Как за одну ночь построили церковь и о других чудесах

Прошло уже девятнадцать лет с того дня, когда на Пасху 1993 года 18 апреля были убиты трое Оптинских братьев – иеромонах Василий, инок Трофим, инок Ферапонт. В 2005 году по благословению Святейшего Патриарха Алексия !! была возведена часовня над их могилами, и сотни тысяч паломников уже побывали здесь. 18 апреля к часовне и близко не подойти – множество народа с зажженными свечами стоят во дворе монастыря, ибо в Оптину пустынь в этот день приезжает сорок, пятьдесят автобусов. Но и в обычные дни люди из разных епархий автобусами едут сюда, чтобы отслужить панихиду у могил убиенных братьев, а, помолившись, попросить их о помощи. Многие, действительно, получают помощь. Сведения о чудотворениях по молитвам Оптинских мучеников сейчас собирают в монастыре, готовя материалы к канонизации. Но некоторые из особо настойчивых паломников приходят ко мне в гости, благо, что мой дом расположен у стен монастыря, и просят: «Запишите, пожалуйста». Вот некоторые рассказы моих гостей.

Паломница из Сочи Людмила Лучко и попросила записать следующее:

Прилетели мы в Пекин, оплатили операцию, а клинике сказали: «Ждите». И потянулись даже не дни, а месяцы ожидания. К сожалению, мы в такой спешке улетали в Китай, что я не взяла из дома ни одной иконы. У меня была с собой только книга «Пасха красная», читанная и перечитанная уже настолько, что иеромонах Василий, инок Ферапонт, инок Трофим стали для меня родными людьми, и я постоянно просила их о помощи. Чтобы не молиться перед пустой стеной, я поставила в иконный угол «Пасху красную» – не икона, конечно, но все же на обложке Ангелы и пресветлые лики мучеников, пострадавших за Господа нашего Иисуса Христа. И если кто-то осудит меня за такую «икону», то могу сказать одно – не дай Бог кому-то пережить такой духовный голод, какой мы пережили за шесть месяцев жизни в стране драконов. Сначала я даже не поверила, что в огромном Пекине и во всем Китае нет ни одной православной церкви. Говорят, они позже появились. А тогда, как рассказали мне, последнего китайского православного священника отца Григория Чжу похоронили на кладбище мирским чином, ибо власти запретили пригласить на отпевание православного иерея из России.

Раньше я даже не представляла себе, как тяжело бывает на душе, когда не ходишь в храм и месяцами не исповедуешься и не причащаешься. Дома рядом был батюшка. И, хотя моя сестра, к сожалению, была неверующей, но батюшка умел уговорить ее исповедаться, причаститься. А после причастия сестре становилось легче, и она уже хотя бы изредка, но добровольно читала молитвы. В Китае исчезли даже эти слабые ростки веры, а Великим постом сестра пошла в разнос. Особенно ее почему-то раздражало, что я обращаюсь за помощью к тричисленным Оптинским мученикам: «Да кто они такие? Нашла святых?!» Ну, и так далее.

Я терпела, понимая, что моя сестренка в отчаянии: смерть при дверях, а в клинике уже полгода лишь обещают: «Ждите». Живем мы между тем в убогой съемной комнатушке, денег почти не осталось – все уходит на медицинские услуги, и мы могли себе позволить питаться лишь самыми дешевыми овощами.

В Страстную Пятницу сестра устроила мне скандал, потому что я расплакалась на молитве при мысли, что впервые за мою взрослую жизнь я не буду в церкви на Пасхальном богослужении и не услышу, как крестный ход со свечами многоголосо запоет в ночи: «Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангели поют на небеси, и нас на земли сподоби чистым сердцем Тебе славити». Не славить мне на Пасху Христа в церкви! И я уже в голос взывала к отцу Василию, иноку Трофиму и иноку Ферапонту: «Вы же всегда так любили Пасху! Сделайте хоть что-нибудь. Я не могу без храма в Пасхальную ночь!» А сестра насмешливо комментировала: «Сейчас они тебе за одну ночь построят церковь. А как же?!» И говорила такие обидные слова, от которых еще больнее сжималось сердце.

Наплакалась я и повела сестру обедать в китайскую столовую. Посты я всегда держала строго, но тут по безденежью постилась и сестра, благо, что в Китае много дешевых и очень вкусных овощей. Вдруг подходит к нам одна женщина, сидевшая за соседним столиком:

– Вы русские?

– Да.

– Я смотрю, вы поститесь Великим постом. Вы православные?

– Конечно.

– А хотите попасть на Пасху в церковь?

– Как??

А женщина тут же вручила нам с сестрой два пригласительных билета, рассказав, что в наше Российское посольство приехал священник с антиминсом, и сейчас гараж посольства уже начали переоборудовать в походный храм.

– Всю ночь будем трудиться, и встретим Пасху в церкви, – сказала наша новая знакомая.

Господи, помилуй! Что за чудо было это Пасхальное богослужение в посольском гараже! Я бывала в знаменитых соборах, встречала Пасху в монастырях, но такого духовного подъема, как тогда в Китае, я еще не встречала. Люди плакали от радости, обнимая друг друга, а после службы никак не могли разойтись. Мы снова и снова пели: «Христос воскресе из мертвых» на многих языках мира – по-русски, по-китайски, по-английски, по-корейски, по-гречески, и еще на каких-то незнакомых мне языках. Христа в том гараже, казалось, славил весь мир. И было точное чувство – Христос посреди нас. Был, есть и будет! Помню, я взглянула на счастливое лицо сестры и увидела, что она тоже плачет от радости.

Сразу после Пасхи сестру прооперировали, и выздоровела она легко и быстро. А та Пасхальная ночь настолько перевернула ей душу, что сестренка с тех пор прилепилась к Церкви, и любит рассказывать знакомым о том, как по молитвам тричисленных Оптинских мучеников в Китае за одну ночь выстроили храм.

Рассказывает паломник из Москвы, водитель автобуса Игорь Шабуня:

– У моего маленького сына так сильно заболели уши, что ребенок кричал от боли, и температура поднялась под сорок. Вызвали мы «скорую». И врач, утешая мальчика, рассказывал ему по дороге, что сейчас его отвезут в самую хорошую больницу, а там есть такой замечательный профессор, который обязательно вылечит его.

Оставил я жену с ребенком в больнице и поехал на работу. Только приехал, как звонит жена и буквально рыдает в трубку. Оказывается, их выгоняют из больницы – мест, говорят, нет, больница не резиновая, и почему всех везут сюда? Более того, ребенка, нуждающегося в срочной медицинской помощи, не только не лечат, но еще и с важностью объясняют, что мы привезли сюда сына «незаконно», потому что сначала больного должен осмотреть участковый врач, выписать направление и так далее. Короче, жена плачет и просит: «Игорь, приезжай и забери нас отсюда. Нам в больнице поставили ультиматум, чтобы до шести вечера нашего духа здесь не было».

Пошел я, было, отпрашиваться с работы и вдруг вспомнил: сегодня наш участковый педиатр уже закончил прием, завтра принимает лишь во второй половине дня. И сколько же мучиться еще ребенку? А врач со «скорой помощи» предупредил нас, что такие обширные нагноения – это серьезная опасность, и надо немедленно принимать меры.

И тут я отчаянно взмолился, призывая на помощь убиенного Оптинского иеромонаха Василия. До монастыря он тоже был Игорь, и я ему особенно доверял. Словом, минут пять я даже не молился, а «вопиял», взывая к отцу Василию и объясняя ему, что моему ребенку нужна срочная медицинская помощь. Помню, я лишь повторял: «Срочно! Срочно! Срочно!»

Прошло минут двадцать, пока я договаривался на работе, чтобы меня подменили в рейсе. Вдруг опять звонит жена, а голос даже звенит от радости: « Представляешь, Игорь, нас поместили в отдельную палату. Пришел профессор и назначил такое хорошее лечение, что сыночек уже не стонет, а сладко спит. Не понимаю, что случилось – то нас гнали отсюда взашей, и вдруг принимают, как родных людей?» А случилось, я считаю, чудо.

Сын Игоря был тут же и играл с моей собакой. И, услышав разговоры про чудо, с простодушием ребенка сказал:

– А ничего особенного не случилось. Просто папа помолился, ещё кто-то помолился, и сразу стало всё хорошо.

А что? Нормально.

Рассказывает экскурсовод Оптиной пустыни и моя соседка Татьяна Козлова:

«Вера есть удел людей благодарных», – писал святитель Иоанн Златоуст. И на экскурсиях часто встречаешь людей, приехавших в Оптину пустынь, чтобы поклониться могилкам иеромонаха Василия, инока Трофима, инока Ферапонта и поблагодарить их за молитвенную помощь. Таких случаев множество, но запоминается лишь самое яркое. Например, одна бабушка в часовне у могил новомучеников и в присутствии всей группы рассказала вот что. Ее дочь с мужем уехала отдыхать и внука на время отпуска оставила бабушке. А любопытный внук отыскал где-то в доме бабушки бутылку с ядовитой химической смесью, выпил ее и сжег себе все внутренности. Когда внука на «скорой» доставили в реанимацию, то врачи сказали ей, что спасти ребенка, к сожалению, не удастся, хотя они и делают всё возможное. «Я сидела под дверьми реанимации, – рассказывала эта женщина, – молила о помощи отца Василия, инока Ферапонта, инока Трофима и почему-то знала: все будет хорошо».

И, действительно, к удивлению врачей, мальчик не просто выздоровел, но не осталось даже следов от таких страшных ожогов гортани и пищевода.

Вот другой случай. Паломников из Москвы часто привозит в монастырь экскурсовод

Дарья Спивякина. Конечно, на работе, бывает, устаешь, но с одной экскурсии Дарья вернулась буквально без сил. Оказывается, на этот раз с их группой приехала из Москвы пожилая паломница с костылем – еле-еле ходит. Ну, то, что больной человек ходит с трудом, – это как раз вызывало сострадание. Но ведь паломница буквально застревала у всех святынь, подолгу молилась здесь, а, нагнав, наконец, группу, просила экскурсовода повторить то, о чем она рассказывала в ее отсутствие. Более того, как подосадовала Дарья, автобус давно пора отправлять в Москву – шофер уже ругается, а хромая паломница с костылем пошла помолиться у могил новомучеников, и неизвестно, когда вернется.

Прошло некоторое время. Сижу я в нашем экскурсионном бюро одна. Вдруг входит пожилая женщина и начинает как-то демонстративно-радостно ходить мимо меня – туда-сюда, туда-сюда. Честно признаться, я опешила и даже подумала: все ли с ней в порядке? А чуть позже и уже с помощью Дарьи выяснилось – это была та самая хромая паломница, что приезжала в Оптину с костылем. А женщина рассказала, что после молитвы у могил Оптинских братьев в ноги вступила такая невыносимая боль, будто резали по живому. Еле-еле она добралась до дома и забылась от боли только во сне. А наутро она проснулась здоровой – ходит теперь легко и в костыле не нуждается. Между тем, она болела с восемнадцати лет.

Вот еще один, вероятно, незначительный случай, но протоиерей Александр Шаргунов почему-то очень обрадовался, когда я рассказала ему о нем. Дело было так. Перед Великим постом я дала себе зарок – не буду есть ничего вкусного, и даже фрукты не позволяла себе есть. А на третьей неделе Великого поста пришла рано утром помолиться у могил новомучеников, в часовне никого не было. И вдруг вижу – на могиле отца Василия лежит большое красное и такое сочное яблоко, что мне очень захотелось его съесть. Нет, думаю, я же зарок дала. А пока я молилась у могил инока Ферапонта и инока Трофима, яблоко исчезло.

Иду я на работу в наше экскурсионное бюро, и так яблочка хочется. А вокруг безлюдье – дорожки еще с вечера прочистили от снега, и за ночь их лишь слегка припорошило снежком. На снегу ни следочка, и лежит среди этого белоснежного покрова, еще не тронутого человеком, большое желто-зеленое яблоко. Очень вкусное! Когда я рассказала моему духовнику отцу Никите, что, не утерпев, съела яблоко, он даже засмеялся: «Да как же не съесть яблоко, если тебе его сам отец Василий послал?» А еще рассказ про яблоко очень порадовал протоиерея Александра Шаргунова, и он сказал «Вот-вот – это то самое!» А «то самое», как я поняла, означает вот что: да, на могилах убиенных братьев, как и положено, служат панихиды, но множатся известия, что они уже прославлены у Господа.

Рассказывает экскурсовод из Калуги Вера Дьяченко:

18 мая моему любимому племяннику Алеше исполнилось восемнадцать лет, а вскоре после дня рождения он исчез, оставив записку: «Меня не ищите. Потом позвоню сам». Алеша учился тогда на первом курсе сельхозинститута и жил у моей сестры и его тетки в Челябинске. Сначала сестра обзвонила друзей и знакомых Алеши в Челябинске, потом позвонила его маме в Алтайский край и мне в Калугу, но Алексей нигде не появлялся. Через три дня мы подали на розыск в милиции, понимая, что случилась беда. И, хотя в милиции нас уверяли, что для молодежи это нынче обыкновенное дело – мол, погуляют и возвращаются, мы твердо знали – Алеша никогда бы не позволил себе трепать нервы родным. Он даже словом не смел никого обидеть – такой это был светлый и чистый юноша, и мы в Алеше не чаяли души.

Потянулись дни и недели ожидания. Мы были в ужасе. Моя мама, бабушка Алеши, наложила на себя суровый пост и сказала: «Не буду ни есть, ни пить, пока Алеша не найдется». А я в ту пору часто бывала в Оптиной пустыни и буквально поливала слезами могилки отца Василия, инока Ферапонта, инока Трофима, умоляя их о помощи.

Алеша был мне, как сын, и я чувствовала сердцем – Алеша в опасности.

Он, действительно, умирал в те июньские дни. Много позже, когда Алеша вышел из больницы и мог уже разговаривать, он рассказал нам, почему уехал из дома. Оказывается, его отчислили из института, потому что после зимней сессии он долго болел и пропустил слишком много лекций. Алеша учился тогда на платном отделении института, и его замучила совесть – родители тянутся из последних сил и отказывают себе во многом, чтобы сын получил высшее образование, а он их так подвел. И тут ему попалось на глаза объявление в газете, что в Екатеринбурге приглашают на работу молодых людей и обещают высокие заработки. Вот и решил он ехать на заработки, а уже из Екатеринбурга позвонить родным.

В Екатеринбург наш Алеша приехал ночью и заночевал на автовокзале. В зале ожидания было жарко, и он снял с себя куртку и свитер, оставшись в одной футболке. А наутро обнаружил – украли все: куртку, свитер, сумку с документами, деньгами и со всеми вещами. Обратился мой племянник в милицию, а там объяснили, что без документов его нигде на работу не возьмут, а вот задержать, как бродягу, могут. Так что выход один – возвращаться домой. И поехал наш Алеша домой – в одной футболке, без копейки денег и пересаживаясь «зайцем» с электрички на электричку.

В мае у нас на Урале еще холодно, и даже снег местами лежит. И без теплых вещей Алексей простудился и заболел. К сожалению, он и дома болеет так, что при высокой температуре впадает в беспамятство и не может говорить. И его, безбилетного пассажира, милиционеры и контролеры принимали за наркомана – глаза мутные, больные, говорить не может и дрожит, как наркоман в ломке. Алеша потом даже не мог вспомнить, сколько раз его забирали в милицию или вышвыривали из электрички на снег. Смутно помнит – его били, и он стал бояться людей. Прятался ночами в пустых вагонах, а утром по шпалам шел домой. Две недели он ничего не ел – просить стеснялся, а своровать бы не смог. Добирался он в Челябинск уже «на автопилоте» и, теряя сознание, старался запомнить – в каком направлении идти к дому.

В эти страшные дни вся наша семья молилась за Алешу. В Челябинск прилетела мама Алеши, к сожалению, не крестившая сына в детстве, да и церкви в их местах в ту пору не было. И, когда я передала ей слова нашего старца схиархимандрита Илия: пусть сразу же окрестит Алешу, когда он вернется домой, то мама не только обещала все исполнить, но и сама теперь не выходила из церкви.

О дальнейшем мне рассказывала сестра. Вернулись они однажды домой из церкви и увидели в прихожей кроссовки Алеши. Парень он был аккуратный, и, возвращаясь домой, всегда снимал обувь. Обыскали всю квартиру – нет нигде Алеши. А он уже настолько боялся людей, что спрятался в шкафу и лежал там без сознания в позе эмбриона. Когда приехала «скорая», то врач, осмотрев уже холодеющего Алешу, сказал: «Еще бы три-четыре часа, и никто бы не вернул его с того света».

Алеша, действительно, вернулся к жизни почти с того света. И, когда его выписали из больницы, то поехали из клиники не домой, а сразу в церковь, где и крестили раба Божьего Алексея.

Алеша вернулся домой 9 июня – это день памяти праведного Иоанна Русского и день Ангела Оптинского инока-мученика Ферапонта. Я чувствовала участие убиенных Оптинских братьев в судьбе Алеши, и хотелось как-то запечатлеть этот день. К сожалению, у нас в Калуге тогда не было ни одной иконы праведного Иоанна Русского, и многие мало знали о нем. И тогда по благословению протоиерея Андрея Богомолова я стала собирать деньги на икону. Везу куда-нибудь экскурсию и по дороге в автобусе рассказываю об этом удивительном святом. А люди так охотно и с любовью жертвовали деньги, что вскоре в Покровском соборе Калуги уже висела икона праведного Иоанна Русского. Для меня эта икона не только дань любви к великому святому, но еще и памятка о том, как по молитвам Оптинских новомучеников был спасен мой племянник Алеша.

Рассказывает жена бизнесмена из Брянской области, попросившая не называть ее имя в печати:

Нина Павлова. Пасха красная

Вот и жили мы, как некогда христиане в катакомбах, молились тайком и скрывали свою веру от ока «хозяина». Я прятала свои иконки и молитвослов в шкафу под бельем, а духовную литературу не смела дома держать и хранила ее у православной подруги, работавшей на фабрике мужа.

Однажды муж собрался ехать в область по делам, предупредив меня, что вернется лишь завтра. А тут как раз звонит моя подруга и говорит, что ей дали почитать книгу «Пасха красная» о трех Оптинских братьях, убитых на Пасху. И так интересно про книгу рассказывает, что мне захотелось ее прочитать.

– Приходи, – прошу, – с книжкой ко мне. Вместе почитаем, а муж сегодня не вернется домой.

В общем, как говорил позже мой муж: кот из дома – мыши в пляс. Достала я из шкафа все свои иконки, помолились мы с подругой и только начали, было, читать «Пасху красную», как внезапно вернулся муж. Не знаю, по какой причине, но поездка сорвалась, и муж, что называется, поймал нас с поличным. Я, как человек тренированный, мигом спрятала иконы. А подруга заметалась с книжкой и не знает, куда ее девать. Наконец, положила книгу на холодильник и бегом в дверь. А муж схватил «Пасху красную» и кричит ей вслед:

– Так вот кто мою жену с толку сбивает?! Завтра же вылетишь за это с работы!

На меня он даже взглянуть побрезговал. Хлопнул дверью и ушел в кухню.

Всю ночь в кухне горел свет, а я не могла уснуть. Вспоминала, как верующая женщина, уволенная мужем, кричала мне, что я живу с «антихристом». И почему не подаю на развод? Правда, батюшка не благословлял разводиться и говорил, что неверующий муж верующей женой освящается. Да и что скрывать? Я любила мужа, а он очень любил меня и детей. Многие, наконец, уважали мужа, говоря, что вокруг разруха, а у него производство поставлено крепко. И все же в ту ночь я твердо решила – уйду от мужа, если он выгонит подругу с фабрики. А ей без работы никак нельзя – растит без мужа двоих детей, а еще содержит стариков-родителей.

Всю ночь я сочиняла в уме «ультиматум» и только на рассвете решилась войти в кухню. Смотрю, а мой муж уже дочитывает «Пасху красную» и заливается слезами.

– Поклонись, – говорит, – в ноги своей подруге за то, что принесла эту книгу в наш дом. Собирайся, прошу, поедем в монастырь к твоему батюшке. Я хочу креститься сегодня же.

Так состоялось обращение моего мужа. А сразу после крещения муж дал нам с подругой свою машину с водителем и отправил в Оптину пустынь – отвезти пожертвования в монастырь и поклониться с благодарностью могилам Оптинских новомучеников.