22 июня: трагедии и подвиги маленького человека

Историк и публицист Андрей Зайцев на основе военных дневников и писем реконструирует для «Нескучного сада» первые дни Великой Отечественной войны. Почему нападение немцев стало неожиданностью, хотя приготовления к войне были очевидны?

14 июня 1941 года крестьянин, живший на западных рубежах СССР, услышал сообщение ТАСС о том, все разговоры о скором нападении Германии на Советский Союз являются слухами, не имеющими под собой никаких оснований. Мужчина взял все деньги и поехал на рынок в соседнее село, купил огромный мешок зерна, вернулся и закопал его в огороде. Над этим человеком смеялись все односельчане, уговаривая его дождаться скорого урожая, но время показало правоту крестьянина. Через неделю началась война, и мешок зерна в ближайшую зиму спас от голода все его семейство.

В Москве Константин Симонов все утро писал стихи, и узнал о нападении фашистов лишь в два часа дня, он позвонил в политуправление, но там его попросили перезвонить в 17 часов.

К 17 часам 22 июня защитники Брестской крепости уже почти сутки отражали атаки гитлеровцев. Фраза «отражали атаки» рисует в нашем воображении массу людей, которые дерутся по всем правилам военной науки под руководством опытных командиров, но такая обезличенная картина не имеет ничего общего с реальностью того страшного дня.

Для жителей Бреста и его окрестностей вечер 21 июня не был чем-то необычным - накануне воскресенья многие бойцы и командиры были на танцах и легли спать около двух часов ночи. Многие из них чувствовали, что нападение фашистов может произойти со дня на день. Уже несколько недель пограничники наблюдали, как на германской стороне (после поражения Польши СССР и Германия имели общую границу) происходит увеличение войск, многочисленные перебежчики также говорили о скорой войне и даже называли дату нападения. Трагедия была в том, что долгое время и разведчики, и перебежчики постоянно называли разные даты нападения, и люди настолько привыкли жить в ожидании войны, что это стало фоном их существования.

С апреля 1941 года пограничники писали о грядущей войне: «Нет у меня сына! Это все же крупная жизненная ошибка. Нужно было оставить человека, который бы гордился, что отец его (или ее) погиб скромной табелью воина своего Отечества» (2 мая 1941 года). Солдаты говорили о грядущей войне, хотя за подобные «слухи» можно было жестоко поплатиться, поскольку руководство страны упорно твердило, что войны в ближайшее время не будет. Во многом по этой причине нападение стало внезапным даже для пограничников.

22 июня война в Брестской крепости представляла собой странную смесь героизма и растерянности с обеих сторон. Многих защитников Брестской крепости ошеломила мощная артподготовка и утренний штурм, а потому в первые минуты немцы не встречали значительного сопротивления. Постепенно оборона была организована, и пришел черед фашистов попадать в плен и удивляться храбрости советских солдат. Во многом это был героизм отчаяния: Иван Почерников потерял своих детей, затем застрелил двух немцев, напавших на его жену, после чего застрелил супругу и покончил жизнь самоубийством. Священная война началась с трагедий маленького человека, что подтверждают дневники Константина Симонова о первых днях войны - командиры, солдаты, мирные жители искали свой полк, брали штурмом поезда, идущие на восток (в первые часы после нападения фашистов из Бреста смог вырваться единственный поезд, на котором в буквальном смысле слова гроздями висели люди).

Симонов, выехавший из Москвы по направлению к Минску в качестве корреспондента, очень точно передает первое ощущение от войны – почти тотальную неразбериху. Люди метались по небольшим лесочкам, укрываясь от бомб, одинокий солдат, размахивая наганом, пытался остановить массу бойцов и ополченцев, но его никто не слушал. В другом месте расстреляли мирного жителя, у которого не оказалось при себе документов, за то, то тот кричал: «Лучше ловите Гитлера». Молодые бойцы в Бресте и под Смоленском впадали в панику и сходили с ума, но большинство солдат на войне нечеловечески хотели есть и спать и одновременно были готовы к подвигу: «Командир батальона капитан Гаврюшин был человек лет тридцати, уже два или три дня не бритый, с усталыми глазами и свалявшимися под фуражкой волосами. На лице его было странное выражение одинаковой готовности еще сутки вести бой, говорить и действовать и в то же время готовность уснуть в любую секунду». Таких портретов в дневниках Константина Симонова можно найти не один десяток, и все они показывают, что войну выигрывали обычные люди, которые не стремились стать героями, а относились к ней, как к некой данности.

Лучшие бойцы и командиры в дневниках Симонова не произносили высоких слов о патриотизме, не говорили про фашистских захватчиков, а просто испытывали какой-то удивительный мужской азарт и смертельную усталость, и часто балансировали между этими чувствами: «Мы так уж решили тут между собой: что бы там кругом ни было, кто бы там ни отступал, а мы стоим вот тут, у Могилева, и будем стоять, пока живы. Вы походите, посмотрите, сколько накопано. Какие окопы, блиндажи какие! Разве их можно оставить? Не для того солдаты роют укрепления, чтобы оставлять их. Истина-то простая, старая, а вот забывают ее у нас. Роют, роют. А мы вот нарыли и не оставим. А до других нам дела нет». Это слова полковника Кутепова, рядом с которым воевал капитан Гаврюшин. Под Могилевом эти люди остановили немецкие танки. Слова Кутепова очень напоминают выражение одного из подчиненных Антона Ивановича Деникина, который, сражаясь в Добровольческой армии, говорил «Так страшно, что даже весело». В обоих случаях кадровые офицеры отвечают за своих солдат, за свое дело, и из этих маленьких и больших кутеповых и гаврюшиных и складывалась та великая Победа, до которой было еще очень далеко.

В дневниках Симонова есть еще одно поразительное место – в первые дни войны допрашивают немецкого солдата и спрашивают его мнение о том, смогут ли советские солдаты дойти до Берлина. Константин Симонов говорит: чтобы задать такой вопрос, нужна была глубокая, а не показная вера в собственную победу. Эта вера была продемонстрирована в еще самый первый день нападения в Бресте. Она была очень глубокой – эта вера маленьких людей в то, что они смогут преодолеть страх и неразбериху начала войны и водрузить знамя на Рейхстаге.