Каждое письмо от отца Павла мы ожидали как Суда Божьего.

Рассказывать о том, кем был для нас отец Павел Троицкий мне придётся немножко издалека. Большинство из вас наверное воспитывалось в православной вере. Или нет? Кто из вас с детства был православным, поднимите, пожалуйста, руки. А кто пришёл к вере после 15 лет? Кто пришёл после 18 лет? Ну, всё-таки большой достаточно процент, кто после 18. Итак, большинство из вас пришло к вере тоже в зрелом возрасте. Тогда вы, наверное, лучше меня поймёте. Я тоже с детства воспитывался в атеистической среде, хотя мои родители были очень хорошими людьми, но в Бога они не верили, поэтому я тоже не знал, что есть Бог и был уверен, что его нет. Когда я пришёл к вере, я увидел вокруг себя людей, которые имели веру, но жили очень по-разному. И мне тогда один мой знакомый сказал: «ты поезжай под Ригу, там есть такое место Елгава, и в этой Елгаве есть подворье... скит есть монастыря женского Рижского. Там есть архимандрит Таврион, и познакомившись с ним, ты поймёшь что такое живое православие. И я когда съездил к отцу Тавриону, я действительно понял, что такое живое православие.

Я не буду сегодня рассказывать наверно про отца Тавриона, это не тема нашей сегодняшней встречи, но скажу, чтобы вы поняли: когда я приезжал от отца Тавриона в Москву и бывал на службах, то мне казалось, что священники служат как знаете в такой замедленной съёмке. У отца Тавриона служба была очень динамичная, очень быстрая, наполненная какой-то удивительной силой и благодатью. А в Москве было такое впечатление, что служба идёт очень медленно, очень неторопливо, очень как-то вяло, слова произносятся тихо, негромко, причём не то, чтобы негромко и молитвенно, а как-то формально. У отца Тавриона служба совершалась так, что она захватывала — такое было впечатление, что отец Таврион брал нас всех за руку и тащил, буквально тащил, а не вёл. Тащил за собой в Царство Небесное. Такой образ у меня создался, когда я размышлял, чем отличается служба у отца Тавриона от служб обычных московских.

Отец Таврион на службе дважды проповедовал — после Евангелия на литургии и в конце литургии. Его проповеди всегда были или очень строгими и обличительными или очень радостными, то есть они очень контрастными всегда были. Это не было вялым произнесением каких-то чужих слов. Он говорил очень просто. Он говорил об одном, вдруг заканчивал, говорил «теперь» и начинал говорить о чём-то другом. Когда ты знал людей, собравшихся в храме, ты мог сказать, о ком он говорил в данный момент. То он говорил о храмах, которые закрываются на санитарный день, а храм должен быть открыт всегда, и ясно было, что он это говорит для батюшки, который приехал из другого города и с ним вместе служил. То он говорил о воспитании детей и ясно было, что он говорил для женщин, которые приехали со своими детьми. То он говорил строго о монахинях, о монашеской жизни. Было это очень удивительно. Иногда он даже кастался тебя самого. Я знаю многих людей, которые слышали то, что говорил отец Таврион на проповеди прямо им самим. И вот, конечно, эта служба с этими проповедями, с этим общенародным пением, а отец Таврион сам виногда выходил на клирос и там регентовал... Иногда он говорил, что мы хорошо поём, иногда говорил: «врозь поёте» и очень сердился. Такая служба была очень живая. Он менял облачение во время службы, например, красное — на белое, или ещё на какой-то другой цвет. У него все было очень осмысленно. У него там все было наполнено цветами. Цветами даже было заполнено всё пространство алтаря, горели яркие лампы, очень яркий был свет. И вот, конечно, по сравнению с Москвой службы были другие. Когда ты бывал у отца Тавриона, ты чувствовал, что зло уходило из твоего сердца, и хотя присутствовало, но присутствовало вне сердца, и можно было с этим злом бороться, можно было от этого зла избавляться, можно было сопротивляться этому злу. Но проходило какое-то время и ты чувствовал, что ты уж больше не можешь противиться злу, что оно стало опять привычным для тебя, что оно вошло в твою душу, что у тебя нет сил, чтобы сопротивляться каким-то мыслям нехорошим, или нет сил удержаться от слов нехороших или что-то сделать нехорошее. Вот так я понял, что такое живое православие.

И поэтому когда я узнал, что есть такие люди, как отец Таврион, я старался найти руководителей духовной жизни, тех людей, которые могли мне помочь понять, что такое духовная жизнь. Как Бог сотворивший этот мир, является основой всякого бытия, так и духовная жизнь может быть явлена каким-то человеком. Конечно, можно воспринять другую личность через творения, через писание, скажем, этой личности. Можно и нужно читать писания святых, творения святых, изучать их и через это приобщаться к духовной жизни. Но даже Евангелие, в котором записаны слова Господа нашего Иисуса Христа может быть истолковано и толкуется по-разному. Когда мы с вами хотим узнать истину, обращаемся к Богу, мы должны быть готовы услышать то, что нам непонятно и что не следует из нашего логического рассуждения, что не следует из нашего опыта. Поэтому, когда ты встречаешь человека, который духовно выше чем ты, человека который может ответить на твой вопрос, как тебе поступить, так или по-другому, человека, который сам имеет духовный опыт, человека, который знает волю Божью, конечно, только тогда ты узнаёшь, что такое духовная жизнь, что такое живое православие. И поэтому встреча с отцом Павлом была для меня и для тех кто знал его, началом другой жизни. После смерти отца Тавриона, а я ездил к отцу Тавриону несколько раз в год и задавал ему самые важные вопросы и получал от него самые важные ответы, которые определяли мою жизнь. Но после того, как отца Тавриона не стало, я искал духовного руководства, искал священника, которому бы я исповедовался, искал духовника.

Не скажу, что это было совсем неудачно. У меня были духовники, у которых я исповедовался, но всё-таки я думал, что есть люди, которые могут на твои вопросы отвечать очень определённо и ясно, люди, которые могут помочь тебе понять то, чего ты не понимаешь, люди, которые зная твою меру, будут советовать тебе сделать то, что тебе по силам с одной стороны, а с другой — сделать то, чего ты сам может быть не знаешь, к чему ты не готов, о чём ты думаешь, что не сможешь этого совершить.

Иеромонах Павел (Троицкий)

Потом я узнал, что этого старца зовут отец Павел, отец Павел Троицкий. И я имел возможность какое-то время спрашивать у отца Владимира, просить его передать старцу мои вопросы и на эти вопросы в письмах к отцу Владимиру отец Павел иногда отвечал. Не только я таким образом узнал об отце Павле. Точно также отец Павел вошёл и в жизнь отца Владимира Воробьёва. Когда человек нуждается в помощи Божьей, когда он ищет духовного окормления, когда он находится в трудных обстоятельствах, тогда является милость Божья, Господь тогда посылает такого духовного руководителя, который помогает преодолеть трудности жизни. Я думаю, что я, конечно же, был недостоин такого окормления, и всё то, что мне писал отец Павел, я сейчас перечитываю со стыдом, я и тогда плохо понимал то, что он мне пишет, и мало вслушивался, мало исполнял, что он говорил, да и сейчас много из того, что тогда мне писал, я исполнить не могу. Но я думаю, что мне была послана эта милость, потому что меня ждало очень тяжёлое и трудное испытание, у меня заболела жена, и после ее смерти осталось четверо детей, младшей из которых было шесть лет, и конечно, же, если бы не письма отца Павла, если бы не его поддержка, не знаю, как бы я пережил это трудное, тяжёлое испытание. Так что я думаю, что такая была явная мне милость Божья, для того, чтобы я сумел прожить очень трудные для меня годы болезни моей жены и её кончины.

После её смерти отец Павел мне уже мало писал, она умерла в 90 году, а отец Павел умер в 91, в ноябре. Но вот этот последний год я тоже получал от него поддержку. Я сейчас вам почитаю что-то из его писем: «Как хорошо умерла твоя матушка! Я знаю, что она совсем недавно крестилась, но после всего Сонечка нашла старца...» моя жена очень почитала отца Павла Груздева, такой замечательный тоже подвижник, я сейчас не буду о нём рассказывать — она очень почитала его, очень его любила и он её тоже любил. «...потянулась к нему, собрала последние силы, поехала к старцу. Вот где горячая вера! Нам всем нужно только учиться! Как за Сонечку легко молиться». «Твоей Сонечке там хорошо, она очень хорошо окончила свою роль матушки. Ты счастливый, что тебе Господь послал такую настоящую Матушку с большой буквы. С большой буквы Матушка. Теперь все матушки не в Бога богатеют, а скорее в мамону. За матушку твою очень легко молиться. Софьюшка добрая, заботливая была». «За Софьюшку легко молиться. Как хорошо было в Гребневе на 40 дней Софьюшки. Как много было духовенства, какое было торжество. Чувствовал присутствие Софьюшки, как хорошо пели певчие. Не думаю, что Софьюшка страдала здесь на земле»... я очень переживал, что последние дни моя супруга очень страдала, и вспоминая эти страдания, мне было горько и тяжело на душе... поэтому отец Павел пишет: «не думай, что Софьюшка страдала здесь на земле. Ей там хорошо, она страдала без ропота, тихо, молча».

И вот ещё, в предпоследнем письме он пишет: «Я очень рад за тебя»... меня тогда перевели служить в больничный храм, чего я очень хотел и что благословил отец Павел. И он пишет, когда это случилось: «Я очень рад за тебя, что все что как ты желал, так и получилось — это всё за тебя ходатайствует Сонюшка». Когда моя жена уже тяжело болела, перед смертью она сказала: «если я умру — тебе храм твой отдадут». То есть она думала, что Господь пошлёт мне какое-то утешение после смерти супруги — так оно всё и получилось. И вот отец Павел пишет, что после смерти она ходатайствовала о том, чтобы храм передали Церкви и чтобы меня туда назначили настоятелем.

Как отец Павел вошёл в нашу жизнь, сам это сделал, так сам таинственно как-то неожиданно для меня... я помню, как получил первое письмо от отца Павла, где он описывал всё, что свершилось в Пасхальную ночь в Гребневе, где я служил... так и кончина отца Павла была такая же таинственная и непонятная для нас. Надо сказать, что об отце Павле мы сейчас собрали... не мы, а отец Владимир и институт и другие люди, я в этом не участвовал, к сожалению, собрали очень много сведений. Нам известно, где он родился, нам известно, кто были его родители, известно кто были его братья, известно, что он поступил в Даниловский монастырь, известно, с кем он был в одной келье, известно, у кого там исповедовался. Известно, где он жил после монастыря, но мало известно мест... Известно, что он был сослан в ссылку и где он был в ссылке, тоже примерно понятно.

Его сопровождала Агриппина Николаевна, такая замечательная женщина, которая была его келейницей. Отца Павла везли в вагоне с другими заключёнными, а Агриппине Николаевне приходилось на каждой станции выходить и смотреть. Это был специальный вагон, который прицепляли к разным поездам. И нужно было выходить на каждой станции и смотреть, отцепили этот вагон или нет. Потому что вагон ехал с остановками в других пересыльных тюрьмах, и нужно было успеть сесть в тот поезд, куда прицепляли этот вагон. Но она говорила, что когда она ехала за отцом Павлом в ссылку, у неё настроение было как на Пасху — такая была радость в душе. И Господь помог ей сопровождать его до места, где кончалась уже железная дорога и находить ночлег в тех городах, где он останавливался. Господь её хранил, однажды она пыталась войти в какой-то дом, найти себе пристанище, но везде, куда она просилась на ночлег, ей отказывали. И в конце концов пустили в какой-то дом, где она переночевала спокойно, но выходя из этого дома, поняла, что была в публичном доме. Она слышала какой-то шум, топот, крики, пение, музыку слышала, но она так уставала, что не обращала на это внимания, и только когда выходила, поняла, где находилась. Но Господь её хранил, и она доехала до конечной остановки. Когда отца Павла уже посадили в сани, запряжённые лошадьми, с ним вместе везли из Москвы таких девиц лёгкого поведения, которых из Москвы выслали. Очевидно, для гонителей Церкви было особое удовольствие посадить монаха в одну повозку с этими девицами и ей там места не нашлось, в этих санях. А ехать нужно было на санях ещё десятки километров. И когда возница тронул лошадь, она побежала вслед за санями. И возница спросил: «ты что, так и будешь 70 километров бежать?» Она сказала: «буду бежать». Тогда эти девицы сжалились над ней и упросили охранников, чтобы они посадили тоже её в сани.

Одна наша знакомая, замечательная сестра милосердия, сейчас она уже бабушка, Леночка. И вот её послала Агриппина Николаевна в магазин, что-то купить. И когда она пошла в магазин, её обманули в кассе. Она дала деньги, купила шоколадку для Агриппины Николаевны, или даже отцу Павлу она ее хотела послать. Обманула её кассирша на 5 или на 10 рублей, я сейчас не помню, сказала, что не давала ей деньги, в общем как-то очень некрасиво получилось. Она очень расстроилась, вернулась домой. И Агриппина Николаевна ей сказала: «пока тебя не было, были от отца Павла, привезли письмо, и тебе вот передали» и дала ей эти самые деньги. Отец Павел, когда уезжали посыльные, их остановил и сказал: «отдайте эти деньги тому, кого обидели». «Это тебе, значит, отец Павел передал» — и передала ей эти деньги.

Вот таким образом получали мы письма от отца Павла, и очень часто бывало что говорили о том, что придёт письмо накануне. Звонили вечером и говорили: «Вот, едут посыльные и везут письмо от отца Павла. Отец Владимир вспоминает, как однажды ему так позвонили и сказали, что должны привезти письма и он может передать свое письмо. И он вечером сел писать письмо с вопросами. Вечером стал думать, что нужно спросить отца Павла, о чём нужно ему написать. Он написал своё письмо, а когда утром принёс письмо Агриппине Николаевне, получил в ответ письмо от отца Павла. Письмо, которое было написано, наверное, за день до того, как он написал своё. За день до того, как он сформулировал свои вопросы. За день до того, как он изложил на бумаге свои мысли, о которых никому не говорил. И в этом полученом письме, по порядку были ответы на все те вопросы, которые он задавал ему во встречном письме. Я говорю о такой таинственности в жизни отца Павла, которая постоянно нас приводила в некий трепет. Каждое письмо от отца Павла мы ожидали как Суда Божьего, потому что очень часто отец Павел в своих письмах очень строго мне писал. Сейчас я перечитывая эти строки, уже как-то спокойно отношусь к тому, что писал отец Павел, но тогда мне было даже страшно слышать эти слова.

Каждое письмо мы обязательно прочитывали друг другу, то, что можно было прочитать, собирались вместе, чтобы прочитать эти письма, и каждое такое письмо открывало нам волю Божью и являло нам, как нужно нам поступать. И не только нам. В этих письмах мы задавали вопросы и о своих духовных чадах: «можно ли повенчать этого юношу и эту девушку», «можно ли перевести моих детей из школы где они учились в другую школу», «можно ли поехать отдыхать в какой-нибудь монастырь или в деревню за город», «можно ли крестить, не слушая настоятеля — настоятель требовал, чтобы я крестил, сокращая чин крещения — или нельзя», «можно ли исповедовать во время службы, хотя настоятель просит этого не делать, или нет». Ну, и другие вопросы. И на все эти вопросы мы получали ответы от отца Павла, он писал очень много писем, хотя уже был в преклонных годах и ему писать письма было трудно, иногда он писал: «письмо не перечитывал, устал, не знаю, поймёшь ли что-нибудь». Но было понятно достаточно, хотя почерк был такой старческий уже. Эти письма, конечно, были для нас удивительной радостью и поддержкой.

Вы знаете, я пришёл к вере, будучи уже взрослым человеком, и у меня, когда я стал уже священником, иногда возникали помыслы неверия. Когда я узнал отца Павла, на эти помыслы я отвечал всегда так: если есть отец Павел — значит, есть Бог. То, что есть отец Павел, для меня это было самым лучшим доказательством того, что существует Бог. И как бы ни сгущалась тьма, какие бы мысли ни влагал дьявол в мою пустую глупую голову, какие бы чувства ни теснились в моём злом ожесточённом сердце, вот эта память о том, что есть отец Павел и знание той благодати, которая даётся человеку Богом, конечно, удерживала меня от неверия, удерживала меня от уныния, удерживала от соблазнов различных, которых так много в нашей жизни. Я говорю о таинственности отца Павла, и говорил, о том что он так вошёл в нашу жизнь, и говорил о его смерти, о его кончине, что его кончина тоже была таинственной и неведомой для нас.

Как-то по моему отец Валентин Асмус сказал... или отец Владимир... не помню, кто-то из священников сказал, что наверно когда отец Павел отойдёт ко Господу, тогда мы узнаем, где он жил, тогда, наверное, можно будет приехать к нему и можно будет, наверное, успеть на отпевание отца Павла, ведь тогда скрываться ему будет незачем. Но отец Павел однажды в письме отцу Валентину Асмусу написал, что он хотел бы умереть в безвестности, как миллионы русских людей в XX веке. И это желание Господь исполнил. Агриппина Николаевна как-то сказала, что рядом с отцом Павлом живёт один иеромонах, который отпоёт его, то есть мы не будем знать ни о его кончине, ни о месте где он погребен.

Так получилось, что в Москве мне первым удалось узнать о кончине отца Павла. Была суббота и я служил литургию у себя в больничном храме. Народу было немного. Это был 91 год. Я произносил сугубую заупокойную ектинью. И в момент произнесения этой ектиньи мне передали в алтарь записку, которую принесла сестра реанимации Маргарита Михайловна, которая тогда работала в 1-й Градской больнице. Она тогда жила вместе с Агриппиной Николаевной. Агриппина Николаевна тогда была уже в преклонных летах, через год и она отошла к Господу. И вот Агриппина Николаевна попросила Маргариту Михайловну написать записку, чтобы я помянул об упокоении отца Павла. Конечно, для меня это была страшная неожиданность, я даже вышел из алтаря и спросил у Маргариты Михайловны, что это означает. Мы с ней были оба поражены, и она сказала, что не понимает что происходит, но Агриппина Николаевна просила ее так сделать. Я, конечно же, помолился о упокоении отца Павла, поверил в то, что он скончался, поскольку это было во время заупокойной ектиньи, такое совпадение было, а после литургии я отслужил первую панихиду по отцу Павлу.

Я позвонил отцу Владимиру, а отец Владимир в этот день не служил, и он меня очень ругал за то, что я послушал Агриппину Николаевну и послужил панихиду по отцу Павлу. Он сказал, что это ещё неизвестно. Мы тогда очень боялись кому-то рассказывать об отце Павле, потому что если кто-то начинал рассказывать о нем, он прекращал с этим человеком общаться. Рассказывать об отце Павле было нельзя. Наши дети знали об отце Павле, потому что он часто писал им в письмах о чем-то, давал им какие-то наставления, но они знали, что об отце Павле говорить никому нельзя. И если нужно было кому-то из моих духовных чад, из прихожан, что-то сказать, я никогда имени отца Павла не называл, я говорил: «если ты хочешь — есть такой старец, который знает волю Божью — можно у него спросить, но ты обещай обязательно, что ты никому не скажешь об этом и обещай, что ты исполнишь это, если у него спрашиваешь что-то, значит, нужно это исполнять. Ты не слушаешься меня, когда я что-то говорю, но я грешный человек, не могу требовать абсолютного послушания, но не послушаться старца, конечно же, нельзя». И если человек выражал согласие, тогда я спрашивал отца Павла, говорил ему вот так-то и так-то, такой-то человек спрашивает о том-то и о том-то, и очень часто получал его ответ: «Воля Божья — поступить так-то». Я передавал ответ этому человеку. Иногда он слушался, иногда не слушался, и когда не слушался, происходили страшные вещи. Одна девушка вышла замуж без благословения отца Павла, и кончилось это тем, что её чуть не убил ее собственный муж, за которого она вышла замуж, и она от него убежала с ребёнком муж. Другой юноша тоже не послушался, в каком-то случае, потом сошёл с ума — такие были страшные вещи, когда человек не слушается воли Божьей. Узнаёт о ней и не слушается её. Конечно же, бывает тогда кончается это очень плохо для человека. Ну, не иногда, всегда наверно кончается плохо, просто иногда это делается явным для всех. Так что мы не узнали, когда умер отец Павел. Потом отец Владимир позвонил Агриппине Николаевне, поговорил с ней, и вечером этого дня все те, кто получал письма от отца Павла, вместе собрались в Николо-Кузнецком храме, и там уже первый раз рассказали немного об отце Павле и вместе помолились об упокоении его святой души.

Мы вместе с отцом Владимиром попытались найти место, где жил отец Павел. Однажды отец Всеволод, такой замечательный старец, священник, о нём рассказывать стоит особенно... заболел, и его должны были положить в больницу. У него случился микроинсульт. И когда несли отца Всеволода в машину скорой помощи, пришёл почтальон, который принёс телеграмму. Обычно от отца Павла мы получали письма, которые передавали посыльные, а здесь пришла телеграмма, на телеграмме был штемпель, было известно, откуда она пришла. И из этой телеграммы мы узнали, что отец Павел... и Агриппина Николаевна тоже говорила об этом... живёт рядом с почтовым отделением в Тверской области, которое называется... Кувшиново. И вот мы узнали, что отец Павел там живёт. Агриппина Николаевна, когда была ещё в силах, она туда ездила к отцу Павлу, привозила от него письма, но, конечно, из нас никто туда не ездил, и мы не знали, где это находится. Отец Павел однажды в письме отцу Всеволоду описал дом, где он живёт, но где находится этот дом, мы не знали. Знали, что с ним живут люди, которые привозили письма, знали, как зовут даже кого-то из этих людей, знали, что есть корова у этих людей, знали, что есть лес рядом, отец Павел ходил собирал грибы в лесу, но где это находится, никто не знал. И вот мы с отцом Владимиром поехали искать это место. Искали, смотрели, смотрели записи актов о гражданском состоянии в ЗАГСе, где написано, кто умер в это время. Никаких следов отца Павла мы не нашли. После этого этим занимались следователи из ФСБ, какие-то знакомые наши, которые имеют доступ ко всякого рода документам — никаких следов отца Павла мы не нашли. Где он жил? Где эти люди, которые привозили от него письма? Живы ли они сейчас? Где он похоронен? Мы ничего не знаем. В конце концов мы нашли дело отца Павла. Когда человека помещают в заключение, то вы знаете, создаётся такая специальная папка, где материалы следствия, доносы, аресты, допросы, фотографии, и вот нашли дело отца Павла. И исходя из этого дела, следует, что Пётр Васильевич Троицкий — так звали в миру отца Павла — умер в сорок третьем году, и указана даже какая-то дата его смерти...

Как так могло быть? По документам он умер, но Агриппина Николаевна-то его видела. Вот у меня ксерокопии писем, которые мне присылал отец Павел. Как это могло получиться? Мы знаем, что для Бога всё возможно. И мы знаем, что бывали такие случаи в лагерях, когда умирал один человек, его имя принимал на себя другой и было такое, что однажды умер один уголовник, которому скоро надо было выходить на свободу, а вместо него записали человека, который сидел и должен был сидеть долго ещё в лагере, и сделали так, как будто умер этот человек, а этот священник взял себе имя этого уголовника и под его именем вышел на свободу. Может, так было и с отцом Павлом, даже вероятнее всего... Возможно, именно поэтому отец Павел и скрывался, потому что жил под чужим именем и не мог объявить о себе никак. Но, конечно же, это происходило еще и потому, что отец Павел был крайне смиренным человеком. Когда он писал о воле Божьей, он часто говорил: «воля Божья такая, ну, а ты поступай как хочешь». Он никогда не требовал, чтобы слушались его. Он призывал слушаться Бога. Иногда в письмах, обличая меня в каких-то грехах, писал: «мы с тобой грешные, чем нам с тобой гордиться!» объединяя себя, святого, со мной, многогрешным и скверным. Потому что он обладал удивительным смирением, конечно. Мы с вами знаем, что нет святых, у которых нет смирения. Может быть святой, у которого нет дара прозорливости, может быть святым человек, у которого нет дара чудотворения, может быть святой, у которого нет совершенной может быть даже веры... мы же почитаем святых мучеников, которые уверовали в Бога за час до своей смерти, скажем. Но нет святых, у которых не было глубочайшего смирения. И вот обладая этим глубочайшим смирением, отец Павел и при жизни никому не хотел быть особенно известным. Он помогал тем людям, которым, возможно, Господь ему благословлял помогать. И конечно, его письма — драгоценный дар, не только нам, но и всем тем, кто почитает его память. Но он не хотел быть известным, совсем не хотел быть почитаемым другими людьми. И хотел после смерти своей, как те люди, с которыми вместе он сидел в лагерях, вместе с которыми был в ссылках, как его современники, миллионы его современников, он хотел остаться в безвестности у людей, чтобы пребывать у Бога. Потому что одно и другое часто плохо совмещается друг с другом. И вот познав эту славу Божию, познав эту радость быть с Богом, он, конечно же, не хотел никакого земного. Он говорил: «бегай тщеславных помыслов, бегай тщеславия, бегай похвал — это дьявол», он сам это чувствовал, сам это понимал. И поэтому, конечно же, отец Павел сейчас не причислен к лику святых, хотя, это величайший святой XX века, равный великим святым древности.

Таких случаев прозорливости, которые мы знаем об отце Павле, мы больше не знаем в жизни других подвижников XX века. Много было святых в XX веке явлено Богом, но другого такого подвижника, как отец Павел, я не знаю. Причём эта прозорливость была даже в мелочах. Я уже как-то рассказывал, как отец Павел писал моей дочери, которую мы иногда наказывали, сажая её в тёмную комнату. Об этом мы не писали отцу Павлу. И он писал, что Люша, я тебя всегда вижу, ты опять была в этом чуланчике, веди себя хорошо, чтобы тебя туда родители не сажали. Рассказывал про двойку... Вы помните? Нет, не помните? Расскажу еще два эпизода, как отец Павел детей вразумлял, очень он любил детей, и в его письмах всегда находились строчки, посвящённые детям, в которых он говорил, как нужно себя вести, как нужно поступать. И вот однажды он написал моей дочери: «бедная, не даётся ей учение так, как её сёстрам, вся тетрадь перечёркнута, стоит двойка». Получив письмо, мы обратились к моей дочери: «давай портфель, что там у тебя». Она потупив глаза, достаёт тетрадь из портфеля, тетрадь действительно перечёркнута, стоит двойка — вот в тот момент, когда мы прочитали строки из этого письма. В другой раз, когда мы собирались вместе на службу, а мы иногда служили вместе у отца Дмитрия Смирнова в храме, вместе у отца Владимира в храме, где он служил, и когда мы были вместе, когда мы соборовали кого-то на дому, отец Павел часто писал: «я был вместе с вами, как было хорошо на службе!» И писал, что на службе происходило. Однажды он сделал замечание сыну отца Владимира, теперь это уже священник отец Иоанн, что он не ровно держит свечу. В другой раз он написал, что было очень хорошо на службе, хорошо пел хор, так он иногда писал о пении хора, иногда писал, что певчие пели не очень хорошо, но это не очень страшно, главное, что была горячая молитва, как будто он слышал как пели. И вот он написал, что всё хорошо на службе было, но Ванечка всё время что-то всё время делал руками. Что Ванечка делал руками, никто не видел, из тех кто был на службе. Спросили Ванечку, что он делал руками? А Ванечка показал, как он крутил пальчиками. И отец Павел заметил это и сделал ему замечание, что так делать нельзя на службе, на службе нужно быть внимательными. Это к абсолютной такой прозорливости отца Павла.

Иногда отец Павел писал о событиях будущих, как об уже происшедших. Однажды сын отца Всеволода Шпиллера, Иван Всеволодович Шпиллер, дирижёр такой известный, музыкант, получил письмо, где отец Павел писал о его сыне. Он писал, что «с Севочкой всё хорошо, всё обошлось, ничего, головка немножко поболит — и всё пройдёт, ничего страшного». И они никак не могли понять что это значит. Мальчик здоров. И вдруг через какое-то время он попадает под машину, но всё обходится удачно, лёгкое сотрясение мозга, и действительно голова какое-то время после этого у него болела. Ну, и то, что отец Павел писал в своих письмах то, что спрашивали его... через какое-то время после написания письма — это тоже удивительный дар прозорливости.

Очень часто отец Павел предостерегал нас от разных поступков. Вот об этом напримет случае рассказывает отец Дмитрий Смирнов, этот рассказ есть в интернете. Это было в начале 90-х годов, даже в 90 году, наверно. Отцу Дмитрию позвонили и сказали, что они из КГБ и попросили встретиться. Отец Дмитрий рассказывал, как ему назначили встречу в вестибюле станции метро Площадь революции. Они не всегда приглашали к себе на Лубянку или на квартиры конспиративные, которых много было, конечно, в Москве, а иногда устраивали встречу такую среди народа, чтобы не привлекать внимания особенно, еще для чего-то там. Вот отец Дмитрий пошёл на эту встречу, представился ему человек, который пришёл, как начальник московского какого-то отделения этой самой организации и предложил ему сотрудничество. Предложил в такой очень привлекательной форме, он сказал, что они вообще-то давно знают отца Дмитрия, и стал рассказывать про него то, что знал только отец Дмитрий один. Видно было, что перед встречей они специально собирали какие-то материалы о нём. У отца Дмитрия в храме, где он служил, староста был специально назначен КГБ, он туда пришёл, когда был назначен отец Дмитрий, записывал на магнитофон его проповеди и когда отец Дмитрий перешёл в другой храм, староста тут же перешёл тоже в другое место, ясно было, что это был специальный сотрудник, который следил за деятельностью отца Дмитрия. Он показал своё знание каких-то пристрастий отца Дмитрия, его каких-то интересов, его жизни. И стал говорить ему о том, что они вообще очень хорошо относятся к Церкви, что они патриоты, как и верующие люди, что они очень хотят, чтобы Церковь возврождалась, очень хотят, чтобы в Церкви были такие люди, как отец Дмитрий, очень хотят помочь Церкви. И могут помочь отцу Дмитрию стать настоятелем какого-то храма в Москве. Отец Дмитрий тогда служил на окраине Москвы, его специально направили в храм, который находился в наибольшей удалённости от его дома. Ну, скажем, Москва такая круглая, отец Дмитрий жил здесь на окраине, а назначили его вот сюда и дорога занимала у него очень много времени. И его даже могут послать за границу. В 90-е годы... Это сейчас мы свободно ездим за границу, это стало таким обычным, а тогда об этом не могли и мечтать, конечно, никого за границу не выпускали. А их в свою очередь очень интересует, что происходит в Церкви. Им конечно это и так всё известно, но всё-таки мнение отца Дмитрия тоже важно было бы знать, потому что он такой замечательный священник хороший, проповеди говорит замечательные, вообще умный человек. И вот они хотели бы так, не афишируя, наладить с ним такое сотрудничество. И отец Дмитрий подумал, что может, для пользы Церкви и нужно бы так сделать, пойти на какой-то компромисс, и в общем-то они не требовали от него кого-то закладывать, на кого-то стучать, не требовали отрекаться от Бога, а пойти на такое сотрудничество, чтобы дальше развивалась церковная жизнь, тогда было такое начало расцвета церковной жизни... И вечером в этот день или в следующий ему позвонил отец Владимир, попросил приехать, потому что пришло письмо от отца Павла, в котором он писал отцу Дмитрию, что это дьявол. Нельзя ни в коем случае соглашаться — это дьявол действует. «И об этом обязательно расскажите всем знакомым священникам, как действует дьявол, ни в коем случае соглашаться нельзя». И это предостерегло отца Дмитрия от очень такого серьёзного шага в его жизни.

Есть ещё один случай про отца Дмитрия замечательный, который тоже есть в интернете, как отец Дмитрий однажды случайно оказался на железнодорожной станции, сел не на тот поезд и оказался случайно там, где не должен был быть. И там он увидел объявление, что продаётся дача. Отцу Дмитрию как раз нужна была дача. Он жил в Москве, у него была дочка, и летом, конечно, священнику нужно где-то отдохнуть немножко от трудного служения. Он поехал, посмотрел, дача подошла, стоила она недорого совсем, женщина была верующая, и отец Дмитрий решил, конечно, что дачу нужно купить, дал даже задаток за эту дачу. И получил письмо от отца Павла, я не помню, спрашивал он или нет об этом, но в письме было написано, что дачу ни в коем случае покупать не нужно. Он очень удивился, потому что ему казалось, что это воля Божья, всё так совпало неожиданно: и женщина ждала его, он приехал раньше других покупателей, и она согласна была продать её, и денег как раз было ровно столько сколько нужно, и дорога как раз была какая нужно. Ну, в общем, всё совпадало, всё сходилось — и вдруг отец Павел пишет, что это покупать нельзя. Отца Павла надо было слушать и отец Дмитрий, конечно, послушался. Эта женщина так удивилась, что вернула ему задаток, хотя не должна была возвращать... И что же? Меньше чем через месяц одна из прихожанок отца Дмитрия умирает и оставляет ему свой дом. Причём в таком замечательном месте, если вы знаете, есть такой источник преподобного Сергия Радонежского, где сейчас построены храмы, замечательный источник. И там вот в этой деревне, маленькой, небольшой, как раз рядом с этим источником, теперь дача отца Дмитрия. Вот такой тоже замечательный случай.

Отец Павел родился в священнической семье, один из его братьев — священник, другой — епископ, они погибли в лагерях. Отец Павел стал монахом Даниловского монастыря после Первой Мировой войны, а после этого был отправлен в ссылку, как я вам уже говорил. А когда в 43 году, очевидно, он освободился каким-то чудесным образом из лагеря, он после этого жил всё время в Кувшиново и служил литургию. Служил на сосудах, которые не были похожи на евхаристические сосуды. Чашей служила ему стеклянная рюмка. Облачения были очень простые. Тогда священнослужители часто использовали для служб такие предметы, которые не были похожи на предметы богослужения, чтобы, если придут с обыском, нельзя было обвинить в том, что он совершает дома службу. Такие же священные сосуды были у отца Глеба Каледы в его домовом храме. Скажем, вместо копия у отца Глеба был скальпель, он пользовался скальпелем. Вместо поручей были такие повязки как санитарные, с красным крестом, про которые можно было сказать, что это просто санитарные повязки. Все облачения были из простых очень тканей и не были похожи на облачения обычные. Вот так служил отец Павел в Кувшиново в те годы. Одно время Агриппина Николаевна ездила к нему, потом уже ездить перестала. Была у него замечательная переписка с отцом Всеволодом, кстати говоря, она уже опубликована, так что можно найти письма отца Павла отцу Всеволоду. Эти письма очень простые. В них нет каких-то глубин философской мысли, они очень простые. Для того, чтобы вы поняли, что они из себя представляли, я сейчас почитаю некоторые письма:

Читаю письмо, где я спрашивал у отца Павла, можно ли мне оставаться священником или может мне нужно отказаться от священства. Он мне потом написал: «Христос Воскресе!» Это письмо 14 мая 1982 года. «Дорогой отче Аркадий, спасибо тебе за твою заботу обо мне»... Мы всегда отцу Павлу что-то присылали, а он очень часто отказывался и говорил, что не нужно ему это, но нам очень хотелось выразить ему свою любовь, и поэтому мы всегда отцу Павлу посылали какие-то вкусности, посылали вот иконочки какие-то, и он нам тоже в ответ иногда что-то посылал. Отцу Владимиру он послал, скажем, свою кофту. Мне как-то послал 10 рублей через отца Владимира. У меня эти 10 рублей рядом с иконами приклеены. Ко мне отец Дмитрий как-то пришёл, говорит: «что это у тебя там — как он выразился — чирик рядом с иконами?» Я ему говорю: «это мне отец Павел прислал, я теперь храню эти 10 рублей». ...«Спасибо тебе за твою заботу обо мне. Прежние свои грехи ты больше не вспоминай. Покаялся и всё. Не повторяя их, не думай о них. Отец Владимир очень хороший батюшка, любящий, серьёзный, любит своих чад, переживает за все их непослушания. Если Господь допустил, что ты стал священником, всё правильно — два раза подчёркнуто «правильно» — Сам Господь разрешил. Переноси все замечания настоятеля со смирения, а всё что уставом положено, всё выполняй. Службу не тяни, служи со страхом Божьим — подчёркнуто «со страхом Божьим» — оставь пустые мечты, о настоятельстве, перестань обижаться, говори проповеди от души, со смирением. Главная проповедь должна доходить до слушающего, чтобы твои проповеди у слушающих оставались на камне, а не на песке. Понял меня?» Я, надо сказать, не понял. Тогда не понял, и сейчас не совсем понимаю. Что это значит — проповеди на камне, а не на песке... Что это значит?.. «Бегай от похвал, как от козней дьявола. Не верь, не принимай похвалу. Всех, кто к тебе обращается, не гони, принимай, но всё же будь осмотрителен, старайся лишнего не говорить. Читай духовную литературу, оптинских старцев обязательно. Можно иногда и газеты, журналы. Знать, что делается в мире, какое зло откуда. Проводи беседы дома с детками». Я спрашивал можно ли заниматься с детьми дома... ну, вроде такой воскресной школы. Тогда было такое время, когда это было нельзя. Тогда даже когда молились дома — пели тихонечко, чтобы не было слышно. И шторы закрывали. Когда собирались вместе, выходили по одному, как шпионы, скрываясь от безбожной власти. «Дом вместе с матушкой ведёте хорошо. Детей приучаете хорошо к труду, к любви, к музыке. Хорошо, что среди вас Леночка, она хорошо действует на детей. Низкий мой поклон матушке Софии. Хорошо ведёт дом, порядок, чисто, дети приучены к труду. Матушка хорошая хозяйка, помоги ей Бог!»

«Дорогой мой отче, зачем ты хочешь, чтобы Леночка приняла предложение быть старшей сестрой в больнице, где она работает». Ей предложили быть старшей сестрой в отделении. «Мне очень по душе, что Леночка не стремится быть старшей сестрой. Ей ещё нужно освоить работу сестры хорошо... Бог Леночку наградил рассуждением очень правильным. У них в больнице был поучительный случай с медсестрой. Она очень мало работала в больнице сестрой. Как ни странно, поехала с подругой в Питер. Зачем? Отдохнуть. А дежурство своё не точно кого просила за себя выполнить, да и просила ли — неизвестно. Вот характеристика духа молодых сестёр. Я на стороне только Леночки. Быть среди таких сестёр старшей сестрой Леночке, стоит ли? Не подождать ли?»

Отец Павел сам когда был в лагере, одно время ухаживал за больными. А Агриппина Николаевна, его келейница, окончила училище святой прпмч. Елисаветы. И поэтому отец Павел всегда очень горячо поддерживал желания людей послужить больным. Когда появилась возможность нашим прихожанам ходить в больницу, он очень об этом хорошо писал и говорил, что это нужно даже не больным, а нужно твоим прихожанам, чтобы они ходили в больницу, очень важно научиться любви и милосердию. Милосердию, которое изгонялось из жизни 70 лет и теперь спохватились и хотят его восстановить. Он спрашивал: «не поздно ли спохватились? Можно ли ещё что-то исправить?» «Боже сохрани чин крещения сокращать! Сокращать не нужно. Не спеши в Божественной литургии и вообще в службе, тянуть тоже нельзя. Исповедь нужно так делать, чтобы во время литургии не исповедать, пусть все участвуют в Божественной литургии, а не думают о своих грехах». В отношении дочери моей: «когда она начинает говорить дерзости, нужно прекратить с ней внушение, а когда пройдёт этот шквал, кротко с ней о ее поведении поговорить».

Ещё я спрашивал про одну девочку, можно ли ее лечить. Мне казалось каким-то странным её поведение. Сейчас эта девочка стала замечательной матушкой и святым просто человеком, а я тогда спрашивал про её странности. «Какие симптомы у неё, чтобы ее лечить у невропатолога?» «Они ещё дети. Стоит ли таскать по врачам?»

В отношении ещё одной девушки: «Её можно приучать к послушанию. Хорошо советоваться с отцом Владимиром в отношении её промахов. Гладко не всегда может получаться с ней. В её духовной жизни нет заслуг людей, Господь её привёл, а все вы её помощники. В духовной жизни должна быть только духовная польза, а попутно и помощь житейская — милосердие. В духовной жизни должна быть духовная польза, а попутно и помощь житейская — милосердие. В отношении... сложный вопрос», — это ещё я спрашивал в отношении одной женщины. «Священник, её первый муж, ушёл от неё, оставил ей двоих детей. Вышла замуж за молодого, он усыновил её детей, а теперь она не хочет с ним жить. Теперь уже ей делает предложение другой. Это страшный грех. Что на это я могу сказать?» Страшный блуд — даже пишет отец Павел. «Я могу только плакать, плакать и горячо взывать к Богу, к нашей заступнице матушке Царице Небесной. Лучше бы она жила одна, кончила бы грешить. А на что она живёт? Будет ли брать алименты с этого мужчины? Это — грех, дети же не его, он их только усыновил. Она — «верующая»?» Вопрос в кавычках. «Какая это её вера???» Три вопросительных знака. «Ей на ее браки не может быть воли Божьей, воля только своя, греховная. Как страшно стало жить на свете! Храни всех Господь! Любящий о Господе иеромонах Павел». И постскриптум: «Письмо не перечитывал, прошу прощения, устал. Всегда за всех переживаю. Иеромонах Павел. Пасха, 88-й год».

Вот ещё какие... я тут немножко выписал из писем отца Павла о духовной жизни, мне кажется, вам полезно будет послушать. «Что ты спрашиваешь, в каком порядке тебе нужно бороться с грехами? Без всякого порядка, вопи взывай к нашей дорогой матушке Царице Небесной. Будет помощь — взывай с верой!» — это о борьбе со страстями. «Прошу тебя, не очень поддавайся гордости. Чем же нам гордиться? Разве только своими немощами».

Однажды отец Павел написал мне письмо, мне оно показалось очень строгим, там было много восклицательных знаков, было много подчёркнуто, там были такие слова, скажем: «И ты священник, чему же тебя в семинарии учили, сколько лет уже священник?» Такое было письмо... Я написал, что после этого письма я почувствовал себя такой закопчённой сковородкой, которую почистили... «Я никого не собираюсь ни чистить, ни мыть — я не знаю, как Господь меня примет. Помышляю деяния моя лукавая, како отвещаю безсмертному Царю?»

В каком-то письме я писал о том, что боятся очень люди, что могут быть всякие нестроения, гражданская война, погромы. И отец Павел пишет: «С нами Бог! Чего же нам бояться такиж же смертных людей, как и мы сами. Если мы были в ссылке, в лагерях и всё ещё живём — нужно только благодарить Бога день и ночь»...Тут дальше очень такие личные замечания, очень конкретные. Он никаких вещей в общем он не писал. Очень конкретно все и определенно, что нужно делать человеку. И поэтому они очень ценные были для нас, очень значимые, Потому что каждое письмо было написано в определённой ситуации.

«Духовно нужно быть очень бдительным. Стараться как можно чаще прибегать к молитве». У меня были такие, знаете, состояния, когда была какая-то такая слабость, дурнота какая-то была, как-то такое было... Я думал — нездоровье какое-то может быть, или ещё что-то такое... Теперь я понимаю, что это действовал просто дьявол. И вот тогда отец Павел мне писал: «Твоя слабость — это не усталость! Нужно жить — не тужить и всем моё почтение. Слова отца Амвросия, тогда отец Амвросий еще не был причислен к лику святых. Вот и мы с тобой давай жить теперь же, не откладывая! Восстаните! Прости меня отче».
«Делай всё по силам духовным, не мечтай, что много можно сделать. Будь скромен. Бери только всё по силам».

«Дорогой мой отче, благодари Господа за все его великие милости. Чего тебе не хватает??? В семье тихо, спокойно, детки хорошие, дай Бог здоровья твоей милой хорошей трудолюбивой Софьюшке, очень хорошая хозяйка».

Иногда он писал общие какие-то вещи, общие какие-то замечательные, которые как-то помогают понять ту прошлую жизнь, которая была в России, жизнь, которая от нас далека и очень непонятна. Вот он пишет: «Да, кто не жил при Государе, тем очень трудно понять ту жизнь. Эта власть безбожная, она боится выпустить свою власть из рук, она боится слова «частная торговля». В их одних руках всегда будет очень плохо. Слава Богу, что Церковь православная стала дышать свободно. За всю царскую семью можно молиться как святым». Это было ещё до того, как царская семья была канонизирована, это было написано в 89 году. «За всю царскую семью можно молиться, как святым, мученикам. И Елизавета Фёдоровна — тоже святая мученица. Сколько зла сделал этот вихрь революции! Как разложился наш народ! 72 года все живут в безбожной власти. Что в школах преподают??? Святитель Тихон — он пострадал от власти безбожной. Его отравили в больнице на Остоженке. Торжественная его канонизация была — это очень радостно. Спасибо тебе, отче, что ты мне прислал кондак и тропарь святителю». Об этом сейчас много не пишут, что святитель Тихон был отравлен. Говорят, что это предполагается, а вот отец Павел пишет, что святитель Тихон был именно отравлен.

Обращаясь к детям: «Берегите вашу дорогую мамочку, любите её, помогайте в домашних делах. Никогда не ленитесь, никогда не ждите, что кто-то сделает за вас. Старайтесь делать домашние дела все вместе, и Варя тоже», Варе было тогда четыре с половиной года. «Вы все любящие дети своих родителей, и Леночка — у нас была такая помощница — старайтесь помогать дома».

У нас на стене я повесил такой плакат, где написал имена детей, и когда они совершали какой-то проступок, я рисовал часть тела какого-то человечка. Ну, например, она не послушалась — я нарисовал головку. Ещё что-то сделала — нарисовал туловище. Ещё что-то сделала — нарисовал ручку. Одну, потом другую, потом ножки. Когда получался целый человечек, следовало какое-то наказание. А в воскресенье происходила амнистия. Человечек стирался. Если за неделю не набрался, наказания не было. А так получилось наказание. Я написал про это отцу Павлу. Он мне написал: «Очень хорошо, что ты взял такой метод в отношении детей. Повесил лист и пишешь их промахи. Не нужно читать мораль на каждый пустяк». Он писал мне, что детьми нужно говорить с любовью, но надо быть строгим. Я спрашивал, а как же сочетать строгость с любовью? И он мне отвечал: «Очень просто сочетать строгость с любовью — тихо призывай своих детей к порядку, к послушанию, чтобы дети не сердили маму, которая их так любит. Детей нужно приучать к милосердию, которое у нас Руси совсем забыто. Знаю, что всё это очень трудно. 71 год вытравили всё из народа хорошее, что было в человеке, а теперь видят, как искалечили образ человека, спохватились. Не поздно ли?»

Без этой субъективности бывает трудно понять, что значил человек для других. Если просто дать вам биографические данные отца Павла, я думаю, что вы не поймёте, как много он сделал для тех, кто сподобился получать от него письма, это тоже очень-очень важно. Я думаю, что выйдет ещё одна книга про отца Павла, где будут собраны какие-то новые материалы о нём, собраны свидетельства людей, которые получали письма от него. Там очень интересные есть рассказы замечательные: матушки Иулиании, ее переписка о замужестве, то, что я говорил об отце Дмитрии, у отца Владимира — больше всего писем. Отец Павел очень любил отца Владимира, всегда ласково писал ему, такие отдельные слова говорил ему, на службах очень часто бывал духом, когда служил отец Владимир. Иногда он даже говорил, когда уже умер отец Всеволод... Да, отец Всеволод тогда уже умер, а отец Павел был жив. И была какая-то служба, память была отца Всеволода, по-моему, или какой-то ещё был знаменательный такой день. Отец Павел написал, что мы на службе были вместе с отцом Всеволодом. То есть для святых, для них уже нет грани между живыми и мёртвыми, нет ограничений каких-то в пространстве, для них в Боге всё как бы соединено, для святых, такое удивительное замечание, которое как бы приоткрывает тайны жизни святых людей.