– Самым значительным событием ушедшего 2007 года было, безусловно, восстановление канонического единства Русской Православной Церкви. Вы, кажется, всегда верили в то, что воссоединение будет достигнуто.
И присутствуя на прощальном вечере в Москве, который давал митрополит Лавр, где собрались пятьсот-шестьсот человек, – все, кто от заседания к заседанию, от конференции к конференции подвизались в трудном деле врачевания, смеживания церковного разделения, я чувствовал, какой покой и какой мир снизошли на человеческие души. Вспомнились слова Федора Ивановича Тютчева, которые, мне кажется, можно было бы применить к Русской Церкви в дни после подписания этого духовного акта: "И льется теплая лазурь (Божией благодати) / На отдыхающее поле».
Безусловно, все оказалось не таким простым и радостным, как представлялось энтузиастам. Косность мышления (я готов это слово производить от корня кость) воспрепятствовала иным добрым православным пастырям и их пасомым отозваться душой на совершившееся чудо. И утешают лишь слова митрополита Лавра. Когда его спросили: "Как Вы относитесь к тому, что вот этот монастырь, вот этот приход отторглись от Зарубежного Синода?», он покачал головой и ответил: "Да, безусловно, это предмет нашей горечи. Но зато нам открылись Почаевская лавра, Валаам, Соловки, Троице-Сергиева лавра». И да вразумит Господь эскапистов, устремившихся в пустыню Гоби, торжествовать и прославлять свой изоляционизм.
Но мне, как русскому православному священнику, все равно скорбно, когда я думаю о Леснинской обители или о каких-нибудь приходах (о которых я и знаю-то понаслышке) в далеких для меня Соединенных Штатах Америки. И радостно, что мы сегодня наслаждаемся возможностью служить Божественную литургию вкупе с нашими братьями, едиными усты прославлять нашего Спасителя, приступать к единой чаше. Это главное событие не только года, но начала третьего тысячелетия.
– В своем интервью журналу "Фома» отец Петр Перекрестов вспоминает Ваши слова о Курской иконе Божией Матери…
– Курская-Коренная икона Божией Матери после опустошения обители нагайцами была рассечена на две половины. Какое-то время части иконы лежали в болоте, но некий клирик нашел эти две части, соединил, и они срослись. И отцу Петру я говорил когда-то о том, что, видимо, именно священству дано сыграть ключевую роль в деле воссоединения, и взаимное стремление иерархов приведет к успеху только тогда, когда священство протянет друг другу руки. Помню, как он весьма горячо убеждал меня поскорее перейти в юрисдикцию Русской Зарубежной Церкви, весьма скептически отзываясь о наших, так сказать, "советских» старцах, не видя никаких светлых явлений в нашей духовной действительности. Но прошло время, и мы встретились с отцом Петром на упомянутом званном ужине…
– Отец Петр вспоминал в своем интервью, что, когда Вы привели пример с Курской иконой, он про себя подумал: "Такое никогда не сможет произойти, это совершенно невозможно».
– Да, уверенных в невозможности воссоединения в Русской Зарубежной Церкви, к сожалению, было немало. Протоиерей Георгий Ларин, например, пользовавшийся и пользующийся очень большим авторитетом и уважением. Он был одним из самых резких и категоричных противников Московской Патриархии.
Определенное представление о том, каково положение дел в России, в основном, конечно же, складывалось через чтение, по книгам и печатным источникам, и оно все-таки оставалось ограниченным, по сравнению с действительностью, ибо живая жизнь всегда объемнее, полновеснее, богаче, чем наше представление о ней.
Когда меня, например, спрашивают: "Что Вы скажете об идейных уклонениях и ущербностях мировоззрения такого-то церковного лица», то я всегда говорю: "Немощного в вере мы принимаем без споров о мнениях, и сама возможность преподнести друг другу братское лобзание во Христе Спасителе столь значительна, что лишь после этого мы можем скрещивать копья в идейных пересудах». А еще иногда думаешь, что ошибочность миросозерцания никогда не может быть отождествляема с самой личностью человека, воспринявшего дар Святого Духа в лоне Вселенского Православия.
– Не могли бы Вы сказать несколько слов по поводу реформы богослужения.
– Святейший Патриарх на последнем епархиальном собрании ответил на один единственный вопрос, который был задан после пятичасового чтения докладов. Множество записок он отложил в сторону. И соблаговолил ответить только на один вопрос: спросили его о предлагаемой реформе богослужения, о возможности чтения у нас здесь, в России, Священного Писания на русском языке, о календарной реформе, о всем том, что исподволь пытаются провести кое-где и кое-кто, ущербляя, обедняя и выхолащивая этим богатство русской традиции. Патриарх посмотрел на всех нас, на две тысячи человек, и сказал: "Этого не допустим никогда». Это было достаточно веско сказано.
Мы, батюшки, должны просвещать народ, поднимать его до высоты церковно-славянского языка, объяснять глубину литургических текстов. Мы не имеем права произвольно что-то менять, перекраивать то, что досталось нам как драгоценное достояние от наших отцов и прадедов.
Архимандрит Иоанн (Крестьянкин) однажды задал ныне покойному патриарху Пимену три вопроса. Он спросил: "Будет ли допущена реформа изменения языка богослужения с церковно-славянского на русский? Перейдет ли Русская Православная Церковь на новый календарный стиль? И как нам относиться к экуменизму?» И получил два категорических отрицательных ответа на первые два вопроса. Относительно экуменизма, подумав, патриарх сказал: "Ну, что же, пожалуй, можно с ними попить чайку, да на этом дело и ограничить».