Таинство елеосвящения.
Историко-динамический очерк

Елеосвящение (Соборование) – это одно из семи Таинств, которое, по учению Православной Церкви, служит духовным врачеванием для телесных и духовных недугов, а также дарует больному исцеление тех грехов, в которых он не успел раскаяться, поскольку при помазании тела больного специально освященным елеем на него призывается благодать Божия.

Соборование. Фото: azbyka.ru

А значит, совершаемое в Таинстве Елеосвящения исцеление человека не ограничивается восстановлением его физического здоровья, но способствует изменению его мироощущения и отношения к болезням и страданиям. Цель и содержание Соборования, таким образом, заключается не только в обретении телесного здравия, но и в приобщении к праведности, миру и радости во Святом Духе (см.: Рим. 14; 17).

Как и все Таинства Православной Церкви, Елеосвящение имеет богоустановленный характер. Об этом свидетельствует святой евангелист Матфей, говоря, как Христос послал апостолов на благодатное делание: И призвав двенадцать учеников Своих, Он дал им власть над нечистыми духами, чтобы изгонять их и врачевать всякую болезнь и всякую немощь (Мф. 10: 1). При этом апостолы имели прямое указание: Больных исцеляйте, прокаженных очищайте (Мф.10: 8).

Чуть позже стало оформляться чинопоследование Таинства Елеосвящения, более или менее развернутую первоначальную схему которого дает в своем послании апостол Иаков: Болен ли кто из вас, пусть призовет пресвитеров Церкви, и пусть помолятся над ним, помазав его елеем во имя Господне. И молитва веры исцелит болящего, и восставит его Господь; и если он соделал грехи, простятся ему (Иак. 5; 14, 15)^[1].

В древней Церкви чинопоследование Елеосвящения было несложным. Оно состояло из двух частей: молитвы веры и помазания елеем во имя Господне. Кроме этих ключевых моментов, чин Таинства включал в себя несколько псалмов и молитв при освящении елея и во время помазания им болящего. См. свидетельства Апостольских постановлений, Канонов Ипполита, Барселонского папируса, Евхология Серапиона, Дидахе, а также замечания сщмч. Иринея Лионского, свт. Иоанна Златоуста, Оригена и мн.др.^[2].

Стоит сказать, что священнослужителей для совершения Таинства призывал сам болящий. Но вместе с тем клирикам Церкви вменялось в обязанность «посещать всех нуждающихся в посещении», а диаконам сообщать своему епископу о всех «находящихся в болезненном угнетении духа». После такого сообщения епископ или посланный им пресвитер шли к больному и совершали над ним Таинство Елеосвящения.

Но, уже начиная с VI века, практика врачевания больных в частных домах уступает место совершению Соборования в храмах и его формуляр постепенно усложняется.

Итак, апостольское установление и происхождение основных композиционных частей данного Таинства не подлежит никакому сомнению.

Однако сколько-нибудь достоверные сведения о дальнейшем развитии указанного формуляра фиксируются только с VIII-IX вв. Именно тогда появляются памятники, излагающие состав последования и освещающие историю его обрядовой стороны.

В IX-XIV столетиях можно наблюдать соединение елеосвящения с тремя суточными службами: вечерней, утреней и Литургией. В таком виде данное последование излагается в Барбериновом Евхологии VIII-IX вв., в рукописях Синайской библиотеки (XII век), лавры преподобного Афанасия Афонского (XIII век). См. в связи с этим частное замечание А.Л. Катанского: «Канон (по Барберинову списку) сливается с молением над елеем и вся эта часть последования представляет вид всенощного бдения, предшествующего Литургии, во время которой совершается помазание больного елеем – при повторении семи уже прежде прочитанных молитв»^[3].

Из-за того, что совершение Таинства непосредственно связывается с суточным кругом, оно имеет большое количество особенностей^[4]. Помимо молитв и песнопений вечерни и утрени, в его состав входит вся первая часть Литургии до малого входа включительно, а иногда и весь ее чин с заключительным актом приобщения, пред которым совершалось помазание больного елеем.

В XIV столетии постепенно прекращается первоначальный обычай предварять последование Святого елея отправлением вечерни и утрени и совершать само Таинство на Литургии. При этом дольше всех сохраняются антифоны, однако и они в конце концов исчезают.

Но надо оговориться: если вечерня совсем исключается из состава последования, связь с утреней сохраняется. Ее песнопения и молитвословия сливаются с чином елеосвящения, образуя его первую часть, окончательно заместив, таким образом, Литургию^[5].

В XIV веке, без сомнения, формируются и два других компонента чинопоследования – освящение елея и помазание им больного.

Однако, несмотря на устойчивую трехчастную композиции изучаемого чинопоследования, содержание каждого его сегмента стабилизовалось довольно долго.

Наиболее близок к современному формуляру, почти тождествен с ним состав и порядок первой части – прежней утрени. В целом ряде списков 
XIV-XVI столетий встречаются те же, что и теперь, начальные молитвословия: благословение священника, Трисвятое, Господи помилуй, Приидите поклонимся; современные – псалом 142, Бог Господь или Аллилуия, псалом 50, канон Моря чермную пучину, современные стихиры – Дал еси знамение, Дал еси благодать твою, Призри непостижиме с небесе, Тебе чистейшую цареву палату, обычные тропари – Помилуй нас, Господи, помилуй нас, Господи помилуй нас, Трисвятое, ектения и отпуст.

Следовательно, в большинстве списков отсутствуют екзапостиларий, отпустительный тропарь Скорый в заступлении един сый Христе. Также очевидно иное положение тропарей: Господи, помилуй нас и т.д. Последние поются не перед 50-м псалмом, как теперь, а после стихир.

Что касается второй части последования – освящения елея, то в древности она представляла вполне самостоятельный, обособленный от других блок, причем не только в структурном, но и в смысловом отношении.

Собственно чин освящения елея знает три стадии исторического формирования.

Первоначально, как видно из памятника XII столетия – рукописи Синайской библиотеки, все последование разделялось на семь отдельных частей, причем каждая начиналась исполнением Трисвятого, Отче наш и псалма 50, затем пелось Аллилуия, антифоны (в первой части антифон первого гласа, во второй – второго и т.д.). Далее следовали тропари на Слава и ныне, произносилась ектения, каждым священником читалась особая молитва, и в заключение елей трижды знаменовался крестным знамением.

Второй период связан с преодоления обособленности частей и сегментации последования на семь отделов. Вместо семи различных молитв каждым священником читается теперь одна и та же: Господи, милостию и щедротами Твоими исцеляй сокрушения душ и телес наших. И если прежнее деление последования на семь частей поддерживалось существованием семи особых молитв, то теперь, при существовании одной, исчезает основание сохранять подобный порядок.

При единичности молитвы образуется для всего последования и одно общее начало: прежние молитвословия, произносимые в начале каждой части с присоединением псалма 90 и Символа веры.

То же самое произошло и с тропарями на Слава и ныне: семь отдельных групп соединены теперь в одну.

В результате указанных изменений вторая часть елеосвящения получила в XIII-XIV вв. следующий вид: обычное начало – Благословен Бог наш, Трисвятое, Приидите поклонимся, псалмы 50 и 90, Символ веры, ектения, молитва над елеем – Господи, в милостях и щедротах, и тропари (в большинстве случаев в честь Божией Матери).

Кроме того, в означенный период больной является в храме после пения тропарей, а не во время Литургии, как в XII веке. Этим обстоятельством обуславливается его обращение к совершителям Таинства с просьбою: Благословите и простите меня грешнаго, если и согрешил словом, делом, ведением и неведением, и помолитеся о мне. Отсюда и вполне закономерный ответ последних: Бог простит тебя в сей век и в будущий.

В XIV столетии вторая часть елеосвящения претерпевает еще одно существенное изменение. Как было сказано выше, в данный период прекращается древний обычай соединять елеосвящение с вечерней и Литургией, а утреня утрачивает свою обособленность, поскольку ее молитвы образуют первый блоке чинопоследования.

Это общее стремление к компактности и целостности отразилось и на композиции освящения елея. Как самостоятельный раздел оно предварялось уже известными молитвословиями и начиналось замечанием, что перед ним бывает отпуст, а затем собираются и облачаются в священные одежды священнослужители. Теперь же – в XIV-м и особенно XV вв., под влиянием указанного стремления опускаются начальные молитвословия, исчезает указание об отпусте, и вторая часть последования – освящение елея, утрачивает прежнюю обособленность, сливаясь с первой. В подобном виде излагает ее состав источник XIV века (из Синайской библиотеки) и памятники XV столетия: рукописи Синайской библиотеки, Афоно-Дионисиатской библиотеки и лавры преподобного Афанасия Афонского.

Что касается пения тропарей, то они по-прежнему не совпадают с современными. Вместо тропарей в честь Спасителя, апостола Иакова, Николая Чудотворца, Димитрия Мироточивого, целителя Пантелеимона, святых бессребреников, Иоанна Богослова и Божией Матери ранние источники содержат тропари почти одной Божией Матери. Тех, что кодифицированы в настоящее, время, насчитывается не более четырех: Святии бессребреники, Предстательство теплое и стено необоримая, Душу мою во гресех всяческих, В Мирех святое священнодействователь показал еси.

Итак, есть «полное право предполагать, что современный состав тропарей не был неизвестен древности»^[6].

Последняя часть елеосвящения – помазывание больного освященным елеем состоит в настоящее время из семи апостольских чтений, стольких же евангельских, семи молитв и семикратного помазания. В указанном составе данный раздел становится известным с XIII столетия по рукописям лавры преподобного Афанасия Афонского и Синайской библиотеки, хотя в это время помазание больного елеем совершается не в промежутках между чтениями, как теперь, а в конце последования – после седьмой молитвы.

В зависимости от подобной практики на то же самое время приходится и введение семикратного чтения молитвы при помазании: Отче святый, врачу душ и телес.

Памятники более раннего времени – Барберинов Евхологий VIII-IX столетия и рукопись Синайской библиотеки (XII век), упоминая о чтении семи молитв, ничего не говорят о семи чтениях из Апостола и Евангелия.

Чем вызвано появление последних в чине XIII века, сказать трудно. По всей вероятности, нововведение обязано своим происхождением обычаю совершать елеопомазание не в конце Литургии, как это делалось раньше, а после малого входа – начинать его чтением литургийного Апостола и Евангелия.

Восходя в основных чертах к XIII веку, третья часть елеосвящения отличалась неустойчивостью своих компонентов.

Специфику демонстрирует почти каждый список, в котором зафиксирован указанный формуляр^[7].

Особенно показательны здесь молитвы. Так, сложившаяся в XIII веке группа молитв: 1-я Боже великий и дивный, 2-я Да будет елей сей, 3-я Боже, великий и вышний, 4-я Владыко Господи Боже наш, 5-я Господи Боже, седяй на херувимех, 6-я Боже сильный и милостивый, 7-я Владыко Господи Боже наш, пославый семь архангелов – не повторяется в памятниках XIV столетия.

В них наблюдается уже совершенно иной состав: 1-я Благоутробне Господи, едине милостивый и человеколюбивый, 2-я Владыко Господи Боже Вседержителю, святый Царю славы, 3-я Благий и человеколюбивый, милосердный и многомилостивый Господи, 4-я Господи Боже наш, наказуяй и снова исцеляяй, 5-я Благодарим Тебя, Господи Боже наш, 6-я Владыко Господи Боже наш, врачу душ и телес наших, 7-я Боже, Спасителю наш, даровавый Давиду чрез пророка твоего Нафана.

Из этой группы молитв образовались в результате некоторых изменений две других – новых и т.д.

При непременно семикратном Апостола и Евангелия, выбор их чрезвычайно вариативен.

Обращает на себя внимание постоянное употребление числа семь, о символическом смысле которого для Таинства Елеосвящения нужно сказать подробнее. Дополняя уже изложенные свидетельства, следует отметить, что данное чинопоследование должно совершаться собором священников, который составляется из семи человек. Отсюда, кстати говоря, происходит и одно из обиходных названий изучаемого Таинства – Соборование^[8].

Конечно, Церковь допускает совершение елеосвящения и трем, и двум священникам, а в крайнем случае даже одному. Но совершающему Таинство надо делать это от лица собора, произнося все молитвы, сколько их есть.

При этом отдельного комментария требует наблюдение по поводу описания покаяния, елеопомазания и напутствия больного Святыми Тайнами, которое составил в VIII столетии архиепископ Теодульф Орлеанский. Он говорит о том, что в помазании – троекратном – участвуют три пресвитера, а формула исповедания Триединого Бога произносится единожды. Если присоединить к этому псалом 50, молитву на освящение елея, это, по мнению А.Л. Катанского, и «составит первоначальный объем или апостолькую схему последования Таинства Елеопомазания»^[9].

Кроме того, историческое основание числа семь можно отыскать в обычае древних христиан, в частности клириков, посещать больных для молитвы о них в продолжение семи дней подряд.

Наконец, сосредоточение именно на этом числе определяется следующими библейскими преобразованиями: седмеричным числом даров Святого Духа, упоминаемым у пророка Исаии; седмеричным числом обхождений вокруг Иерихона иудейских священников, после чего стены осаждаемого города рухнули; седмеричным числом молитв и поклонений пророка Елисея при воскрешении отрока вдовы соманитянки; седмеричным числом молитв пророка Илии, после которых отверзлось небо и пролился дождь; седмеричным числом погружений Неемана Сирианина в воду Иорданскую, после чего он очистился.

Итак, составляя третью часть последования, семикратное чтение Апостола и Евангелия и произносимые в промежутках молитвы не заканчивают чина елеосвящения.

После седьмой молитвы во всех списках полагаются особые заключительные молитвословия, а в некоторых – и действия. Первоначально, как видно из рукописи XIII столетия библиотеки лавры преподобного Афанасия Афонского, они состояли из чтения молитвы Господи Боже наш, просим и моли, прими моление раба твоего, возношения ектении и обращенного к елеопомазанному наставления. Только им ограничены отдельные редакции XIII века.

Что касается XIV столетия, то, если не считать рукописи Московской синодальной библиотеки, кодифицирующей в окончании елеосвящения одну ектению, набор заключительных действий становится несколько сложнее. Новым элементом является возложение Евангелия на голову елеопомазанного, причем читается молитва Милосердне, многомилостиве Господи, не хотяй смерти грешника и поются стихиры бессребреникам и Божией Матери: Источник исцелений, Призри на моления рабов твоих.

В XV-XVI вв. количество компонентов из заключительной части возрастает еще более. При этом известной стабильностью отличается помазание елеем присутствующих на елеосвящении и самих священнослужителей, причем в этом последнем случае поются стихиры Твоих даров, Источник исцелений, или же произносятся слова Помощь наша имя Господа, сотворшаго небо и землю. Тогда же увеличивается число молитв при возложении Евангелия на голову больного и стихир.

Принципиально важно, что все эти изменения приближают состав чинопоследования елеосвящения к теперешнему. Так, в XV-XVI вв. появляется современная молитва при возложении Евангелия Царю святый. Вместе с тем редуцируется как помазание больного при чтении молитвы Отче святый, так и помазание присутствующих и священнослужителей.

Первое представляет, как уже было сказано, рудимент древней практики, по которой семикратное помазание совершалось в конце чина. Но на данном месте оно оказалось излишним и потому было исключено, поскольку больной стал елеопомазываться ранее, в промежутках между апостольскими и евангельскими чтениями.

Исключение же помазания присутствующих и священнослужителей вполне естественно, ибо оно не соотносится со смыслом Таинства.

Причем в окончательной редакции удерживается такое распределение заключительных молитвословий и действий, по которому сначала возлагается на голову больного Евангелие, а затем уже поются стихиры.

Таким образом, редакция заключительного раздела последования Святого елея сложилась окончательно в XVI веке, о чем свидетельствуют синхронные рукописи Святогробской Константинопольской и Синайской библиотеки.

В тесной связи с последованием Таинства Соборования находится так называемое общее маслосвящение в Великий Четверток или в Великую Субботу, которое не совершается в настоящее время и о котором чрезвычайно подробно, с привлечением многочисленных рукописных и печатных источников – преимущественно русского происхождения, писал Н.Ф. Красносельцев^[10].

Указанный чин совершался в XIX столетии в Московском Успенском соборе – в Великий Четверток после утрени; в некоторых монастырях, например в Троице-Сергиевой Лавре, – в Великую Субботу, но уже тогда не упоминался в богослужебных книгах.

При этом исконно его кодифицировали Требники, а общие его уставы помещались в кафедральных Чиновниках и монастырских Обиходниках. Так он есть в Чиновниках Московского Успенского, Новгородского Софийского, Архангелогородского Спасского монастырей, а также в общеархиерейском Чиновнике конца XVII века. Кроме того, формуляр общего маслосвящения содержится в Обиходниках таких обителей, как Троице-Сергиева, Кирилло-Белозерская, Волоколамская, Соловецкая и др.

Так как текст обычного елеосвящения помещался в Требниках, как и ныне, то уставы его совершения в Великий Четверток, которые находятся в Чиновниках, чрезвычайно краткие и касаются главным образом разных общих и второстепенных действий.

При этом, будучи сходны по содержанию, они разнятся по изложению. Очевидно, составители Чиновников излагали их, опираясь исключительно на собственный опыт и не ориентируясь на какую-то традицию.

Итак, реконструкция последования общего маслоосвящения такова. По окончании утрени среди церкви ставился аспидный стол, покрытый бархатной пеленой (а иногда и не покрытый). На нем располагались серебряная позолоченная чаша с маслом, кружка с церковным вином и четыре серебряных подсвечника со свечами по углам стола, как при совершении чина освящения воды. Иногда, кроме того, на столе полагались Евангелие, «стаканы стекляничные да спички обвязаны бумагою, чем помазывать народ». Но большей частью эти последние предметы приносились после – по мере надобности. Сосуда, наполненного пшеницей со вставленными в нее свечами и спицами, как это требовалось чином обыкновенного елеосвящения, во второй половине XVII века не ставили.

Последование совершалось по Требнику. Канон и стихиры произносили соборные диаконы. Они же читали и Апостолы. После канона Патриарх вливал в елей вино из кружки и мешал особой лопаточкой, подносимой ключарем на блюде. Первое Евангелие читал сам Предстоятель, следующие же – сослужащие ему архиереи и архимандриты. Патриарх возносил и последнюю молитву: Отче наш. Произносилась она один раз, а после нее он помазывал сам себя, затем «властей и протопопа и соборных всех, тажь и мирских».

К помазанию ключари приносили стеклянные стаканы, семь спичек с обмотанными бумагой концами, ложку для разлития елея по стаканам и хлопчатую бумагу для отирания рук Патриарху. Разлив елей по стаканам, Он раздавал их сослужащим архиереям и архимандритам.

И начиналось помазание народа, причем двери храма запирались, чтобы никто не входил и не выходил. Сам Патриарх помазывал на амвоне, два архиерея – у задних столбов, два – у передних и два архимандрита – у дверей.

После помазания выносилось Евангелие. Патриарх, разогнув его, подавал держать его над своей главой, произнося молитву и отпуст.

В таком же порядке совершалось общее елеосвящение и в других кафедральных соборах, например в Холмогорском – и именно в Великий Четверток^[11].

Но в Москве оно могло быть и в Субботу – впрочем, только по особым причинам, весьма редко. Так в 1691 году маслосвящение совершалось в Великую Субботу «ради мироварения».

Так как устав общего елеосвящения помещался в общеархиерейских Чиновниках, а особенности его отмечались в Потребниках, можно предположить, что в XVII веке рассматриваемое последование совершалось во всех кафедральных соборах и монастырях. Но уже к концу столетия совершение общего елеосвящения составляло частную особенность только Успенского Московского собора и отдельных обителей.

Все это заставляет задуматься об истории, а главное – истоках данного чина.

Из предыдущего изложения понятно, что письменные свидетельства о нем на Руси фиксируются в кафедральных Чиновниках и монастырских Обиходниках. Первые относятся к XVII и XVIII вв., а последние могут иметь и более ранние датировки.

Так, Обиходник Иосифова монастыря XVI содержит изложение обрядов общего елеосвящения, совершаемого в Великую Субботу. Подобные же упоминаняи есть и в общих Уставах XVI века – например, в Уставе 1553 года. О совершении маслосвящения в Великий Четверток говорят источники XVI столетия.

Итак, в XVI веке в Русской Церкви отводилось два дня для совершения общего елеосвящения: Четверток и Суббота. По более раннему периоду достоверных сведений нет. Можно осторожно предполагать, что обычай совершать общее елеосвящение в Четверток или Субботу Страстной седмицы появился на Руси не ранее XVI столетия.

Несомненно и следующее – пришел он из Греческой Церкви, где такая практика – по крайней мере в XVII веке, была весьма распространена. Причем в некоторых местах елеосвящение совершалось в Субботу, а в других (чаще) – в Четверток. В Субботу же общее елеосвящение совершалось в Иерусалиме. Известный путешественник XVII века Арсений Суханов присутствовал при этом чинопоследовании и описал его в своем Проскинитарии^[12].

О том, что описываемый чин установился у греков значительно раньше XVII века свидетельствует Павел Алеппский в своем описании путешествия александрийского Патриарха Макария в Москву. Последний отвечая на вопрос Патриарха Никона, так ли точно бывает в Греции, отвечает утвердительно – с единственной оговоркой: в елей наливается сверху вино. См. также данные Иакова Гоара – известного западного ученог-литургиста XVII века^[13].

Вместе с тем истоки чина так и остаются неясными. Прежде всего потому, что возникает вполне логичный вопрос: является ли маслосвящение, совершаемое в указанные дни Таинством елеосвящения, или это что-то иное.

По учению Православной Церкви, лица, приемлющие Таинство соборования, больны. И благодать сообщается им, как уже говорилось, через помазание их освященным елеем при чтении молитвы Отче святый, врачу душ и телес. При маслосвящении же в Великий Четверток или Субботу ничего этого не бывает: нет болящих; присутствующие помазываются после совершении чина, после отпускной молитвы и без произнесения молитвы таинственного помазания. Затем, кроме лиц, присутствующих при совершении священнодействия, тем же елеем часто помазывали, например, стены монастырских келлий.

Иначе говоря, помазание елеем здесь имеет вид не таинственного помазания, а как бы потребления остатков. Через него верующие, несомненно, освящаются, но не так, как это происходит в Таинстве, на что недвусмысленно указывают старопечатные Потребники, созданные на Руси. В наставлении относительно употребления оставшегося елея, помещавшемся в них вслед за чинопоследованием елеосвящения, довольно ясно различаются елей Соборования, совершаемого над больными, и елей общего маслосвящения.

Следовательно, общее помазание освященным елеем в Великий Четверток или в Субботу отлично от помазания при елеосвящении.

Но и данное заключение порождает новые вопросы. Прежде всего, в древности, так же как и сейчас, елей освящался для различных потребностей и вне Таинства. Причем способ освящения был тот же, который употребляется в Соборовании, то есть молитва священника. В Постановлениях апостольских говорится об освящении елея, приносимого верующими вместе с водой. Он освящался епископом в присутствии пресвитера и диакона или в случае отсутствия епископа пресвитером в предстоянии диакона. При этом читалась молитва. Так елею преподавались благодатные свойства.

Оставшийся елей, наравне с водой, использовался для освящений лиц и предметов – как в общественном богослужении, так и в быту.

Принимая во внимание широкую сферу применения освященного елея, Н.Ф. Красносельцев делает «предположение об употреблении его и для освящения лиц, проходивших подвиг покаяния»^[14]. Вероятно, такие люди, совершив подвиг, воссоединившись с Церковью или окончательно подготовившись к этому, приносили елей в храм как символ Божия милосердия, в воспоминание о блуднице, помазавшей ноги Иисуса и получившей прощение грехов. См. также схожие суждения А.П. Голубцова^[15].

Если рассматривать обряд освящения и помазания в таком контексте, то он становится ни чем иным, как чином, который дополняет торжественную обстановку воссоединения публично каявшихся. А значит, ему нужно приписывать лишь историко-символический смысл.

Вышеизложенное позволяет ответить на вопрос, почему общее маслосвящение приурочено к определенным дням – к Великому Четвергу и Великой Субботе. Здесь нужно вспомнить, что по древним уставам торжественное воссоединение с Церковью лиц, приносивших публичное покаяние, как и крещение оглашенных, приурочивалось установленным датам. На Востоке совершать такое присоединение было принято тогда же, когда совершалось крестили оглашенных. А так как этим днем по преимуществу был день Пасхи или вернее канун Пасхи – Великая Суббота, то тогда было и воссоединение кающихся. На Западе дата была немного смещена – на Четверток, что, вероятно, практиковалось и в некоторых Восточных Церквах.

Значит, приурочение общего маслосвящения к указанным дням является воспоминанием об этих древних сроках воссоединения с Церковью кающихся, а само маслосвящение нужно считать исторически видоизмененным обрядом помазания кающихся елеем покаяния.

И снова встает вопрос: каким образом это – поначалу чисто символическое – последование в хронологической динамике изменилось в Таинство елеосвящения.

Ответить на него помогает анализ особенностей богослужения и обрядов древнехристианской Церкви, которые фиксируются в самый частотный для совершения общего маслосвящения день – в Великий Четверток.

В настоящее время в Православной Церкви в этот день бывает омовение ног, приготовляются запасные дары для больных и совершается освящение мира. На Западе же сюда присовокупляются и другие обряды: в частности, в связи с освящением мира совершается освящение елея для оглашенных и елея для больных, принимающих Таинство Елеосвящения. Эта практика весьма древняя – она берет свое начало еще в VIII столетии.

Подобное было в Восточной Церкви, хотя, может быть, и не повсеместно. По крайней мере в отношении елея для оглашенных сохранились хотя и косвенные, но довольно веские указания.

Так, у коптов и сирских иаковитов существуют чин для освящения елея оглашенных отдельно от последования крещения в один срок с освящением мира.

Кроме того, в связи с разбираемым вопросом важно вникнуть в причины приурочения освящения мира к определенному сроку – а именно к Великому Четвергу. Литургисты – как восточные, так и западные, предлагают здесь символические трактовки. И прежде всего говорится, что Церковь хотела таким образом почтить воспоминанием случившееся в этот день помазание главы Иисуса Мариею сестрою Лазаря (Ин. 12:1-8).

Не отрицая данного объяснения, Н.Ф. Красносельцев предлагает более реалистическую версию, которая проистекает из обычной целесообразности. В то время, когда сроки крещения оглашенных и воссоединения кающихся соблюдались строго и когда, следовательно, предстоятелям Церкви приходилось иметь дело с большим числом желающих присоединиться, естественно, особенная надобность в освященном мире для помазания новокрещенных и некоторых из присоединявшихся от ересей должна была чувствоваться в определенный период времени. Если перед Пасхой было нужно много мира, которое первоначально освящалось во всякое время – по мере необходимости, то еще большая надобность ощущалась в заранее освященном елее, поскольку он в древности употреблялся для помазания оглашенных в гораздо большем количестве, чем ныне: им помазывали всего человека ^[16].

Итак, если допустить существование в древности обычая освящать в Великий Четверток елей для больных особо, как бы в запас, и одновременно не приписывать такому чину выраженных особенностей, нужно установить следующее: это последование можно приложить и к освящению елея, назначенного для помазания кающихся. Более того, елей покаяния мог быть заменен елеем, освященным для больных или для Таинства Елеосвящения, не только восстановляющего от одра болезни, но и подающего отпущение грехов. Сначала таким елеем помазывали, вероятно, только кающихся в собственном смысле, а потом, так как в святые дни Страстной седмицы считали себя обязанными каяться все христиане, стали помазывать всех. Так и возникло общее маслосвящение, которое довольно продолжительное время входило в практику Русской Православной Церкви.

Подводя общие итоги, необходимо сказать: в качестве особого самостоятельного последования елеосвящение становится известным с XIV столетия. До этого времени оно соединялось с тремя службами суточного круга: вечерней, утреней и Литургией.

Отделившись от них, елеосвящение распалось на три, существующие и теперь, части, значительная доля содержания которых обязана своим происхождением первоначальному обычаю соединять Таинство с указанными службами. Древняя утреня образовала первую часть современного чина, а Литургия дала ему семикратное чтение Апостола и Евангелия.

Кроме этих принципиальных трансформаций, в XIV веке происходит изменение и других сегментов чинопоследования. Так, вторая часть утрачивает свою обособленность, для третьей формируется современная группа молитв, исчезает древний обычай совершать семикратное елеопомазание больного в конце последования (он заменяется современной практикой), а также, с незначительными особенностями, складывается теперешний состав заключительных действий.

Формирование других, мелких и непринципиальных, деталей относится к XVI столетию.

С течением времени с чинопоследованием Святого елея оказываются связаны иные формуляры, например, такие как общее маслосвящение в Великие Четверток и Субботу. Они, обнаруживая безусловное соотношение с Таинством, имеют целый ряд целевых и функциональных особенностей.