Прилог: атака или прикосновение дьявола

Мне кажется, дело тут в том, что большая трепетность или чрезмерно тонкая нервная организация, если не стараться держать ее в руках, может сыграть со своим обладателем плохую шутку. Если человек легко поддается внешнему влиянию, смущается от неизвестно откуда пришедших и внезапных мыслей, то ему довольно трудно следовать какому-то выбранному пути или определенной линии поведения. Он словно трость ветром колеблемая. В его душу тогда могут легко проникать, а при определенных условиях оставаться и укореняться самые разные помыслы, в том числе и не самые хорошие.

Отцы Церкви (Ефрем Сирин, Иоанн Лествичник, Марк Подвижник, Максим Исповедник и другие) детально описали процесс зарождения и укрепления греха в человеке. Даже внезапное казалось бы греховное деяние или падение («ни с того, ни с сего – вдруг взял и сделал») происходит на самом деле далеко не случайно, не автоматически и не вдруг. Оно очень часто является результатом подспудного, сложного созревания начальной лукавой мысли, помысла.

И начинается этот процесс именно с прилога, «стрелы диавола». «Прилог» – этим церковнославянским словом в святоотеческой литературе и богословии называется первая стадия или попытка проникновения греха в душу. Это начальная мысль, первое движение сердца, практически невольное. И если не задерживать своего внимания на внезапном порочном образе или идее, тут же отогнать и забыть про нее, то прилог отмирает, уходит.

Однако если эта греховная мысль чем-то «зацепит» человека, происходит то, что отцы Церкви назвали «сложением» или «сочетанием с помыслом». То есть, человек обращает на него внимание, начинает его рассматривать и на нем (сначала понемногу) задерживаться. Правда, и на этой стадии греховный помысл всё еще можно победить сравнительно легко. Но если мы и дальше продолжаем этот образ рассматривать и размышлять о нем, то развитие греховного помысла переходит в следующую стадию – «услаждения» им. Нам он уже приятен, мы уже не хотим с ним расстаться, уже отдаемся в его власть. И тут нужна уже гораздо более сильная борьба, чтобы избавиться от порочного помышления. Если же она и тут потерпела неуспех, тогда наступают следующие стадии – это пожелание и, наконец, решимость на грех, за которым следует уже и само греховное деяние.

По-древнегречески то, что у нас назвали «прилогом», обозначалось словом ἡ προσβολή(prosbolē). Переводится оно как «прикладывание», «прикосновение», «вход», «нападение», «атака», «подбрасывание». И значение этого древнегреческого слова помогает лишний раз подчеркнуть то, о чем по поводу прилога говорили отцы Церкви.

С одной стороны, прилог, внезапный и могущий смутить душу помысл – это атака дьявола, за который человек сам вины не несет. Важно не принимать эту мысль на свой счет, не думать, что это я ее породил и просто не обращать на нее внимания, отогнать ее своим пренебрежением. Тогда этот помысл бесследно пройдет, и атака врага потерпит неудачу.

С другой стороны, и у этого прилога могут быть свои причины. Дьявол словно бы знает или предполагает твои слабые места и искушает тебя, пытается атаковать человека в наименее защищенных участках обороны. Вот что, например, писал Иоанн Лествичник в своей «Лествице», в главе «О неизъяснимых хульных помыслах», описывая ситуацию, когда во время Божественной литургии кого-то вдруг внезапно и непостижимо начинают посещать кощунственные мысли и желания. Этому, говорит Лествичник, бывают подвержены не только миряне, но даже монахи. Человек тогда страдает и от этих хульных помыслов, и оттого, что не может никому открыться и о них поведать, потому что ему стыдно, а происходящее кажется просто непостижимым и невероятным по своей абсурдности.

Лествичник подчеркивает, что эти «нечестивые, непостижимые и неизъяснимые слова внутри нас не душа наша произносит, но богоненавистник бес, который низвержен с небес за то, что и там хулить Бога покушался». Однако часто человек начинает думать, что это он виновен в этих словах, и поэтому «часто сей обольститель и душегубец многих приводил в исступление ума. Никакой помысл не бывает так трудно исповедать, как сей; посему он во многих пребывал до самой старости, ибо ничто так не укрепляет против нас бесов и злых помыслов, как то, что мы их не исповедаем, но таим и питаем их в сердце».

Отсюда следует важный вывод: «Никто не должен думать, что он виновен в хульных помыслах; ибо Господь есть сердцеведец, и знает, что такие слова не наши, но врагов наших».

И на врага этого надо просто не обращать внимания. Ситуация тут похожа на то, как, если бы, сидя дома и слыша ругательства проходящих мимо, кто-то думал, что это он сам их произносит и смущался бы из-за этого. Здесь на самом деле душа, пребывающая в самой себе, слышит то, что изрыгает проходящий мимо дьявол. Поэтому «кто другим образом хотел бы победить беса хулы, тот уподобился бы покушающемуся удержать своими руками молнию. Ибо как настигнуть, состязаться и бороться с тем, который вдруг, как ветер, влетает в сердце, мгновенно произносит слово, и тотчас исчезает? Все другие враги, стоят, борются, медлят и дают время тем, которые подвизаются против них. Сей же не так: он только что явился, и уже отступил; проговорил - и исчез». К тому же важно еще и то, говорит Лествичник, что этот бес часто старается нападать на простейших по уму и незлобивейших людей, которые более других беспокоятся и смущаются от сего, словно завидуя этим людям.

Тем не менее, и у этих кощунственных мыслей и образов есть своя причина, и эта причина – мать всех грехов гордость. Лествичник проводит такое сравнение: «Пьянство бывает причиною преткновения, а гордость – причина непотребных помыслов. Хотя преткнувшийся неповинен за преткновение, но за пьянство, без сомнения, будет наказан». Поэтому, кроме того, чтобы перестать обращать на хульные помыслы внимание, нужно, говорит Лествичник, перестать судить и осуждать ближнего. Тогда «мы не будем бояться хульных помыслов; ибо причина и корень второго есть первое».

И в заключение этой главы рассказывается следующая в высшей степени поучительная история: «Один тщательный монах, претерпевая нападения от сего беса, двадцать лет изнурял тело свое постом и бдением; но как никакой не получал от сего пользы, то, описав на бумаге свое искушение, пошел к некоему святому мужу и вручив ему оную, повергся лицом на землю, не дерзая воззреть на него. Старец, прочитав писание, улыбнулся, и подняв брата, говорит ему: “положи, чадо, руку твою на мою выю”. Когда же брат оный сделал это, великий муж сказал ему: “на вые моей, брат, да будет грех сей, сколько лет он ни продолжался и ни будет продолжаться в тебе; только ты вменяй его за ничто”. После инок сей уверял, что он еще не успел выйти из кельи старца, как эта страсть исчезла. Сие поведал мне сам, бывший в искушении, принося благодарение Богу».