Беседа с иереем Георгием Зарецким, председателем епархиального отдела по работе с молодежью Вологодской епархии, о христианской свободе и умной молодежи в Церкви.
— Отец Георгий, какая она, нынешняя молодежь, приходящая в Церковь? Осторожно приоткрывающая двери храма и смущенно оглядывающаяся или знающая решительно все и чувствующая себя «в своей тарелке»?
— Как и всегда, молодежь — разная. Разный возраст, цели прихода человека к Богу, разный уровень образования и отношения к самой Церкви. Но есть и то, что сегодняшнюю молодежь в Церкви объединяет. Это — поиск. Причем, поиск искренний, честный. Удивил разговор с одним студентом: молодой человек — вполне обеспеченный, прекрасное образование, перспективы хорошо оплачиваемой работы, не обиженный вниманием потенциальных невест. Так вот, этот студент спрашивает: «А зачем мне все это нужно, если Бога нет? Я ж все равно умру, и что дальше? Ну, умру богатым, “успешным” — смысл-то в этом какой?» Понимаете, это разговор не только и не столько со священником, сколько со Христом. В результате поиска ответа на возникший вопрос начинает постепенно меняться внутренняя жизнь молодого человека. Конечно, молодежь приходит в храм не только в философском поиске смысла жизни, но и тогда, когда ищет утешения в какой-либо скорби: семейной, физической, душевной, профессиональной. Но в любом случае, повторюсь, имеет место поиск.
— И многие ли остаются в Церкви после того, как пришли сюда?
— Трудно сказать однозначно. Не обязательно ведь именно данный храм, данная община устроят человека полностью — он начинает искать то, что ему ближе. Будь то взаимоотношения с прихожанами и настоятелем, будь то церковный устав, пение или что-то другое. Вообще, история вхождения молодежи в Церковь долгая, и это, наверное, хорошо: человек учится задавать вопросы и обсуждать их. Появляется, я бы это назвал, «здоровый церковный аппетит», что, на мой взгляд — признак начала духовного здоровья. Вдруг юноша или девушка начинают понимать, что день без молитвы — потерянный, а неделя без литургии — пуста и уныла. Так люди начинают алкать и жаждать правды, учатся отказывать себе в чем-то, ограничивать себя ради поиска Бога. Кстати, нынешнее время с его культом комфорта и наслаждений — идеальное для упражнения в ограничении своих греховных желаний и страстей ради поиска Бога. Нет худа без добра! Те, кто идут этим путем, остаются в Церкви.
— Бывает ли такое, что человек приходит в Церковь ради «карьерного церковного роста»? Мол, сегодня — простой прихожанин, завтра — чтец, потом — алтарник, а затем, глядишь, и повыше «прыгну»?
— Бывает, но, слава Богу, редко. Лишь пару случаев могу припомнить из своей практики. Но там не все так просто. Там синтез разных поисков. Чаще всего такое происходит от непонимания или же излишней ненужной романтизации церковной жизни. Потихоньку, живя правильной духовной жизнью, человек снимает «розовые очки», и более трезво взирает на себя и обстоятельства церковной жизни. Да, может впечатлять эстетика храма: таинственные слова и напевы, клубы ладана и свечные огоньки, но это очень поверхностное впечатление. Хотя, наверное, бывают и такие случаи, когда человек ищет только и исключительно церковной карьеры, но я не думаю, что это признак правильного поиска и духовного здоровья. Нужно искать БОГА, а не Божьего. Для Церкви такие «карьеристы» очень опасны — могут нанести очень много вреда, причем между делом, как говорится, не нарочно.
— Вы сказали сейчас об излишней романтизации Церкви. Допускаю, что это у многих так поначалу: все видится в розовых тонах, кругом весна и счастье. Ну, период неофитства знаменитый. А как молодежь ведет себя, сталкиваясь с земной стороной жизни Церкви? Я не говорю о глобальных проблемах, а, скажем, о проблемах приходского - епархиального масштаба: «скандальчики» всякие, нестроения, нарушения, в общем, когда из недр наших христианских душ выползают «гади, имже несть числа», а мы, христиане, вдруг становимся «животными малыми и великими», то есть, о святости, казалось бы, и речи-то нет никакой. Вот — как тут не опешить, не начать унывать?
— Ну, не всегда же пребывать в «тепличных условиях», иногда надо уметь находиться в «открытом поле». Заодно, кстати, и о себе много нового узнаем — тоже ведь не ангелы. А вот унывать нам нельзя. Нам нужно продолжать задавать честные вопросы себе и Христу: «Вот, Господи, такая неприятность со мной приключилось — что теперь делать? Да, мне тяжело, но помоги мне, грешному, найти выход». В такие тяжелые, а зачастую и откровенно страшные моменты человек оказывается в критической точке, где он должен сделать выбор — опять-таки честный и личный. Тут очень многое зависит от каждого христианина, от поддержки друг друга. Вся церковь несет ответственность за преодоление соблазна. Не дай Бог, чтобы мы стали поводом к соблазну! Увы, некоторых людей грехи членов Церкви ломают, но осуждать ни тех, ни других нельзя. Мы можем сострадать им, молиться за них. В тоже время быть внимательней к себе. Это очень сильный призыв нам, христианам: не быть поводом для соблазна молодым и неокрепшим в вере. А в духовном смысле подавляющее большинство из нас — «молодежь в вере», мы не окрепли: про настоящих, взрослых христиан мы читаем в патериках, и редко-редко, да и то не все, можем увидеть их воочию сегодня. Но в зеркале — никогда.
— «Критический подход» некоторых молодых людей вызван желанием поскандалить или покритиковать?
— Не обязательно! Я говорю о честном поиске молодежи. А способность смотреть на жизнь, и церковную жизнь в том числе, критически не подразумевает желания во что бы то ни стало скандалить или заниматься критиканством. Тут речь о другом: о здоровой критике. Ну, может же священник ошибаться? — Еще как может! Стоит ли делать из батюшки «Батюшку», этакого безгрешного «кумира Православия»? Не дай Бог, если это происходит, и уж совсем страшно, если сам священник этому содействует или не препятствует этому явлению! Критический здоровый взгляд, поверьте, лучше розовых очков. Так что иногда молодежи нужно пройти стадию «демистификации» священника, как, впрочем, и некоторым батюшкам тоже, но сохранить при этом уважение к сану, понимание адекватной дистанции, и не скатиться на панибратство. А умение критически мыслить и критически смотреть на жизнь и многие ее явления — одно из самых, на мой взгляд, востребованных в нашей Церкви сегодня. Преподобный Антоний говорил, что рассудительность есть высшая добродетель. Рассудительность ведь тоже критична. Но критична положительно, по-доброму, без осуждения и злобы.
Другое дело, когда мы говорим о желании во что бы то ни стало покритиковать, о критиканстве, как стиле отношения ко всему церковному. В этом желании нет честности — ни по отношению к себе, ни по отношению к Церкви и Христу. Создает человек этакую «ширмочку» — либо из безответного для себя вопроса, либо из вопроса с уже готовым для себя ответом, и начинает думать, что этой своей собственной «игрой мысли» загнал Церковь в угол. Не желая при этом слушать ответы, которым за тысячу лет, а то и за две. Самообман, сколь элементарный, столь и печальный. А за «ширмочкой» прячется банальное самооправдание и неверие.
— Но вопросы бывают подчас сложные, не так ли?
— Конечно! Но ответы на самые сложные вопросы у Церкви есть. Если их нет у конкретного священника прямо сейчас, сегодня, то это не значит, что их нет в природе — это значит, что их надо поискать. Иногда — жить с вопросом, уметь ждать, иногда ждать очень долго — годы. Не стесняясь задавать этот вопрос и не ленясь трудиться над поиском ответа самому. Бывает, обращается молодежь с очень интересными и, главное, сложнейшими вопросами — поражаешься просто их уму и желанию узнать правду! Далеко не всегда можно дать быстрый ответ. Но молодежь с уважением воспринимает эту безответность, люди с радостью соглашаются на совместный поиск ответа. Поиск, анализ, обсуждение и возражения при этом приветствуются. Это и хорошо, как мне кажется. Ведь Церковь не нарушает свободы думать. В Церкви раскрывается во всей красоте свобода мысли человека и в ней же, по словам апостола Павла, «надлежит быть разномыслиям, дабы открылись искусные».
Если мы не теоретически, а всем существом своим переживаем свою греховность: такое переживание не позволит гордиться и осуждать, критиковать других. И это — очень большое утешение, радость для Церкви, если в ней есть любящие ее люди, покрывающие своей любовью грехи других, немощных.
— Секты, привлекающие молодежь, иногда бравируют перед православными: у вас — все бабки в платочках, а у нас — будущее, «креативная» и активная молодость…
— С одной стороны, такая бравада показывает относительную успешность применяемых в сектах практик вовлечения молодежи. Но, честно говоря, пресловутых переполненных стадионов, на которых собираются сектанты, я что-то не видел. Небольшая горстка «уличных проповедников», агитирующая придти на их полулегальное собрание и «поговорить о Боге». Люди, отмахивающиеся от назойливых предложений таких проповедников — вот такая картина более знакома. С другой стороны, видна и лживость сект: сегодня Православие молодеет. Стариков в современной церкви совсем немного. Посмотрите хотя бы на средний возраст священно- и церковнослужителей. Кстати, молодежь иногда приходит, а, точнее, прибегает в храм — буквально с криком: «Помогите! Не могу больше там быть, мне там страшно!» Несколько таких случаев было только в нашем храме в последнее время, а в масштабах всего православного мира, думаю, происходит ежедневно. Кто-то приходит из секты и потому, что на беду сектантам умеет опять-таки мыслить критически: «Ну, если вся их “проповедь” строится только на открытой хуле и издевках над Православием, значит, что-то их задело! Значит, я хочу знать, а что же такого в вашем Православии “цепляющего” — что ж они так взбеленились-то иначе?»
— Вы говорите о том, что русское Православие молодеет. А как общаются молодые между собой? И общаются ли?
— Конечно, общаются! Всегда интересно, когда молодежь что-то организует, придумывает что-нибудь новое, доброе — от веселых поездок на велосипедах до серьезных евангельских кружков. Нельзя заставлять ребят дружить под надзором настоятеля или другого какого ответственного лица. Священник необходим, общение с ним нужно, но оно должно быть добровольным. Это не значит, конечно, что должно царствовать попустительство — ни в коем случае. Но, я думаю, мы должны больше доверять нашей молодежи — зачастую она гораздо более сознательна и ответственна, чем мы это себе представляем. В том числе, в церковной жизни. Но, повторюсь, бесконтрольности быть не должно.
— Таким образом, доверие к человеку, соблюдение его свободы, уважение к нему, содействие самостоятельному поиску форм общения — на этом должна строиться работа с молодежью?
— Среди прочего, да. Но главное — на искренней любви Бога и ближнего. Не будем еще забывать и о честном поиске Христа — как собственном, так и ближнего, совместной молитве, трудам во благо Церкви. О собственной христианской и церковной молодости. Проще говоря, о своем несовершенстве.
Ох, как точно.