Святитель Игнатий (Брянчанинов) о подлинном лице протестантизма

Святитель Игнатий (Брянчанинов)

Находясь в обществе, уже испытывавшем влияние со стороны протестантского Запада, святитель Игнатий неоднократно высказывался по этому поводу. В настоящее время, имея полное собрание трудов святителя Игнатия, мы можем составить достаточно ясную картину его отношения к протестантизму.

Отзываясь о характере протестантизма, родившего множество профессоров-теологов, но не родившего ни одного святого, святитель Игнатий давал следующую оценку: «протестант холодно-умен»[1], это «земной характер», не имеющий никакого отношения к Небу[2]. Рационализм протестантизма, мелочно исследующего букву Писания и не замечающего его глубинную суть, всегда препятствовал серьезной духовной жизни. Рассуждая о карелах на Ладожском озере в статье «Посещение Валаамского монастыря», святитель следующим образом говорит о прозелитизме лютеранства среди местного населения, в результате чего Православие на финляндском побережье оказалось вытеснено: «Ныне стоят лютеранские кирхи, оглашаемые лишь тощею проповедию холодного пастора. Он, говоря народу в проповеди своей одно поверхностное, ученое сведение об Искупителе и Его нравоучении, говорит каждый раз как бы надгробное слово над утраченною истинною живою верою и Церковию этими людьми и местами»[3]. Таким образом, в протестантизме нет подлинной жизни и веры, а только рассудочная ученость с поверхностным нравоучением. Поэтому в протестантизме не могло появиться какой-либо серьезной аскезы, глубокого духовного опыта.

Более того, рационализм, отсутствие глубины духовной жизни привели протестантизм к отвержению аскетических принципов, свойственных традиционному христианству на протяжении полутора тысяч лет. В частности, протестанты, как и атеисты-безбожники, произносят хулы на монашество, отвергая его богоустановленность[4]. Подобное отвержение нашло прямое воплощение в жизни родоначальника протестантизма – Мартина Лютера, а затем выразилось в отвержении протестантами соответствующих догматических утверждений Церкви относительно Приснодевства Божией Матери: «Протестанты, заклятые враги Новозаветного девства, утверждают, что Святейший Сосуд и Храм Божий, Богоматерь, по рождении Ею Богочеловека, нарушила девство Свое, соделалась сосудом похоти человеческой, вступила с Иосифом в отношения жены, имела других детей. Мысль ужасная! мысль вместе и скотская и демонская! мысль богохульная! Она могла родиться только в недре глубокого разврата! Ее мог произнести и может произносить только отчаянный и отверженный прелюбодей! Ее могут принять и усвоить себе одни те, которые столько низошли от образа и подобия Божиих к подобию скотов, что имеют и могут иметь понятие о естестве человеческом единственно в его униженном, скотоподобном состоянии… Лютер, свергший с себя монашество и взявший себе в наложницу монахиню, свергшую монашество, – союз Лютера с Екатериною де Борре иначе не может быть понимаем, так как не видно, чтоб обеты девства, данные ими Богу, были им возвращены, – вопиет против христианского девства. Вопиют против него вместе с Лютером все протестанты. Они называют девство противоестественным, противным воле, благословению, повелению Бога»[5].

Святитель Игнатий (Брянчанинов) не мыслил пути к христианскому совершенству вне девства, целомудрия, монашества. Это тот путь, который был явлен в жизни Самого Христа и находил воплощение уже в первом поколении христиан. Протестантизм, отвергая эти основы православной аскетики, естественно воспринимался святителем как ниспадение с духовно-нравственной высоты к уровню жизни по подобию скотов. «Сочинения Лютера нестерпимы не только для благочестивого, но даже для благопристойного читателя. Они дышат самым грубым развратом и исступленным богохульством… Лютеранизм доставляет большие удобства человеку, желающему как можно меньше обращаться к Богу и как можно меньше ограничивать себя в плотских своих пожеланиях»[6].

В полном собрании трудов святителя Игнатия опубликовано небольшое сочинение «Лютеранизм», составленное из ответов на вопросы. Зарождение протестантизма в лице Лютера святитель рассматривает как абсолютно не нужное для спасения людей явление: «Если Христово учение достаточно было для спасения человеков в продолжение 15 столетий, то к чему лютеранизм? Если же признать лютеранизм учением нужным, то сим самым по необходимости должно признать, что первоначальное учение Христовой Церкви было недостаточным для спасения, что явная нелепость, богохульство»[7].

Хотя выступление Лютера было направлено против ряда заблуждений Римской церкви, однако у самого Лютера святитель Игнатий находит три вида заблуждений. Во-первых, Лютер вместо заблуждений римских привнес собственные заблуждения; во-вторых, некоторые из заблуждений католичества сохранил, а в-третьих, отдельные заблуждения римо-католиков даже усилил.

Среди сохраненных заблуждений католичества святитель Игнатий выделяет: учение «филиокве» (что, по мысли святителя, было главной причиной отторжения Запада от Церкви Христовой) и совершение таинства Крещения через обливание.

Среди усиленных заблуждений латинян святитель обращает внимание на отношение к Евхаристии: если католики утратили таинство Евхаристии через отмену призывания Святого Духа и молитвы о пресуществлении, то «Лютер отверг вовсе Литургию, говорит: “Хлеб пресуществляется во рту у причащающегося верою!”»[8].

Мартин Лютер

Перечисляя известные заблуждения Лютера: отвержение икон, святых мощей, молитв небожителям, большинства Таинств, самого Предания с ложным толкованием Священного Писания по собственному произволу, – святитель заключает: «Все сии заблуждения, будучи все вместе взяты, не только противны единой истинной Святой Церкви, но и содержат в себе многие тяжкие хуления на Духа Святого»[10]. То есть это не просто личные мнения, с которыми можно толерантно соглашаться, а тяжкая хула на Духа Святого.

Таким образом, мы не встретим у святителя Игнатия даже каких-либо намеков на остаточную благодать вне Православия. Святитель не видит возможности спасения внутри лютеранства[11]. Для святого Игнатия (Брянчанинова) границы истинного учения всецело совпадают с границами православного исповедания, а благодать Святого Духа обитает только там, где истина, – в Православной Церкви. Вопреки современным экуменическим идеям, святитель Игнатий не боялся называть протестантизм душепагубным еретическим сонмищем: «Самое Божественное Евангелие употребили и доселе употребляют во зло, для погибели своей, многие миллионы протестантов, толкуя его неправильно и неблагочестно, по поводу будто бы его, удаляясь от единения со Вселенскою Церковию, составляя отдельное душепагубное еретическое сонмище, которое они дерзают называть Церковию Евангельскою»[12].

Ересь ведет только к погибели. Поэтому протестантизм всегда упоминается святителем в контексте общего упадка и растления, пропагандируемых в Российской империи:

• «Неведение православной веры, взгляды на нее и на Церковь из идей, доставленных развратом, протестантизмом и атеизмом, были причиною, что вкрались и насильно внесены в Православную Церковь посторонние, чуждые и враждебные духу Церкви постановления, противные правилам и учению Православной Церкви»[13].
• «Монастыри испорчены гордынею и невежеством разных умствователей, умствовавших и действовавших по стихиям западного протестантизма и атеизма»[14].
• «Очевидно, что отступление от веры православной всеобщее в народе. Кто открытый безбожник, кто деист, кто протестант, кто индифферентист, кто раскольник. Этой язве нет ни врачевания, ни исцеления. Спасаяй, да спасает свою душу!»[15].

Что показательно, святитель Игнатий ставит протестантизм в непосредственной близости с атеизмом как своего рода предваряющую ступень на пути во всё большем отступлении от Бога.

Протестанты, выступив против Римской церкви, «заменили зло злом, заблуждения заблуждением, злоупотребления злоупотреблением», попрали, отвергли, исказили Божественные установления[16].

Соответственно, святитель задавался вопросом касательно сложившейся практики чиноприема, согласно которой приходивших из протестантизма в Православие не было принято крестить. В декабре 1838 года святитель Игнатий написал преподобному Леониду (Наголкину), старцу Оптинскому, письмо, в котором среди прочего писал: «Имею к Вам покорнейшую просьбу: известите меня, в Молдавии и Валахии перекрещивают ли лютеран и прочих протестантов и почему. Здесь об этих предметах ныне очень много рассуждают; в особенности обер-прокурор очень ревнует по Православию, издает ныне правила Вселенских и Поместных соборов, ибо наша Кормчая содержит наиболее не самые правила, а толкования под именем правил и на сии краткие толкования другие пространнейшие. Дай, Господи, чтоб мы, получив настоящие правила в печати, сколько-нибудь приподняли и расслабленные руки к деланию»[17].

Как можно полагать, поиск святителем прецедентов совершения Крещения над бывшими лютеранами исходил из его размышлений о существовавшей в Русской Церкви практике принятия лютеран только через Миропомазание. Сам святитель, имея представление о полной утрате Духа Святого в протестантских общинах, вероятно, подходил к выводу о невозможности у них каких-либо таинств, в том числе и Крещения (впрочем, размышлений святителя на эту тему не сохранилось).

В нашем распоряжении имеется ответ преподобного Леонида Оптинского: «На вопрос Ваш в Молдавии и Валахии о перекрещивании лютеран и прочих протестантов могу только то сказать, что слыхал от жившего там довольное время покойного старца отца Феодора, что перекрещивают, а почему именно – о сем не могу Вам изъявить, ибо не случалось иметь в подробности о сем с ним собеседования. А так как рассуждения, возникшие ныне о сем предмете, относятся к догматическим, и ежели есть недоумение, то нельзя ли употребить средств в изданной в сем году книжице Царских и Патриарших грамот, на 4-й странице показанных. Впрочем, должно отнести сие к главе Церкви Господу нашему Иисусу Христу и молить Его о сем, да сохранит Церковь Свою чисту во всей красоте Ее православного исповедания и внушит держащим кормило Ее пастырям оградить к безопасности твердым оплотом – изданием яснейших и достоверных соборных правил, да подаст нам произволение и силу к исполнению по ним и к достижению в меру духовного возраста исполнения Христова»[18].

Сравнительно с католицизмом протестантизм оценивается святителем Игнатием как большее падение. Если у католиков таинство Покаяния было изменено, то протестантами оно совсем отвергнуто[19]. Если католики из Литургии исключили призывание Святого Духа, то «протестанты вовсе отвергли Литургию»[20]. В католицизме еще присутствует аскеза, хотя и прелестная, в протестантизме же – полная утрата аскетической жизни, бездушность и холодный рационализм. Как известно, святитель Игнатий полагал в аскезе, основанной на святых отцах, всю свою духовную жизнь, в ней видел чистый и ясный путь ко спасению. Поэтому он особенно остро воспринимал имевшееся в протестантизме отвращение к святоотеческой аскезе. Таким образом, протестантизм оценивается святителем как утрата ключевых установлений христианства, своего рода предвестие окончательных утрат в атеизме и безбожии.

Тем не менее, нельзя утверждать, будто святитель презирал самих протестантов. Жесткость и категоричность его высказываний всегда объяснялась тем очевидным фактом, что уклонение от истины во Христе, явленной в Православии, является уклонением от спасения, причем уклонением незаметным и потому более опасным. Горечь святителя о распространении неправославных учений была горечью о распространении заманчивой лжи, закрывающей собой Истину. Вместе с тем, к самим протестантам святитель никогда не выказывал презрения.

Так, он поддерживал весьма теплые отношения с известным художником, протестантом по исповеданию, Карлом Павловичем Брюлловым (1799–1852). Несмотря на светский характер своих основных работ, Брюллов нередко выполнял церковные заказы. В частности, для Сергиевой пустыни близ Петербурга, где святитель Игнатий был архимандритом, Брюллов написал образ Пресвятой Троицы. Сохранилось письмо святителя Игнатия к Брюллову, которое показывает, с каким сердечным теплом святитель относился к художнику: «…Всегда я принимал в Вас сердечное участие. Душа Ваша представлялась мне одиноко странствующею в мире. Так странствую и я, окруженный с младенчества бедствиями…»[21]. Святитель старался не ранить душу художника, высказываясь о его творчестве: «Давно видел я, что душа Ваша в земном хаосе искала красоты, которая бы ее удовлетворила. Ваши картины – это выражения сильно жаждущей души»[22]. Однако святитель вежливо и тактично делал намеки на необходимость искать подлинную, вечную красоту: «Картина, которая бы решительно удовлетворила Вас, должна бы быть картиною из вечности. Таково требование истинного вдохновения. Всякая красота – и видимая, и невидимая – должна быть помазана Духом, без этого помазания на ней печать тления; она (красота) помогает удовлетворить человека, водимого истинным вдохновением. Ему надо, чтобы красота отзывалась жизнию, вечною жизнию. Когда ж из красоты дышит смерть, он отвращает от такой красоты свои взоры»[23]. Как можно полагать, в последующих строках проявляется сердечное желание святителя, чтобы Брюллов принял Православие: «Желаю по приезде моем увидеть Вас здоровым, укрепившимся. Еще надо бы Вам пожить, пожить для того, чтоб ближе ознакомиться с вечностию, чтоб пред вступлением в нее стяжать для души Вашей красоту небесную; в душе Вашей всегда было это высокое стремление. Объятия Отца Небесного всегда отверсты для принятия всякого, кто только захочет прибегнуть в эти святые, спасительные объятия»[24]. К сожалению, Брюллов, имея общение со святым человеком, так и окончил свой жизненный путь вне лона Православия.

В целом, оценки, данные протестантизму святым Игнатием, кому-то могут показаться слишком категоричными, строгими. Однако есть смысл прислушаться к духовной интуиции святителя: путь рационального осмысления истин веры с утратой Священного Предания Церкви влечет за собой охлаждение духовной жизни и непременно повлечет утрату догматической чистоты, что зачастую мы и видим в среде современных либералов-реформаторов.