Церковь – место работы: готовьте душу свою во искушение

Церковь – Тело Христово, но свое земное бытие она осуществляет и поддерживает, принимая форму организации – с руководителями и подчиненными, отделом кадров и бухгалтерией, материальной базой и финансами. Для сотен тысяч людей сегодня Церковь стала местом работы, источником скромных (как правило) средств к существованию. Это и работники епархиальных управлений со всеми их нынешними разделами и подразделениями, и журналисты церковных СМИ, и работники храмов… В первую очередь, речь идет, конечно, о мирянах, но и священники в определенном смысле тоже работники организации: подчиненные и начальники своих подчиненных.

Фото: игумен Петр (Барбашов)

Что меняется для человека, когда Церковь становится местом его работы? Отличаются ли наши взаимоотношения на этой работе от таких же в любой частной структуре или госучреждении? Как совместить христианскую любовь с функциями администратора, ответственного за конкретный участок работы? Реально ли это вообще? Как реагировать на конфликты и иные проявления человеческой греховности в нашем «духовном ведомстве»?

Вот с этих самых проявлений, пожалуй, и начнем. На любой работе крайне нежелательны конфликты, склоки, доносы и тому подобное. Любого человека ранят раздражительность, жесткость и грубость начальника, несправедливые обвинения, безразличие к его личной ситуации, зависть и ревность коллег…

Как бы мне хотелось сейчас написать, что в Церкви этого нет! Увы. В Церкви, помимо многого другого, помимо совсем другого есть и это тоже. Не только есть, но и ранит гораздо глубже, переживается гораздо трагичнее, чем где-либо еще. Почему? Потому, что Церковь, по сути своей, никакая не организация-работодатель, а наша семья, духовная и кровная. Кровная, ибо через Причащение Святых Таин мы соединяемся телесно со Христом и друг с другом. Духовная, потому что само пребывание в Церкви подразумевает духовное родство. А чего мы ждем от собственной семьи, от близких? Ждем необходимого и незаменимого: любви, защиты, понимания и поддержки. Кто нам все это даст, если не семья? Беда, если этого нет в семье, если человеку дома плохо. Трагедия, если ему безотрадно в Церкви.

Но от кого, от чего это зависит – плохо человеку в Церкви или хорошо? А от кого зависит, хорошо или плохо человеку в семье – от всех или от него самого? Взрослый человек всегда сам ответственен за обстановку в своей семье, какими бы ни были характеры его домочадцев. Если он способен только жаловаться и злиться на них, он никогда не обретет в своем доме мира, не обретет и защиты от мира в другом значении этого слова.

Фото: игумен Петр (Барбашов)

Что же посоветовать человеку, которому по тем ли иным причинам плохо в Церкви и, конкретно, на церковной работе? Сначала спроси себя, сделал ли ты сам то, что в твоих силах: постарался, чтобы другим было возле тебя хорошо, чтобы в вашем богоспасаемом епархиальном отделе царил мир и взаимопонимание? Мне приходилось наблюдать людей, которые, будучи ранены, терпя острую душевную боль, находили в себе силы поддерживать и согревать других, и этим обретали для себя поддержку и утешение. Я знаю людей, в том числе и священников, которые совершали такой подвиг на протяжении многих лет. Но бывает и иначе: будучи обижен, человек замыкается и ожесточается в своей обиде, и не только обидевшие, но и все остальные ему уже не милы. И вот такому человеку действительно плохо в Церкви… Впрочем, ему и в любом другом месте тоже будет нехорошо.

Однако легко рассуждать о других, а что я сумела сама, уже 4 года являясь церковным работником? В прошлом у меня были большие проблемы в отношениях и с собой, и с окружающими. Я очень болезненно переживала конфликты, свою, как мне тогда казалось, «непринятость» людьми, мучилась этим нестроением в своей жизни. И, когда переступила, наконец, порог епархиального управления, решила: ну, здесь-то у меня точно все будет в исключительном порядке. Здесь я на своем месте, и в любой ситуации окажусь если не на высоте, то, по крайней мере, на приличном уровне.

Увы! Реальность довольно быстро меня смирила, лишив наивных и гордых надежд. Но она же открыла мне и другое. Оказывается, в Церкви не нужно лепить себе положительный имидж. Не нужно вообще думать о том, какое мнение о себе ты сумел здесь внушить окружающим. Так же, как не нужно пытаться произвести выгодное впечатление на священника при исповеди.

В Церкви нужно просто видеть и понимать, насколько ты сам не соответствуешь тому, к чему причастен, что – вольно или невольно, в той или иной мере, – проповедуешь. Ведь и свечница, и уборщица в храме, тоже, в какой-то мере, проповедуют. В крайнем случае, они призваны хотя бы не вводить в искушение христиан своим поведением, отношением к людям и так далее. Что же тогда говорить о журналисте или катехизаторе? Их ответственность еще более велика. Даже просто задавая вопросы священнику или архиерею, записывая беседу с ним для газеты или телепередачи, мы должны обязательно ощущать, какая бездна отделяет эти вопросы и ответы от того, что реально представляем собой мы сами. То же – хотя и в гораздо большей, наверное, мере – должен испытывать священник, совершающий Евхаристию… И беда, если не испытывает. Это наше несоответствие настолько страшно на самом деле, что на все наши репутации и положительные образы нужно просто махнуть рукой. Вот что меняется для человека, когда он приходит работать в Церковь.

Кто-то спросит: а что, если верующий человек работает в обычной школе, или, скажем, в парикмахерской, для него такой путь познания перекрыт? Да нет, конечно. Но здесь, в «духовном ведомстве» – на мой, по крайней мере, взгляд, и из моего опыта исходя – понимание приходит гораздо быстрее. В какой комнате мы скорее найдем потерявшийся предмет – в полутемной или в ярко освещенной?

В какой-то момент я с Божией помощью поняла (насколько исполнила, не знаю; может быть, мне только кажется, что пытаюсь исполнять!) одну вещь: работа в Церкви невозможна без личной церковной жизни и без постоянной внутренней, духовной работы, той работы, к которой Церковь издревле каждое свое чадо призывает. Если не делать постоянно этих усилий, хотя бы и неумелых, несовершенных – у тебя начнется раздвоение личности. И ты понемногу превратишься в функционера. Можно написать «церковного функционера» или даже «православного», но слова эти должны быть в кавычках. Или – другой вариант: окажешься в тупике «несчастного сознания», будешь мучиться собственной фальшью и виной перед всеми. Наконец, третий вариант: просто выйдешь, выбросишься из Церкви – как из самолета без парашюта. Не только из той церковной структуры, в которой работаешь, но и из Церкви вообще. Это и мирянам, работающим в Церкви, грозит, и тем, кто в сане. Об этой угрозе, иначе говоря, искушении мне говорили, по крайней мере, два молодых священника и один семинарист. Но они-то сумели, слава Богу, правильно осознать свою ситуацию и найти выход. А вот один мой знакомый дьякон, тоже совсем молодой, предпочел, по его выражению, «сойти с поезда, пока поезд не заехал в тупик». У меня не было с ним откровенных разговоров, но я решусь предположить: искренне уверовав и придя в Церковь, он просто вовремя не понял, и никто ему не подсказал, что внешние события его жизни – учеба в семинарии, ее окончание, хиротония – должны быть неотрывны от внутреннего процесса духовного делания.

Без этого процесса, без духовного труда невозможно, наверное, перейти от сознания собственного несовершенства к неосуждению и прощению других. А без прощения на нашей работе нельзя… Я опять как-то странно говорю: почему именно «на нашей работе», христианину без этого вообще нигде нельзя. Но здесь – та же метафора с ярко освещенной комнатой, в которой все особенно хорошо видно. Для дела, которое нам приходится делать совместно с другими в миру, достаточно нормальных, корректных взаимоотношений. А дело, которое мы делаем здесь, в Церкви, требует от нас любви друг к другу. Здесь уместно напомнить, что привычное нашему уху слово «сотрудник» пришло из монашеского обихода и когда-то было синонимом слова «брат». Значит, наш труд изначально – братский и сестринский. Поэтому приходится прощать, любить, и – это обязательно – доброе в каждом человеке видеть в первую очередь, а то, что тебя травмирует, пугает, раздражает в нем – во вторую.                     

Отличается ли Церковь, как место работы, от любого другого места работы в лучшую сторону – если иметь в виду психологический климат и отношение к людям? На мой взгляд, отличается. Как бы ни был труден характер человека, работающего здесь – будь он завхоз в храме, завканцелярией в монастыре или руководитель епархиального отдела – этому человеку известно, что такое грех, раскаяние, покаяние и смирение. Для него оглянуться на себя, укорить себя, попросить прощения – не абсурдная мысль, а нечто естественное и должное. Так же, как и простить ближнего. Отсюда – высокая вероятность того, что случившийся конфликт не зайдет «в штопор» и не будет гноиться много лет, как незаживающая язва. Верующие вообще гораздо легче выходят из конфликтов – по сравнению с людьми, в этом смысле не определившимися. Хотя и им не всегда, увы, это оказывается под силу…

Как сочетается христианская любовь с функциями администратора, с необходимой на работе требовательностью к людям? На этот вопрос мне ответить трудно, у меня самой такого опыта нет. Поэтому я попросила двух священнослужителей ответить на этот, а заодно, и на другие, часто задаваемые, вопросы о работе в Церкви.

Иерей Михаил Богатырев

– Настоятелю действительно приходится совмещать вещи, в принципе несовместимые: христианскую любовь и необходимую административную требовательность. Требуя, ругая, наказывая, предупреждая, увольняя, наконец, то есть, делая то, что иногда совершенно необходимо – настоятель переступает через себя. Он понимает: если оставить сейчас этого человека здесь, на работе в храме, то из-за него пострадают, а может быть, и уйдут из Церкви многие. И настоятель делает то, что должен, но потом ночь не спит. Случается и такое: человек приходит и просит прощения, обещает больше таких вещей не допускать. И вроде бы его раскаяние искренне, но… это происходит уже далеко не в первый раз. Ничего удивительного: каждый священник знает, что человек может каяться в одних и тех же грехах много раз, подчас десятилетиями. Господь прощает кающегося и велит прощать нам, но как быть, если речь не о личных моих, например, обидах, а о благе Церкви, о судьбе многих людей? Могу ли простить и не увольнять (а если уже уволил, то взять на работу обратно) человека, который постоянно грешит грубостью к людям, раздражительностью, вспыльчивостью, гневом? Конечно, бывают разные ситуации и разные люди. Кто-то просто не контролирует свои нервы или не справляется со своей жизненной ситуацией, а кто-то хам, как теперь говорят, «по жизни». Но, прощая, давая еще один шанс, настоятель всегда рискует и всегда ответственность берет на себя.  

Это наш крест, крест священников, настоятелей, тех, кому приходится совмещать пастырское служение с функциями администратора – функциями, в принципе, мирскими. И вряд ли у меня самого получается это совмещать. Скорее, не получается. Это также трудно, как не отвлекаться во время Божественной Литургии, если ты знаешь, что сразу после тебе надо бежать в Регистрационную палату, встречаться с потенциальным жертвователем, решать какие-то хозяйственные проблемы. У меня не получается начисто отсекать это от себя на время богослужения и включаться в эти проблемы сразу после него. Поэтому для меня самые благодатные дни – суббота и воскресенье. Я могу не думать ни о чем, кроме богослужения, кроме Евхаристии, и мне очень хорошо. А когда я погружаюсь во все эти финансовые и хозяйственные проблемы, я ловлю себя на том, что не помню о Литургии, просто не могу о ней думать сейчас, я от нее далек. И тут одно спасение – исповедь. Других способов успокоить собственную христианскую совесть просто нет. Работа настоятеля лишает человека мира душевного, того самого «духа мирна», о котором говорил Серафим Саровский. Может быть, у кого-то получается гармонично это совместить, но у меня – нет, для меня эти вещи остаются полярными.

Когда люди приходят работать в Церковь, они открывают для себя нечто совершенно новое, мир новых проблем. Раньше, даже когда они были только прихожанами, им казалось, что здесь, внутри Церкви, все только и делают, что друг друга любят. Кланяются, сияют улыбками, говорят: «Спаси Господи!» – «Во славу Божию». Во всем благочестие, благообразие… Человек приступает к своим обязанностям с огромным рвением – как же, его взяли во «святая святых»! И вдруг на него обрушивается своего рода холодный душ. Оказывается, здесь «всё, как везде»! Даже требование бухгалтера отчитаться за потраченные приходские средства иногда вызывает обиду: как же так, мы же в Церкви, неужели мне здесь не доверяют? Вдобавок, выясняется, что отношения между людьми здесь, в Церкви, далеко не всегда мирные и приятные. И у человека наступает разочарование. Случается, что человек уволившись с «церковной» работы, и в храм после этого перестает приходить, то есть и прихожанином быть не хочет.

Кризис разочарования в церковной жизни – это очень сложный момент в жизни человека, это надо пережить, выдержать. Конечно, мы – я имею в виду сейчас и себя, и многих известных мне священников – стараемся сделать так, чтобы человек не оказался в непосильном для него испытании. Но жизнь есть жизнь. Поэтому, когда человек приходит ко мне за благословением на работу в Церкви – кем угодно, сторожем, поваром, свечницей – я всегда говорю: готовьте душу свою к искушению. То, что вы сейчас себе представляете и то, что есть в реальности, не совсем одно и то же.

В чем же может заключаться готовность души к искушению? О чем человеку следует помнить? О том, что работа в Церкви – это служение Богу. А служение Богу, где бы и как бы оно ни осуществлялось, не может быть делом простым и легким – никогда. Перед тем, кто искренне хочет служить Богу, всегда гораздо больше препятствий, чем перед тем, кто служит «видимому сему житию». Ведь, если мы работаем Богу, мы не можем Ему сказать: «Всё, Господи, я Тебе отработал свои 8 часов, а теперь я буду, как нормальный человек, отдыхать, а завтра у меня вообще выходной». Или: «Господи, мне условий для работы не создали, поэтому я ни за что не отвечаю». Господу нужно отдавать не 8 часов в день, а всю жизнь, вне зависимости от условий.

Я с уверенностью могу сказать, что никто из работников епархиального управления или прихода не пришел сюда за одной только зарплатой. Хотя деньги любому из них нужны ничуть не меньше, чем кому-то другому. К нам приходят люди, как правило, уже сформировавшие свое мировоззрение, нашедшие смысл жизни. И если случилась какая-то неприятность, если возник конфликт – нужно просто помнить, зачем ты сюда пришел, ради чего. Недостатки, грехи, человеческие немощи начальника или того, с кем тебе приходится работать, не могут перечеркнуть для тебя этой цели – послужить Церкви, а значит, Богу. На самом деле главный наш начальник и главный наш помощник здесь – это именно Он. И об этом не надо забывать. Надо думать, как именно Ему подчиняться, как Его волю исполнять, как Его радовать своим скромным трудом и вкладом. Если именно это для тебя главное, человеческие немощи и всяческие заскоки начальника тебе не так уж и страшны: они только повод исполнить Божию волю. В миру дурак-начальник может отбить у человека желание работать, но желание работать Господу никто и ничто не может у человека отбить, если сам человек этого не захочет.

Протоиерей Сергий Штурбабин

Протоиерей Сергий Штурбабин, настоятель храма в честь иконы Божией Матери «Утоли моя печали», руководитель епархиального отдела религиозного образования и катехизации.

– Совместить христианскую любовь к человеку с исполнением административных функций возможно при условии, если работающий в Церкви руководитель является, во-первых, христианином, а во-вторых, порядочным человеком; если он определенные вещи, такие, например, как уважительное отношение к людям, впитал с молоком матери; если у него есть навык доброжелательного отношения к каждому человеку.   

Конечно, бывают очень сложные моменты: когда человек явно не справляется со своей задачей, не оправдывает возложенных на него надежд. Может быть, ему не хватает образования, может быть, это связано с какими-то его личными слабостями. Вот в этой ситуации очень трудно. Однако всегда можно объяснить это подчиненному по-человечески. Такие вещи, как гнев, раздражение, намеренно резкий, жесткий тон – они не только для руководителя церковной службы, они для каждого христианина должны быть исключены и забыты. То, что работающий под моим руководством человек довел меня до белого каления, говорит лишь о том, что меня до этого градуса несложно довести, иными словами – что у меня нет терпения. Или я плохо организовал работу коллектива, не объяснил людям толком, что от них требуется, не проконтролировал их работу вовремя, что привело к расслаблению и дезорганизации. В том, что у твоего подчиненного что-то не получается, надо обязательно поискать свою вину.

Что касается «кризиса разочарования в церковной жизни» – конечно, с новоначальными христианами такие вещи случаются. Но здесь важно объяснить, что в Церковь приходят из мира обычные люди, каждый со своими грехами, слабостями и проблемами. И они вольно или невольно привносят это и в общение людей в Церкви. К этому нужно быть готовым, а самое важное – при каждой обиде, каждом конфликте вовремя оглянуться на себя, на свои собственные слабости, грехи и проблемы. И почаще просить друг у друга прощения. Давайте подумаем, бывает ли такое, что конфликт произошел только по вине одной стороны? Всегда – по вине обеих, или всех сторон (потому что их не всегда только две). У каждого из нас свое представление о том, что и как нужно делать, как правильно, как неправильно. Но ведь никто не может быть прав абсолютно, никто не обладает истиной в последней инстанции. Об этом важно помнить, ну, а задача руководителя – выстроить отношения таким образом, чтобы не возникало конфликтов.

Церковь как место работы, безусловно, отличается от иных мест. Все-таки у нас здесь нет многого, что характерно для мирских организаций: нездоровой конкуренции, зависти, доносов, подлости. По крайней мере, мне не приходилось с этим здесь сталкиваться. А что касается тех вещей, с которыми сталкиваться приходится… Христианин ведь всю свою жизнь должен воспринимать как школу христианской жизни, как непрерывное испытание христианской совести. Он постоянно находится в ситуации выбора. И в этом смысле не так важно, где именно христианин трудится – непосредственно в Церкви или где-то там, в миру. Везде этот человек должен быть внимательным и требовательным к себе. Отсюда понимание окружающих, снисхождение к их немощам. Тогда возможно понять, где и в чем другой человек ошибается, и попытаться ему помочь. Все является школой, в том числе и совместный труд на благо Церкви.

* * *

Слушая первого из своих собеседников, отца Михаила, я вдруг подумала, что слова «готовьте душу к искушению» мне уже знакомы. Откуда они? Книга Иисуса, сына Сирахова, глава 2: «Если приступаешь служить Господу Богу, то приготовь душу твою к искушению: управь сердце твое и будь тверд, и не смущайся во время посещения; прилепись к Нему и не отступай, дабы возвеличиться тебе напоследок. Все, что ни приключится тебе, принимай охотно, и в превратностях твоего уничижения будь долготерпелив, ибо золото испытывается в огне, а люди, угодные Богу, – в горниле уничижения. Веруй Ему, и Он защитит тебя; управь пути твои и надейся на Него…»