СМИ, что-то ещё?

– Я полагаю, что Вы говорите о разных частях единой сильной миссионерской деятельности. Нельзя одно другому противопоставлять и тем более говорить о превосходстве той или иной формы. Безусловно, должна вестись активная, большая работа на приходах. Буду и священников подвигать, и сам ездить. Это очень важно. Но так же важны церковно-общественные и даже чисто светские мероприятия. Я прошу священников не отказываться ни от одного приглашения, которые они получают. Всегда их участие полезно. Даже хождение по улице в рясе, в священной одежде – это миссионерство. Любое присутствие священника – вид, слово, дело – в любой ситуации должны нести весть о Христе.

Проблема в том, что мы очень много знаем о миссионерстве: методы, способы, приёмы... Но самое важное – всё это делать: не потухать, не угасать, не быть теплохладным, как сказано в Откровении. Главное – гореть! Но кроме горения, активности миссионер должен быть, как мне видится, смиренным.

– Конечно, Вы правы, интеллигентным людям, как никому другому, свойственно чувство собственного достоинства. Во многом знании много печали... Вот тут-то надо потерпеть! И гордыньку, и упивание собственной значимостью надо потерпеть потому, что такая есть особенность у людей, которым много дано. Если не проявить терпение и смирение, ничего не получится: и миссионер гордый, и представитель интеллигенции с обострённым чувством собственного достоинства… Плюс на плюс – последует отторжение.

У меня есть опыт работы с научной интеллигенцией – небольшой, но есть. Я был деканом факультета в светском вузе – в Институте дружбы народов Кавказа. И с профессурой общался, и с преподавателями, и со студентами. Да, сразу никто не открывает сердце, но со временем и слова находятся, и людей начинаешь чувствовать. Мы служили миссионерские литургии в институте – сокращённые, с комментариями… Учитывать сложности людей творческих вполне возможно.

– А Вы не можете сказать, что с какими-то людьми Вам проще найти общий язык, с какими-то труднее?

– Нет. Мне сложно с агрессивными людьми, которые заведомо относятся к тебе враждебно. Но в этой агрессии нужно разбираться. Иногда за ней скрывается гордыня: человеку интересно бы узнать о Христе, о Евангелии, а весь его прошлый опыт жизни атеистический так и противится признать это, и он начинает спорить, причём агрессивно. С таким человеком можно не спорить, а говорить. А бывает слепая агрессия, бесовская, тогда не стоит метать бисер… Но это редко встречается, к счастью.

– Владыко, в Якутске на 290 тысяч человек – четыре действующих храма (не считая домовых), то есть не более 1% населения являются регулярными прихожанами. Как Вы видите миссию в «легкодоступном» (в сравнении с северными улусами) городском пространстве?

– Черчилль говорил, что статистика – узаконенная система обмана. Я с недоверием отношусь к статистике. Как посчитать, сколько людей посещает храм? Кто-то приходит раз в год, кто-то несколько раз в неделю… В Якутске, конечно, мало храмов. Чем меньшую территорию охватывает приход, тем ближе священник к людям, тем больше у него времени заниматься их проблемами. Я полагаю, что на 10 тысяч человек должен быть храм. Храм – центр миссии. Понятно, что это не так просто, но мы будем стремиться восстанавливать и строить храмы параллельно с миссией евангелизации. Мне хочется, чтобы их было больше.

Будем служить по-якутски

– Сейчас лишь небольшая часть богослужения совершается на якутском языке, планируете ли Вы ввести хотя бы иногда или в отдельных храмах служение полностью по-якутски?

– Я бы очень этого хотел! Хочу, чтобы одна из литургий (ранняя или поздняя) в воскресный день в кафедральном соборе была на якутском языке в самое ближайшее время. А сейчас надо использовать шире хотя бы то, что уже переведено: возгласы, молитвы, ектении, Евангелие, Апостол… Но я ставлю перед собой задачу, чтобы богослужение на якутском языке совершалось полностью, как при святителе Иннокентии.

– Значит, в Ваших планах продолжение переводческой деятельности? Предполагаете ли Вы более широко издавать то, что уже переведено: Новый Завет, Псалтирь, молитвы?..

– Когда я совершал первый свой молебен в Преображенском кафедральном соборе г.Якутска, увидел, как много пришло представителей саха, впервые услышал ектению на якутском языке, песнопения и сказал, что мне очень понравился якутский язык, он прекрасно ложится на мотивы, распевы церковнославянские. Я дал обещание, что буду учить якутский язык. Думаю, нет, уверен, что мы займёмся и литургическими переводами, будем служить литургии на языке саха. И уже начал заниматься якутским.

– А русский язык? Не считаете ли Вы возможным в большей степени вводить его в богослужение, хотя бы параллельно?

– Межсоборное присутствие недавно опубликовало на официальном сайте по этому поводу проект концепции. Я его вполне одобряю. Совершенно согласен, что в переводе на русский язык богослужение нуждается, но категорически против, чтобы это было сделано спешно и неграмотно. Увы, примеры нехорошие есть. Осторожность нужна и в силу того, что в Церкви значительная часть консервативно настроенных людей решительно против участия русского языка в богослужении. Поспешность может привести к расколу, как это случилось в Греции, например. Нельзя этого допустить.

– Читая одно из Ваших интервью, я узнала, что Грузинская и Греческая Церкви осуществили совместно замечательный проект: напечатали миллион экземпляров Евангелия от Марка и… по почте разослали всем жителям страны! О важности раздачи духовной литературы говорил протоиерей Максим Козлов, настоятель храма св. мч. Татианы при МГУ, когда приезжал в Якутию. Не кажется ли Вам, что Слово Божие должно быть доступно хотя бы тем, кто этого желает?

– Сделаю смелое заявление: мы в самое ближайшее время предпримем издание Евангелия на якутском языке и будем раздавать его бесплатно, обеспечим библиотеки, храмы. Думаю, я найду помощников из числа добрых меценатов, которые к этой программе подключатся. Можете считать, что она уже началась. Вы дали мне эту идею.

– Тогда позволю себе ещё одну: отец Анатолий Астафьев издал в Ленске молитвослов с параллельными текстами на якутском и церковнославянском языках с русскими комментариями. Причём многие молитвы Саломия Леонтьева, редактор этого молитвослова, в своё время переводила специально для «Логоса». Тираж две тысячи экземпляров разлетелся…

– Я посчитал своим долгом на следующей день после хиротонии поехать в Успенский собор Троице-Сергиевой лавры и там отслужить молебен у мощей святителя Иннокентия, чтобы получить его благословение на епископское служение в Якутии. Во время службы ко мне подошёл отец Анатолий, показал молитвослов, сказал, что хочет переиздать его. Я ответил, что этот тираж нужно увеличить как минимум в пять раз, раздавать какую-то часть бесплатно и пообещал, что этот проект епархия возьмёт на себя. Тем более, что в молитвослове есть катехизическая часть, к тому же его можно использовать как пособие для тех, кто хочет учить якутский. Очень хорошее издание!

– Святейший Патриарх в своём напутствии Вам сказал: «…Никогда Якутия не знала такого числа священников и архиереев, как в годы репрессий… И может быть, ты также примешь на себя труд рассказать поимённо о каждом, кто мученически скончался на якутской земле за верность Христу Спасителю». Готовы ли Вы, Владыко, принять на себя этот благодатный труд?

– На заседании первого же епархиального совета мы приняли решение о создании комиссии по канонизации святых. В неё будут привлечены специалисты историки-архивисты. Для начала надо хотя бы составить базу данных, а потом собрать сведения о жизни и смерти мучеников и исповедников ещё пока неведомых. Мы будем это делать. Я знаю, что при Владыке Зосиме такая работа уже началась. Думаю, что это архи необходимо. Надо возвращать память о людях святых.

– Владыко, меня очень тронул вопрос, который Вы ставите перед собой: «А сумел бы я, будучи распят на кресте, с этого креста, подобно апостолу, проповедовать слово Христовой истины?» Наверное, этот ответ может дать только жизнь, но от всего сердца желаю, чтобы люди не распинали Вас своей злобой, недоверием, клеветой, ведь архипастырский крест и без того тяжёл. Чтобы, понимая, насколько благое дело Вы призваны делать, все якутяне помогали Вам, кто чем может.