Известно, что добродетели превращаются в свою противоположность при отсутствии такого качества, как рассуждение. Если рассуждения нет, то легко назвать скряжничество – бережливостью, храбрость – дерзостью, а трусость – предусмотрительностью. Все добродетели превращаются в карикатуру при отсутствии рассуждения духовного. Вот почему великие отцы называли рассуждение большей и высшей добродетелью. Иначе, вся жизнь – «Мишкина услуга», когда муху желая убить, раскраивают череп спящему другу. Иначе – «на блох осердясь, и тулуп - в печь». Это очень не простой и непраздный вопрос. Человека можно сгноить и замучить под видом христианского воспитания, стоит только криво уразуметь что-то из отеческого наследия.
Примеры? Сколько угодно. Спившиеся и затравленные попы под крылом у «странных» святителей; беглые монахи, нигде места найти не могущие; люди, горевшие в юности, но начавшие коптить в зрелости и откровенно смердеть под старость – все это не случайные типы нашей церковности. Почему Алеши Карамазовы превращаются в Смердяковых? В чем здесь дело? Предлагаю такой взгляд на вопрос: какая добродетель наиболее нами превозносится?
Ответа долго искать не придется. Смирение и послушание. Вот они-то и извращаются у нас столетиями, портя всю жизнь так, как зловонные мухи портят мазь мироварника.
Мы ничего не имеем против подлинного смирения, вознесенного Господом, и послушания, Им Самим во имя Отца исполненного. Но спросим себя: во что извращается смирение, зная, что всякая добродетель извращается во что-то? Щедрость ведь извращается в мотовство, а аскетизм – в изуверство. Смирение, следовательно, извращается в трусость, затюканность, безынициативность. Прошу вас, не путайте эти понятия и состояния. Совершенный Божий человек, по учению Апостола Павла, должен быть смирен, но он должен быть и на всякое благое дело приготовлен, как говорится несколько раз в послании к Титу. Кроток был Моисей, водивший Израиля и убивавший врагов. Смирен был Суворов, не проигрывавший сражений. Не надо кислый вид, прошу вас, рифмовать со смирением. Смирение, это – другое.
Если человек ни на какое доброе дело не готов, не бодр, но напротив – загнан под некий плинтус, унижен, бессловесен, лишен инициативы, низведен до состояния мебели, то какое же это смирение? Тот, кто сознательно культивирует среди своих послушников подобный «подвид» смирения – просто преступник. Конечно, духовный преступник, поскольку светский закон в тонкости духовных дефиниций не вникает, да и не может.
Есть, ой, есть у нас немало духовных лже-вождей, которые только об одном смирении и разглагольствуют, сами будучи гордыми, как демоны, и любящие данную тему только из одного желания иметь под рукой безмолвное стадо, шелестящее одеждами при удалении на исполнение любого приказа. Может, при благоверных царях немецких кровей и при загруженной трудами Тайной канцелярии сей вид смирения и признавался за единственно верный, но пора уже поставить вещи на свои места. Пора перестать называть тьму – светом, а сладкое - горьким. Смиренный человек это все еще человек, то есть существо, наделенное свободной волей и само за себя перед Богом отвечающее. Кто мыслит иначе, тот, видимо, записал себя преждевременно во святые, но «мощи» его никто эксгумировать не потщится.
Так же, как смирение, можно извратить и послушание. Кто-то где-то вычитал, что послушник поливал сухую палку посреди пустыни пока на ней апельсин не вырос, или – лимон. Какая красота! И вот уже некий начальник, близко не стоящий рядом с тем отцом древнего Патерика и даже отдаленно не разумеющий образ его мыслей, рад стараться. Он готов втыкать сухие палки в какую угодно землю и заставлять людей их поливать в надежде обрести «плод послушания». Жизнь многих самодуров как раз и заключается в том, чтобы утыкать вокруг себя все сухими палками и заставить всех их поливать. Сию гадость можно временами терпеть на пределе возможностей, но называть ее нормой и культивировать есть грех против самой Церкви и Духа, Ею управляющего.
Люди добрые! Поймем ли мы, что всякое слово это не только то, «что сказано». Это еще и нечто, о чем спрашивают: «кем сказано?» Если сказавший нечто – просто попугай, повторяющий звуки чужого голоса, то должен ли я бросаться на исполнение звуков? Звуков, но не слов. Совесть велит не метаться на исполнение. Совесть велит трезвиться и не дерзать на повторение великих дел, не имея великой жизни.
Насколько часто мы слышим слова о послушании и смирении, настолько часто мы сталкиваемся с извращенными понятиями об этих родных для Евангелия добродетелях. Царство антихриста это и есть, напомним, не царство цифр и кодов, но царство извращенных добродетелей, возвещенных Евангелием.
Память святителя Игнатия (Брянчанинова) празднуется повсеместно. Иногда даже – с любовью и пониманием. Не он ли говорил, что прежде вверения старцу своей души, нужно испытать старца на предмет соответствия его духовного устроения Слову Божию и Преданию. Это нужно, чтобы вместо врача не ввериться убийце, и вместо пастыря не найти волка. Так вот – владыка Игнатий писал все верно и сдержанно, точно и аккуратно. Пером его двигал Утешитель. Нужно вникнуть в его словеса, особенно в части таких тем, как «послушание и смирение».
Нельзя калечить народ Божий извращенно понимаемыми добродетелями. Нельзя бредить временами всевластия ушедших веков и плевать на бороду в благодушной самоуверенности, тогда как новые тучи уже собираются на горизонте. Или Церковь – Тело Иисусово и Она постоянно учится жить деятельной любовью, или Церковь – всего лишь некий админаппарат, собирающий налоги, снимающий шкуру с подчиненных, маринующий просителей в прихожих, ищущий защиты властей и проч. Тогда революции оправданы. Тогда и кровь неизбежна. И неужели историю не учат те, кто сегодня командуют жизнью. Ведь их кровь, при пренебрежении множеством повседневных ошибок, прольется в числе первых.
Нельзя Бога гневить. Он долго ждет, но больно бьет. Культивируя смирение, нужно самому смиряться. Говоря о послушании, нужно самому вслушиваться в голос совести и голос Слова.
Иначе я даже плакать откажусь со временем над трупами тех, кто слишком долго пользовался Евангелием, не исполняя Его слова на деле. Так уже было в истории, и было это, до боли, недавно.
А батюшки у нас замечательные, просто им очень тяжело с нами, гордыми и своенравными.
Где-то у св.отцов сказано: "Смирение - это не самоунижение, а восприятие себя таким, каков ты есть." Мы не должны внушать себе, что мы хуже, чем мы есть. Мы должны понять, какие мы по Божьему замыслу.
А среди батюшек хороший больше, чем плохих. Не нравится один - иди к другому. Главное разум не выключать и побольше читать Св. Писание и св. отцов. А главное - молиться, чтоб Господь удержал на пути истинном. И все у нас будет хорошо!
Стало тошно. И неинтересно - что там дальше написано.
Иначе не смирение, а скорее на армейскую дедовщину похоже.
Менять батюшку-приход-монастырь.
"Если человек ни на какое доброе дело не готов, не бодр, но напротив – загнан под некий плинтус, унижен, бессловесен, лишен инициативы, низведен до состояния мебели..." Так многим такое состояние очень нравится и лишь его они и считают спасительным и душеполезным, а любое противление или критику нелепых приказов духовника они воспринимают, как проявление душепагубной гордыни... что поделаешь, не хотят люди рассуждать, им проще не спорить и бездумно поливать палку, ведь рассуждение приводит к тому или иному выводу, за выводом должен следовать поступок (например, отказ от выполнения дурацкого послушания), а поступок это ответсвенность, вот этого-то (т.е. ответсвенности) люди большего всего и не любят, боятся и избегают. Поэтому для многих лучше лежать забитым под плинтусом и поливать палки, чем начать рассуждать и взять на себя ответсвенность. Поэтому то, что у нас так много духовников-каррикатуристов вполне естественно, как говорится: спрос рождает предложение, не хотят люди рассуждать и брать на себя ответвенность за свои поступки и свою жизнь, а хотят чтобы за них кто-нибудь все решил (куда поехать, куда не ездить, за кого выходить за муж, за кого нет), вот и появляются такие, кто этой человеческой безответсвенностью пользуется, совершенно кощунственно называя это смирением и послушанием...
Люди! Не нужны Богу роботы: он их умеет делать получше нас, не нужна ему приказная любовь. Ему нужна наша Любовь, но добровольная, являющаяся актом нашей свободной воли, той самой, что делает нас подобными Ему, она должна быть нашим Даром - самым лучшим, что в нас есть, ибо Богу в Дар приносят только все лучшее!
Смирение и послушание без рассуждения - это огранка "духовного алмаза" (если можно так сказать) и превращение его в бриллиант руками талантливого мастера.И
совершенно нелепым, бесполезным или даже вредным может быть этот труд в неумелых руках да еще и на искусственных, бесформенных и безцветных материалах.
Благодарны Вам за неутомимые и пламенные ваши труды.Да дарует Вам Господь творческое горение, здравие и благоденствие на долгие и благая лета!
Наконец-то трезвые рассуждения!
И низкий поклон за святителя Игнатия (Брянчанинова)!!!
Некоторые священники чуть ли не запрещают читать творения Святителя, говорят, что устарел, что не богослов, а рекомендуют читать отца Александра Шмемана. В результате некоторые неокрепшие, начитавшись отца Александра, впадают в странное состояние - отрицают нужность святых отцов, критикуют Церковь и ее богослужения, да и много еще чего...
Господи, прости!
А как быть если батюшка священник настоятель несет бред и ересь? Что прикажете делать? Другие оправдывают.
Восстанешь так тебя же и сделают виновным.
Прибегнем к абсурду для наглядности: если я люблю свою мать, то что заставит меня ее возненавидеть, тем более, если я ее любил всегда, хотя она меня продавала и убивала. И вот теперь она умерла, а я каждый день вспоминаю ее с любовью. Спрашивается, что же со мною должно произойти, чтобы мне сказать: "я ненавижу свою мать" и начать постоянно проклинать ее? Может быть до этого момента я уже сошел с ума? Но в любом случае любовь к матери не выродилась, выродился я - я стал другим человеком, я целиком превратился в что-то иное и причиной тому была не моя любовь к матери, а, например, развратный образ моей жизни или пьянство, что с неизбежной необходимостью превратил меня в том числе и в духовного урода. А любовь к матери возможно была единственной добродетелью, спасающей меня от погибели.
Может не совсем убедительно, но Иисус Христос сказал: "у не имеющего отнимется и то, что имеет". Значит Господь дает смирение, но если ты зарываешь его в землю, т.е. на самом деле не владеешь им, а только вроде как играешься иногда. Тогда оно просто забирается, а ты остаешься тем кем был и есть, и в этом смысл - смирения у тебя никогда и не было: не оно извратилось, ты остался со своими страстями.
Сама же проблема очень актуальна. "Если человек ни на какое доброе дело не готов, не бодр, но напротив – загнан под некий плинтус, унижен, бессловесен, лишен инициативы, низведен до состояния мебели, то какое же это смирение?" Замечательно.