Переводчик Светлана Луганская: сердце — Сербия

Переводчица Светлана Луганская с детства связала свою жизнь с этой маленькой страной и ее гостеприимным и стойким народом. На долю сербов не первый век выпадают страшные испытания, и все-таки во всех своих бедах они сумели сохранить свою «крестную славу» и свою необъяснимую любовь к России.

— В современных западных фильмах сербов часто выводят в образах террористов и бандитов. И такое отношение возникло давно. Откуда эта репутация? Можете как-то объяснить?
— Наверно, слишком хорошие. Возможно, их сердечность, их отношение к России, их верность святыням — для кого-то немой укор. Это, разумеется, не аналитический вывод, просто мое восприятие. Я много раз туда ездила, два года проработала там на радио как московский корреспондент. Расскажу об одном случае, который показывает сербский характер. В Косово есть монастырь Печская патриархия. В 2005 году, когда была осада монастыря албанцами, там находился владыка Иоанникий, епископ Будимлянский. Албанцы обстреливали монастырь и угрожали сравнять его с землей, и миротворцы ООН — итальянцы, по-моему, — пытались всячески убедить монахинь: «Мы вас выведем из монастыря, иначе они уничтожат все вместе с вами». Я владыке тогда звонила, мы с ним разговаривали, и я слышала звуки рвущихся снарядов, но он сказал: «Я останусь, отсюда не выйду», а сестрам он предложил покинуть монастырь. Но ни одна не ушла. Слава Богу, тогда их не тронули. Но это очень характерное отношение сербов к святыне, к вере, к родине: стоять до конца. Недавно я услышала песню отца Войислава Билбия — он священник, поэт, художник, сочиняет мелодии, достаточно простые, но красивые. Он положил на музыку «Небесную литургию» святителя Николая и недавно положил на музыку и стал исполнять под гитару поэму «Сербское сердце Йохана». Это невозможно спокойно слушать. Там речь идет уже о последних событиях — о «Желтом доме». Несколько лет назад было раскрыто страшное преступление: в разных местах Косово похищали людей и отправляли туда, в Желтый дом, где самым изуверским образом без наркоза изымали органы у людей для трансплантации, для продажи в Европе, об этом писали у нас. Обнаружены более сотни свидетелей, вышла книга воспоминаний одного из спасшихся людей: как-то удалось ему бежать, его «забраковали», нашли какое-то инфекционное заболевание и не стали препарировать. И в поэме «Сербское сердце Йохана» рассказывается о том, как немцу с тяжелым сердечным заболеванием была сделана пересадка сердца. Вскоре, когда он пришел в себя от того восторга, что ему дарована новая жизнь, у исцеленного начались какие-то странные видения. Об этом писали, это не выдумка: человеку стала сниться незнакомая деревня, какая-то женщина и ребенок. Сны о том, чего он никогда не видел и не знал, они повторялись, как наваждение. Может быть, это и вымысел, не буду утверждать, но, если и вымысел, он имеет глубокий смысл. Герой стал выяснять, искать, откуда его сердце, попал и в Косово, нашел этот дом, нашел эту женщину — жену того человека, сердце которого ему пересажено, и затрепетало его сердце при встрече с ними. То есть эта история — пример того, какие страшные страдания сербы принимают до сих пор. А почему я вспомнила эту песнь-сказание — там есть такие слова: почему такому самому открытому, гостеприимному, радушному народу выпали такие страдания? В чем он провинился и перед кем? Почему сербские святыни уничтожаются? Ведь весь мир ополчился против Сербии: Америка и вся Европа — на маленькую страну. Какое тут может быть объяснение?

— Как вам кажется, обратимо ли отделение Косова?
— Вы знаете, мне трудно давать какие-то оценки, тем более прогнозы, я совсем не оптимист на этот счет, хотя, конечно, люди там остались: и миряне, и монашество — монастыри действуют, и все это как-то живет. Старец Фаддей Витовницкий — известный сербский духовник, его духовными чадами были многие священники — говорил неоднократно, что настанет время и Косово снова станет сербским. Он был удивительным духовником и без серьезных оснований не говорил. Значит, есть надежда, что произойдет чудо и эта земля вернется сербам.

— А как вы начали заниматься Сербией, сербским языком?
— Это с отцом связано, с мамой, которая очень любила эту страну и культуру. А отец в свое время прошел всю войну, имеет награды за многие важнейшие битвы от Сталинграда до Берлина, в том числе за освобождение Белграда. И если можно сказать, что о войне могут остаться хорошие воспоминания, то у отца такие воспоминания были связаны с Сербией. После войны он возглавлял один научно-исследовательский институт оборонной промышленности, ездил по миру, часто бывал в Югославии и любил эту страну. Меня он с собой не брал, времена были другие. А мне всегда легко давались языки. И практически в дошкольном возрасте сформировалась склонность к сербскому языку и к Югославии. Отец привозил мне детские книжечки, словарики. Я их старалась читать, изучать. Особенно теплое чувство у меня возникло при чтении сербских книжек. Позже у меня был основной язык английский, но вся жизнь как-то складывалась в сторону Сербии. Тогда в школах были так называемые клубы интернациональной дружбы, каждый брал какую-то страну, переписывался с ровесниками, писали доклады, работы. Конечно, я переписывалась с Югославией, все мои доклады, рефераты были посвящены только Югославии, не только Сербии, но и Хорватии, Словении, немножко Македонии.

Тайник в подвале

— А православные книги к вам тогда из Сербии не доходили?
— Православные книги в Югославии тоже не издавалось. Владыка Николай был запрещен, коммунистические власти искали его рукописи, чтобы уничтожить. Первое издание его произведений вышло только в 1984 году в Германии. Оно было сделано владыкой Лаврентием, который считается владельцем — или, скорее, хранителем — авторских прав на произведения владыки. Эти произведения запрещено было даже хранить. Чтобы их не нашли коммунисты, они были размножены в трех экземплярах, чтобы хотя бы один сохранить, и прятали один в стене, в подвале, еще в каком-то в тайном месте. И когда я пришла к владыке Лаврентию просить благословение на перевод и на издание этих работ в России, он с радостью благословил и не поставил никаких условий: но «только чтобы это было издано в России!» — было ответом владыки. Он просил присылать ему все, что выйдет в России, тоже в трех экземплярах — как бы в продолжение традиции. Сейчас в монастыре Лелич, где находятся мощи святого Николая Сербского, в музее монастыря находятся и первые книги, изданные в России.

— Раньше всегда говорили и писали — «сербохорватский язык». А теперь то и дело встречаешь — «сербский», «хорватский»…
— Сербохорватский и сербский — это, конечно, один язык, с незначительной разницей. И словари всегда были сербохорватские, и учебники. Но в силу политических влияний уже и хорватский язык изобретен, и черногорский изобретают — это абсурд. Но хорваты и сербы — не один народ, а черногорцы — чисто географическое понятие, это те же сербы, живущие в Черногории, разница только в этом.

— Сербский ближе к церковнославянскому, чем современный русский?
— Он похож по звучанию. И грамматически из всех славянских языков наиболее близок. Поэтому наших туристов и паломников не смущает то, что богослужение, переведено на современный сербский язык, так благословил патриарх Павел. А в моей в жизни было такое потрясение: когда я впервые в жизни попала на богослужение, лет в десять, от услышанных в храме молитв и песнопений мостик перекинулся к сербскому языку, к Сербии. С родителями мы часто ездили по городам Золотого кольца, по святым местам, хотя родители были неверующие и монастыри воспринимали как исторические и культурные памятники. Как-то мы вошли храм во время всенощной, это было в Пскове. Раньше мне не приходилось бывать в храме во время богослужения. И тогда в моем восприятии возникла перекличка богослужебного языка, этой благодати и красоты с сербским языком. Я очень долго тогда в храме простояла. Конечно, воспитания религиозного не было, литературы не было, это впечатление ушло на периферию сознания, но так или иначе оно связано с последующей моей дорогой к вере, и к храму, и к Сербии. Это все параллельно развивалось: и мое желание принять крещение, и мой интерес к Сербии, к сербскому языку и к православной культуре — притом что тогда довольно мало было источников.

— А как вы крестились?
— То детское чистое переживание в псковском храме оказало на меня сильное воздействие, но со временем оно побледнело, и поиск смысла жизни был долгим. В какой-то момент стало очевидным, что все земное ограничено, исчерпаемо. И как нередко бывает, искала совсем не там, где следовало: изучала восточные учения, латиноамериканскую эзотерику — Кастанеду и т. д. Но мне это не принесло ощущения полноты, которое позже я обрела в Православии, в христианстве. Я еще в школе стала ходить в церковь — но опять же ничего не зная, с некоторой опаской. К таинствам, конечно, не приступала, просто приходила, подолгу находилась в храме, ставила свечи, молилась как умела. И в какой-то момент — стала чувствовать себя инородным телом, так как была некрещеной. Это чувство было довольно мучительным и подтолкнуло меня к решению креститься. Хотя решилась не сразу, опасаясь, что у отца будут неприятности: он занимал довольно высокий пост. Возможно, это были необоснованные опасения, но они были. И я крестилась в 1988 году в Латвии, в маленьком деревянном храме святого равноапостольного князя Владимира на Рижском взморье.

Мы сами так себя не любим, как они нас любят

— Когда впервые попали в Сербию?
— В 1987 году. Тогда это была еще Югославия. В те времена для того, чтобы поехать в Югославию, нужно было побывать в какой-то стране соцлагеря. А я тогда работала в комитете Гостелерадио, была активной комсомолкой и меня премировали поездкой в Венгрию. Побывав в Венгрии, я получила право поехать в Югославию. Поехала по приглашению подруги. И первым сильным впечатлением, которое сохраняется и по сей день, было то, что совсем не было ощущения, что я за границей. Было чувство, что я попала в Россию прошлого века, до революции. По укладу жизни, патриархальности, по открытости людей друг другу, к человеку. А любовь сербов к России невозможно сравнить ни с чем. Мы так сами себя не любим, как они нас любят. Это всегда потрясение, о котором трудно говорить. Подруга, пригласившая меня в гости, католичка, словенка, и с большим уважением, с любовью относится к Православию. Живя в Белграде, называла себя словенкой с сербской душой. Мы очень тепло общались друг с другом, это тоже сыграло в моей жизни большую роль, эта дружба и тот первый визит. До сих пор в памяти это первое чувство теплоты отношений, открытости людей, их отношений между собой. И с годами это чувство не ослабло. Теперь у меня там много очень друзей — близких, хороших.

— В России обычно сербов представляют по фильмам Кустурицы…
— Мне даже бывает обидно, что о сербах судят по фильмам Кустурицы. Он, безусловно, очень талантливый человек, но то, что он снимает, преимущественно не является отражением характера и жизни сербов. А сербское кино — это целый пласт в мировой культуре, но, к сожалению, оно в России очень мало известно теперь, раньше проводились дни югославского кино, фестивали, теперь этого нет, а сербское кино дало миру выдающихся Горана Паскалевича, Срджана Карановича, Горана Марковича, Здравко Шотра, Драгослава Лазича и других, фильмы «Сторож пляжа в зимний период», «Сон в зимнюю ночь», «Бочка пороха», «Любовь и другие преступления» — множество, они очень разные, смешные наивные, страшные, тяжелые, циничные, но из этой мозаики складывается образ. Очень люблю.

— Сербская культура вообще долгое время жила под спудом, подпольно. Там же из века в век были серьезные гонения на православных?
— Да, Сербская земля пропитана кровью мучеников, пострадавших за веру: священства, мирян. А на долю народа выпали тяжелые испытания — от турецкого ига до усташей, коммунистов, и вот в наши дни весь мир ополчился на Сербию.
Тайно крестили детей, тайно праздновали сербскую «Славу». Этот праздник существует только в Сербии. Святой Савва, крестя сербов в Православие, зная их очень большую приверженность домашнему очагу, по любви к своему народу дал каждому роду своего святого покровителя, преимущественно в день, которого они были крещены. Это называется «крестная слава», т. е. в день крещения и прославляется тот святой, который был дан семье или роду в крещении. Самые прославляемые святые — святитель Николай, святой Иоанн Предтеча, Михаил Архангел, первомученик Стефан, Игнатий Богоносец, святой Дмитрий Солунский, святая Параскева Пятница.

— А как празднуют Славу?
— Слава — это прежде всего духовное событие. Накануне дня Славы пекут праздничный хлеб — славский колач, его украшают крестом и словами «ИСХС НИКА». Славский хлеб — символ прославления Господа как хлеба жизни. Славский хлеб, вино и свечу берут с собой на службу, после литургии священник разрезает хлеб, это очень красивый обычай, все празднующие берутся за края хлеба, те, что стоят сзади, кладут руки на плечи стоящих впереди, вращают хлеб и поют церковные песнопения, затем священник преломляет хлеб вместе с хозяином со словами: «Христос посреди нас!»

Это очень объединяет людей. Когда вера была под запретом, крестная слава помогла сохранить Православие, веру, как писал об этом владыка Николай: «Во время войны сербские солдаты праздновали свои Славы в окопах, наполненных водой и трупами. В день своей Славы солдат в окопе затеплил свечу и поставил ее на лоб убитого друга. На грудь ему поставил хлеб и вино. И обнажив голову, продолжал стрелять, исполняя приказ.
— Что все это значит? — спросил его старшина.
— Сегодня день моей Крестной Славы, и... пусть она станет и поминовением моему земляку: он мне послужит столом в этом болоте.
Свеча, хлеб, вино и обнаженная голова! Четыре символа — свет веры, послушание Богу, любовь к Богу и молитва. Вот что главное в праздновании Крестных Слав, прославлении святых Божиих».

Исцеление в Цетине

— Во многих бывших социалистических странах Россию до сих пор отождествляют с Советским Союзом. Удивительно, что сербы сохранили любовь к России, несмотря на это советское прошлое…
— Да, и такое отношение тоже давняя традиция. Меня всегда очень согревало, что даже в те времена сербы называли СССР — Русия. Когда я впервые приехала в Цетинский монастырь, братия мне прочитала завещание святого Петра Цетинского, оно звучит примерно так: и если кто-то из вас, подумает отступиться от единоверной и единокровной христолюбивой России, пусть Всемилостивый Бог учинит так, что все земные блага отступят от него навсегда. И они во многом следуют этому завещанию. Святой Петр очень любил Россию, дважды обращался к Екатерине II с просьбой принять его, приезжал в Петербург, но был оклеветан и изгнан, его обвиняли в том, что якобы он не архиерей, а обманщик. Владыка был в добрых отношениях с русским царем Павлом I, который оказывал ему свою помощь и даже наградил орденом Святого Александра Невского. При императоре Александре I святитель Петр был оклеветан еще более жестоко, его называли учителем зла, подвергали самым нелепым обвинениям. Но любовь святого к России оставалось неизменной.

Возможность находиться у его мощей была очень важна для меня, я стояла там часами, чувствуя огромную любовь к этому святому. Я даже не молилась ему, то есть не просила его в молитвах ничего для себя.

В то время меня мучила сильная аллергия на пыль и дым, вызывала удушье по ночам, лишала сна, Приходилось принимать довольно сильные препараты. Вернувшись в очередной раз из Цетинье, какое-то время спустя я с удивлением поняла, что аллергия меня больше не мучает. Я по маловерию думала, что повлиял воздух, климат и что скоро снова начнется — но не началось. И с тех пор аллергия не возвращалась. Рассказала об этом в монастыре, рассказали митрополиту Амфилохию.

Удивительная встреча произошла в позапрошлом году. В какой-то момент она сама, зная, что я еду в Цетинский монастырь, попросила передать привет одному из монахов. И с некоторою застенчивостью сказала: «У меня папа был священник, он пострадал во время Второй мировой войны». Я передала привет тому монаху, он историк, занимается архивами по новомученикам. Вернулась, рассказала Косаре о поездке, о впечатлениях. И тогда она поведала, что ее отец — новомученик, канонизированный Сербской Церковью, что икону отца она получила из России, и принесла икону, я узнала ее, она была написана по просьбе отца Петра Драгойловича, сербского иеромонаха, который учился в России, он делал доклад об этом святом — священномученике Луке Црмницком — на «Рождественских чтениях». На обратной стороне иконы очень краткое житие святого с молитвой. Это житие я переводила для отца Петра. Мы молча смотрели друг на друга и обнялись, как родные. И по сей день у нас очень теплые отношения, мы всегда встречаемся. У нее самой очень интересная судьба. Она — историк, очень любит Россию, прекрасно владела русским языком. Ей 84, здоровье уже подводит, но от нее исходит такой свет и тепло, такие в ней жизнелюбие, мужество и стойкость, какие теперь не часто встретишь.

— Собираетесь еще в Сербию?
— Скоро поеду к своему хирургу. Здесь мне не смогли помочь, у меня очень сложный случай с глазами, диагноз «эпимакулярный фиброз». Проблема пожизненная, очки с детства, дошло до сильной потери зрения до минус 18, лазерную коррекцию сделали неудачно, пострадала роговица, помучилась, но привыкла. Но потом после длительной химиотерапии сильно пострадали сосуды, особенно капиллярное кровообращение, на макуле образуется фиброзная ткань и практически рвет ее, что приводит к потере зрения. Требуется уже не лазерная операция, настоящая хирургическая, сложная и рискованная. В Сербии, в клинике военно-медицинской академии есть уникальный витреохирург Миролюб Вукосавлевич, думаю, таких мало в мире. Меня направили к нему, он действительно удивительный человеку и специалист, он обследовал меня и в позапрошлом году, осенью, прооперировал, но необходимо наблюдаться и не упустить момент, когда нужно будет оперировать второй глаз, вопрос не стоит, видеть лучше или хуже — но видеть или не видеть.

— Удается ли еще работать? Выйдут ли в ближайшем будущем новые книги с вашими переводами?
— Я больше не могу переводить, к сожалению. Только очень небольшие тексты. В издательстве «Никея» готовятся переиздания моих прежних работ: несколько книг владыки Николая Сербского, книга Владеты Еротича, которая в оригинале называется «50 вопросов и 50 ответов из православной психиатрической практики». Я очень благодарна этому издательству, Владимиру Лучанинову, который занимается этим проектом. Еще были переведены, с большой помощью Натальи Лукиной, два тома дневников митрополита Амфилохия — «Летопись нового косовского распятия». Владыке 7 января исполнилось 75 лет, он родился на Рождество и назван был в миру Ристо, т. е. Христос. Он архиепископ Цетинский, митрополит Черногорско-Приморский и экзарх Печского Трона. Владыка постоянно бывает на Косово, с сентября 1999 года по сей день ведет записи, это свидетельства, которые просто нельзя не сохранить. Есть такой фильм «Косово Страшный суд», он у нас практически не известен, но есть на моей страничке в ЖЖ, я его переводила по благословению митрополита. Это хроника одной из его поездок, тогда зверски была убита девочка, подросток, албанцы изнасиловали ее и убили, владыка отпевал ее. В фильме показано, как владыка, еще один священник и монах ходят по лесу, ищут останки погибших людей, пытаются их как-то идентифицировать, достают из оврагов, болот, очищают, складывают, служат панихиду, отпевают и хоронят. Все это делается их руками без всякой помощи. Владыка человек просто невероятный. Он как любящий, заботливый отец. К нему каждый может прийти, и он находит время. Как-то я была свидетелем, как к владыке пришел один житель Цетине, одинокий, немножко странный, болезненный, но очень добрый человек. Владыка спрашивает: «Что ты, брат, как ты?» А тот ему: «Да вот, владыко, радости нет у меня» — искренне рассказывает про свои невзгоды. И владыка ему говорит: «Как же, брат? Радость, она ведь как помидоры в огороде, ее выращивать надо, и поливать, и возделывать. Вот меня бьют отовсюду: снизу, сверху, изнутри и снаружи…» И утешил человека. А испытаний у владыки очень много, и такая скорбь бывает на лице. Но чаще небесная радость и свет. Спрашивают его: «Владыка, как ты?» Он отвечает: «Как гром!». Это необыкновенной силы и доброты. Встреча с ним одна из самых важных в моей жизни, определившая и определяющая многое.

СПРАВКА

Светлана ЛУГАНСКАЯ – переводчик. Родилась в Подольске. В 1984 году окончила институт иностранных языков им. Мориса Тореза. Работала на Гостелерадио, а также в качестве московского корреспондента на радио митрополии Черногорско-Приморской «Светигора», деятельно помогала российским СМИ в освещении событий, происходящих в Косово и Метохии. Переводила с сербского книги святителя Николая Сербского (Велимировича), книги митрополита Амфилохия, в том числе «Основы православного воспитания», «Четки святого Саввы» Милана Милетича, Атлас Древней Сербии, «Меморандум о Косово и Метохии» и другие, а также многочисленные фильмы и статьи. Награждена орденом Святителя Саввы (III степени) «за деятельную любовь к Сербскому народу, Сербской Православной Церкви и верное свидетельство Христа воскресшего».

Фото из личного архива Светланы Луганской