Воскрешение Лазаря

Лазарь же был четверодневен. То есть никаких, даже самых изощренных, сомнений в подлинности его смерти ни у кого не было. И там, где еще мог сомневаться ум, всякое сомнение отгонялось обонянием. «Господи, уже смердит», – говорила одна из сестер Христу. В этом жутком запахе смерти спрятана немалая доля страха смерти вообще. Мысль о том, что любимый тобою человек разлагается, что телесный его состав охвачен гниением, может быть нестерпимой. Отсюда, быть может, и слезы Самого Богочеловека над закрытым гробом Лазаря. Отсюда и любовь православных христиан к святым мощам, которые фактом своего многолетнего благоухания побеждают не что иное, но саму смрадную гниль, и делают очевидной победу над самим грехом, эту гниль родившим.

То, что Христос воскресил очевидно умершего человека, уже ставшего добычей тления, не могло утаиться и требовало решительных выводов. У Иезекииля Господь говорит: «И узнаете, что Я Господь, когда открою гробы ваши и выведу вас, народ Мой, из гробов ваших» (Иез. 37: 13). Либо нужно было признать, что Иисус – Господь и начали сбываться самые великие пророчества, либо…

У неверующих выбор невелик. Собственно, коридор сужается до одних единственных дверей, на которых написано: «Убить Иисуса, а вместе с Ним и Лазаря как очевидное доказательство произошедшего чуда». Так и решили, о чем Христос знал, и, восходя в Иерусалим, говорил ученикам об ожидающем Его отвержении, оплевании, распятии, воскресении. Знал и тем не менее шел, по написанному, все умножая и умножая Свою славу, а вместе с ней умножая и умножая злобу врагов.

Но мы можем остановиться перед вопросом: «А почему Иисус, будучи сильнее смерти, не смирил ее до конца одним лишь внешним воздействием?» Многие люди задают этот вопрос себе, небу или в невысказанном виде носят его в сердце. «Нельзя ли просто упразднить смерть и уничтожить диавола?» – так звучит этот вопрос. И оказывается, что нельзя.

То «знамение Ионы пророка» (Мф. 12: 39), которое одно только и дастся роду лукавому и прелюбодейному, не означает ли, что Сыну Божию предстояло неизбежное схождение в само чрево адово, а не просто внешняя победа нам ним? Означает именно это. Будучи сильным, как Пастырь, Он, вместе с тем, и слаб слабостью невинного ягненка. Он и Авель, приносящий жертву, и Ягненок, в жертву приносимый, и Бог, эту жертву принимающий.

Господь благоволил войти в область смерти, поддаться ей, чтобы таким образом наполнить ее Собою. Жгучее желание смерти – жить автономным бытием, таким способом жизни, которая с Богом ничего общего не имеет. Не иметь причастия Богу и ненавидеть благодать – это сущность духовной смерти. Поэтому Господу предстояло перехитрить хитрейшего змея (см.: Быт. 3: 1) и, подчинившись слабости, дать аду Себя проглотить. Змей же – начальник смерти и хозяин тьмы – привык глотать всех оказавшихся с ним рядом. Пасть его широка, и чрево его не знает сытости. Отпуская от себя на время людей, воскрешаемых Иисусом, диавол терпел непривычные потери и распалялся злобой. Не умея отдавать, а умея лишь забирать навеки, он ждал удобного времени, чтобы проглотить и Самого обидчика, Чей голос вызывал из гробов мертвых.

Не умолчим и о том, что воскрешенные Христом люди не были введены Христом еще в полноту жизни, но были лишь живым знамением силы Христовой. А так, в жилах их продолжала течь отравленная смертью кровь, и смерть, как общий долг, оставалась за ними. Окончательным воскресением и изменением они изменятся вместе со всеми в день Второго пришествия. Потому, воскрешая Лазаря и иных, Христос действует вдвойне премудро: и являет невиданную Свою власть, и не уничтожает смерть одним лишь внешним действием. Он действует и раздражает Своих врагов – диавола и вождей народа, как некогда Моисей – фараона, чем делает Свою смерть неизбежной, а вместе с ней делает неизбежной и Свою победу над смертью вообще.

***

Он будет осужден, и в день осуждения многим будет казаться слабым и беспомощным. Таким же Он покажется и в день Искупительного страдания. Тогда Ему со смехом припомнят все: и воскрешение Лазаря, и обещание в три дня восстановить храм. «Других спасал, а Себя не может спасти», – скажут ему не раз и не два. И только когда смерть проглотит Его, диавол, сей левиафан, почувствует, что «веревкою схватили за язык его и кольцо вдели в ноздри его» (см.: Иов 40: 20–21).

Не снаружи, но изнутри Господь пленил плен и расторг ненасытную адскую утробу. С тех пор и смертная тьма озарилась Божиим светом, и верующий человек видит в этом событии исполнение Давидового пророчества: «Если я и пойду долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мною» (Пс. 22: 4).

***

А что же Лазарь? Замотанный по рукам и ногам, как бабочка в коконе, он выходит в ответ на призыв Спасителя. Он похож на овцу, выхваченную Давидом из львиной пасти (см.: 1 Цар. 17: 35), и, как и спасенная овца, он изранен. В его глаза страшно смотреть, потому что испытанное им еще никем не испытано. Он есть живое пророчество о будущем всеобщем воскресении, и он же – исполнение сказанного: «Наступает время, и настало уже, когда мертвые услышат глас Сына Божия и, услышав, оживут» (Ин. 5: 25).

Позади Лазаря – черный зев могилы, а перед ним – Сказавший: «Лазарь, гряди вон!»