Чудо о Тайдуле

Исцеление Тайдулы. Клеймо иконы митрополита Алексия с житием. Икона из Успенского собора в Московском Кремле. Между 1462 и 1483 гг. Москва, Третьяковская галерея

Невеселые настроения не удивительны – и по нескольким причинам.

Во-первых, кинематограф чувствует себя на все еще новом для него поле как слон в посудной лавке. Во-вторых, частью случаев попытки снять что-нибудь «православное» вызваны конъюнктурой, и даже если не оказываются клюквой в сахаре, то все равно оставляют по себе приторное послевкусие. Ну а в-третьих, как сказал кто-то умный, не нужно стремиться снимать «православные фильмы» – достаточно, чтобы в кино пришли православные режиссеры.

Впрочем, за этой несложным рецептом успеха скрываются такие просторы, что мы устремляться в них пока не будем, а только лишь пригласим вас к размышлением.

Размышлениям о том, что же из себя может и должен представлять кинематограф, не чуждый духовности, – но не в том смысле, в каком понимали ее в позднем СССР и теперь понимают в Европе, – а в истинном: то есть говорящий с людьми если не впрямую о Боге, то о стремлении человеческого духа к Нему, вверх.

Тем более, что скоро пока еще недлинный каталог интересующих нас фильмов пополнится новой значимой картиной.

Сценарист Юрий Арабов и режиссер Андрей Прошкин готовятся выпустить на экраны «Орду» – фильм, в котором рассказывается, как в XIV веке святитель Алексий, митрополит Московский, ездил в Орду, чтобы исцелить жену хана. Мы решили поговорить с Юрием Арабовым о том, чем сложны «житийные» фильмы, что на самом деле представляла собой Орда, и почему никто не знает, как разговаривали люди даже в недавнем прошлом.

Итак, расскажите нам, откуда вообще возникла эта затея – снять фильм о святителе Алексии?

Материал предложила студия «Православная энциклопедия», продюсер Сергей Леонидович Кравец. Я сначала отказывался, поскольку считаю, что картины о святых невозможно сделать художественными. Искусство соткано из противоречий, а в канонизированных Церковью фигурах противоречий не существуют, из житийной литературы они вычеркнуты. Драматургия – это преодоления, борения, страдания, сомнения. Канонизированный же святой или святость – это конечная точка человека, к которой необходимо стремиться. И все попытки показать святых, существующие в кино, или неудачны, или же показывают святость от обратного. Но подобные картины сразу вызывают критику людей, которые хотят видеть на экране икону, а иконопись – это не совсем искусство, это, как мы знаем от отца Павла Флоренского, это окно в другой мир…

Сцена из фильма «Орда». Фото Михаил Фомичев

Так вот, по сценарию, у митрополита Алексия чуда не получается, епископа наказывают, сдирают одежды, обливают водой, и он становится бездомным, и его отправляют к русским колодникам.

У нас – отчасти после Льва Гумилёва – пошла традиция представлять себе Орду как неких толерантных восточных людей. Это абсолютно не сходится с историческими источниками. Ордынцы были достаточно жестоки, они разоряли церкви – и это описано в летописях (летописи – единственный исторический источник, и если их ставить под сомнение, то у нас не остается документальных источников вообще). Ордынцы на позднем своём этапе действительно давали так называемые «пайзы» – охранные грамоты для Церкви, освобождали её от налогов. Но надо понимать, для чего они это делали: чтобы Восточная Церковь не соединилась с Западной и не смогла дать отпор Орде. Это всё достаточно низменная политика. Представлять себе ордынцев как веротерпимых людей нельзя – это абсолютно не сходится с нашей историей.

Итак, по сценарию, святителя Алексия наказывают, он у колодников, он становится истопником, топит бани, в которых купаются ханы и их приближенные. В истопниках больше месяца не живут, потому что люди умирают от обезвоживания. И когда святитель Алексий приносит эту жертву – не возвращается в Москву, а добровольно становится пленником, вот тогда и происходит в картине чудо исцеления.

После этого Орда не делает нового набега на Москву, и московские князья могут немножко прийти в себя и собрать силы для Куликовской битвы. Действительно, русской московской Церкви дают охранную грамоту. И история начинает течь в другом направлении. Рабство спустя некоторое время закончится, Русь будет потихоньку формироваться в самостоятельное государство и в самостоятельный этнос.

Какими источниками вы пользовались? Есть иконы святителя с клеймами. Нельзя ли при создании фильма использовать эти клейма как своего рода раскадровку?

Источники – вся житийная литература. Кроме того, были консультанты, причём консультанты достаточно разные. Иконы с клеймами мы никак не могли использовать, потому что иконопись это – не искусство, это нечто большее. Искусство, как мне кажется, не должно соревноваться с иконописью. Я пытался написать притчу, а режиссёр с продюсером пытались перенести эту притчу на экран. Притчу, одетую в «одежду» позднего средневековья, а точнее – близкого Возрождения.

Можете ли Вы назвать идеальные исторические фильмы? Или кино – всегда апокриф?

Юрий Арабов

Понимаете, мы с вами не знаем, к примеру, устную речь начала XIX-го века. От этого времени остался литературный язык, но это совсем не то, что устный. В наше время устная речь вторгается в литературную, точнее литературная речь опустилась до устной, а тогда, видимо, был какой-то разрыв. Как говорили простолюдины в девятнадцатом веке – это тайна. У нас осталась только литература.

Большинство исторических картин вызывают ощущение недостоверности, несмотря на обилие исторических костюмов и эффектных массовых сцен. А вот «Седьмая печать» Бергмана напротив –театральна и бутафорна, а кажется правдивой. Чем вы можете это объяснить?

Только тем, что «Седьмую печать» ставил выдающийся режиссёр Бергман. И «Андрей Рублёв» чувства фальши не вызывает. Это уровень режиссуры. Наверняка и в «Седьмой печати», и в «Андрее Рублёве» многое не соответствует историческим реалиям, но тем не менее талант режиссёра, мысль, которая им движет, всё искупают.

А то, о чём вы говорите, – это бессмысленный перевод денег на костюмные картины, внутри которых просто нет серьёзных смысловых значений. Такие фильмы делаются известно для чего – для того, чтобы повеселить зрителя и освоить миллионные средства.

Откуда вы брали реалии для изображения татарской, ордынской, жизни?

На съемках фильма. Астраханская область, декабрь 2010.

В некоторых источниках сообщается, что святитель Алексий, когда был в Орде, вел спор о вере с иноверцами. У вас этого момента нет в картине?

Нет, у нас этого момента нет. В картине он веру доказывает отречением от своей плоти. Ведь главное доказательство веры – это чудо. Христос не воскрес бы, и не было бы Христа. Перефразируя апостола Павла, что такое были бы мы, христиане, если бы Христос не воскрес? Мы вынимаем чудо, и святой перестаёт быть святым, и Бог перестаёт быть Богом. Бог и святость не упираются в наши гуманитарные построения. Если отсутствует чудо, то отсутствует всё. Но мы делали картину о том, что чудо происходит только тогда, когда человек отказывается от жизни во имя другого человека, как он может возвыситься сам над собой...