«Он рассказывал мне, как убивал их»

Это – реальная история, произошедшая в наши дни: в одной из российских зон несет служение простая инокиня N., встретившая в окормляемой ею исправительной колонии человека, зверски убившего ее дедушку и бабушку. Инокиня N. рассказала об этом в письме к своему другу, которое мы с ее разрешения и публикуем.

С чего начать? Это было в 2007 году, я как раз начала учиться на первом курсе. В ночь с 1 на 2 октября у нас произошло горе. Убили бабушку с дедушкой. Вернее сказать, зарезали. Это мамины родители были. Зарезали их зверски, очень страшно. Истыкали ножом, ни одного органа не было целого. Со спины у обоих удар глубоко в сердце, и горла перерезаны. Жили они в деревне. Когда мы приехали, дедушка, раскинув руки, лежал посреди деревни, а бабушка – возле колодца, во дворе. От такой картины был, мало сказать, шок.

Бабушка всю жизнь проработала на фабрике, дедушка – на железной дороге. Им было по 79 лет, дедушка готовился к юбилею. Всю жизнь в трудах. Держали корову, молоко в основном раздавали, – или продавали за копейки, на хлеб. После выхода на пенсию бабушка стала в храм ходить, пела на клиросе, была казначеем, а дедушка – старостой. Храм не близко, за 5 километров, – пешком ходили, – старинный, не закрывался даже в советское время. Освящен в честь Казанской Иконы Божией Матери. Бабушка с дедушкой перекрыли все купола, – тогда материалы еще дешевые были, – и остальное, что могли, делали с Божией помощью. Может быть, у кого-то и возникали мысли, что у них деньги есть, но откуда им взяться, если из деревни и поселка в храм больше никто не ходил? Несколько бабушек с Родников приезжало, и все. Поэтому из дома ничего не украли, кроме небольшого кошелечка, где у бабушки хранилась мелочь на хлеб.

Отпели их как раз на Престольный праздник Казанской, после Литургии, 4 ноября. Где трудились, там и упокоились. Раны не могли зашить, поэтому все кровоточило. Священник три раза отпевание прерывал, садился, чтобы сознание не потерять. Похоронили их перед Алтарем. Вечная им память!

Но на этом мытарства не закончились. Стали к нам приходить следователи, найти никого не могли, под подозрение попали мы, родственники. У мамы еще брат есть, военным был. Три года нас мурыжили, сменилось несколько следователей, и каждый раз все заново надо было рассказывать. И чего только они не говорили, – что и кто-то из нас это сделал, и что, может, они сами себя убили, ахинею несли всякую, и каждый раз опять эти фотографии показывали. После этого опять мы все из строя выходили. В конце концов, даже к священнику пришли и ему угрожали. Он на них, по благословению владыки, в прокуратуру написал.

В общем, чтобы положить этому конец, мамин брат взял ссуду в банке и нанял частного сыщика. И нашли того парня, кто убил, – он уже сидел, за мобильники. За убийство ему дали всего 13 лет строгого режима, – и 1,5 года оставалось с прежнего срока. Хоть он и признался на суде в преступлении, никакого чувства вины у него не было. Еще и очернил бабушку с дедушкой, сказал, что они вино гнали и что якобы он за вином к ним пришел, а они не дали, сказали: «Уходи!», вот он их и убил. А они старые, церковные люди, какое им вино?! Может и дали бы, если б было, ведь они его хорошо знали, дверь открыли ему, он в поселке жил, а его бабушка через два дома в этой же деревне живет.

Очень нагло держался он на суде, молодой – всего 25 лет. Но и это не было концом. Привезли его после этого в колонию, которую я окормляю.

Задача передо мной стояла не из легких. Еще и раньше, когда только начала работать в колонии, мысли всякие были. Думала: вот я им помогаю, а они моих родственников и других людей убивают. Но взяла себя в руки и больше никогда не переставала ездить в колонию. И вот теперь этот парень, убийца бабушки и дедушки в колонии у нас. Что делать? Из-за него же всех остальных ребят не бросишь. А как ехать, если он там? И я опять его увижу?

Но переборола себя и поехала, думала: зона большая, может быть, и не встретимся никогда. И настроила себя так, что если он в храм придет, сама его к священнику подведу, – или если в зоне увижу, то подойду и поговорю. И конечно, я увидела его в первый же свой приезд. Он, как говорят в колонии, «загасился» в первом бараке, чтобы в жилую зону^[1] не выходить: там ведь таких, как он, кто за детей или стариков сидит, не жалуют, просидел бы весь срок на подоконнике.

Устроился он полотером на кухню, а она как раз напротив храма. Я только тень его в окне увидела, меня сразу прострелило, что это он. И когда он меня первый раз увидел, то забегал в испуге, то из двери, то в дверь. Только запертые ворота нас разделяли. Он, конечно, боялся, что я о нем зекам расскажу, ребята его обязательно бы убили. Конечно, я этого не сделала, и он это скоро понял.

В общем, потом, когда я приезжала, он демонстративно выходил, разваливался как боров на лавке и вел себя очень вызывающе, нагло. Ко мне цеплялся, рассказывал, как убивал дедушку и бабушку. Я видела, что даже с добрыми намерениями к нему подходить бесполезно, а издевательства его вынести уже не могла. Ребята увидели, что он меня мучит, и хотя не знали, почему он мне неприятен, сказали ему, чтобы он не выходил при мне из кухни. А через год его вывезли в другую колонию. Только тем летом все, слава Богу, и закончилось.

Вот такая история. Если можно, то хоть когда-нибудь помяните моих бабушку Нину и дедушку Георгия. Наша игуменья сказала, что они мученики, и они у Бога на Небе. А еще интересно, что они никогда не расставались и очень боялись остаться друг без друга. Оба переживали: если кто вперед умрет, то как они будут друг без друга? Вот Господь их вместе и забрал. И они, как два голубочка, взявшись за руки, полетели на небо.

С духовной стороны рассуждать, то конечно, для спасения души такой смерти еще сподобиться надо. Но как это все пережить и как простить этого человека, – это надо через жернова себя пропустить. Хотя многие за убийство сидят, но у всех убийства в основном бытовые, по пьянке, и между мужиками. А когда вот так стариков беззащитных, это совсем другое и в голове не укладывается. И сроки дают, – за одного по 14, а тут за двоих 13. Честно сказать, так и не рады были, что его нашли, Господь бы Сам его управил, – единственное, конечно, таких изолировать надо, чтобы еще кого не убили.

Ребят в колонии, конечно, я не брошу, они же не виноваты, что у меня такое произошло. Вот и все. А мне до сих пор дедушки с бабушкой не хватает. Так бы и съездила в гости иной раз, а не к кому. И за родителей бояться стала. Отгоняю эти мысли.

Поэтому и нашими отношениями я очень дорожу. Молюсь за Вас и Вашу семью, как за своих родных. Храни Вас Господь! Берегите себя. С любовью к Вам и Вашей семье и низким поклоном!

Недостойная инокиня N.