Охотник слова. Часть 1

К чему охота, к тому и смысл.
В. Даль

Пушкин и Даль. Памятник в Оренбурге

Пушкин вскочил с дивана и, несмотря на боль в ноге – «проклятый ревматизм!», – скоро зашагал по комнате, помогая себе тростью.

– Ваше собрание – не простая затея, не увлечение, – уверял он необычного гостя. – Это совершенно новое у нас дело. Вам можно позавидовать: у вас есть цель. Годами копить сокровища и вдруг открыть сундук перед изумленными современниками и потомками!

Владимир Даль слушал и не знал, что ответить.

Декабрьским питерским вечером 1832 года он наконец-то решился. Поднялся на третий этаж дома Жадимировского, что на углу Гороховой и Большой Морской, скинул шинель на руки слуге и через десять минут сконфузился совершенно.

– Что за роскошь, что за смысл, какой толк в каждой поговорке нашей! Что за золото! – восклицал Пушкин, листая только что подаренный авторский экземпляр книги «Русские сказки. Пяток первый». Точное название витиевато гласило: «Русские сказки из предания народного изустного на грамоту гражданскую переложенные, к быту житейскому приноровленные и поговорками ходячими разукрашенные Казаком Владимиром Луганским. Пяток первый».

Сам Казак Луганский и Владимир Даль в одном лице сидел тут же в кресле, слегка ошарашенный. Слышать: «Роскошь!», «Смысл!», «Золото!» – да от самого Пушкина?! Придя в себя, Даль понял: восторги поэта касаются отнюдь не художественных дарований автора.

– Сказка сказкой… – бормотал Александр Сергеевич, – а язык наш сам по себе… Очень хорошо! – очертил понравившиеся абзацы острым и крепким ногтем мизинца.

И, призадумавшись, добавил:

– Однако надо бы и нам выучиться говорить по-русски и не в сказке…

То были времена, когда не только Татьяна Ларина «…по-русски плохо знала, / Журналов наших не читала / И выражалася с трудом / На языке своем родном. / Итак, писала по-французски…» Аналогичным образом вели себя большинство представителей «просвещенной верхушки общества», или, как сейчас принято говорить, «креативного класса».

Как никто иной, понимал это Владимир Даль. Цель сказок, объяснял он, как это ни странно сейчас звучит: «познакомить земляков с народным языком и говором, дать образчик запасов народных слов, о которых мы вовсе не заботимся, между тем как рано или поздно без них не обойтись».

Даль рассказал Пушкину о своем многолетнем, пока еще безотчетном увлечении – собирании слов, рассказов, сказок, поговорок, прибауток, загадок, поверий… Всего того, чем звучит русский народ.

Тогда-то и вырвалось у Александра Сергеевича:

– Так делайте словарь! Позарез нужен…

Знакомство создателя энциклопедии русской жизни – романа в стихах «Евгений Онегин» – с будущим составителем энциклопедии русского языка – «Толкового словаря живого великорусского языка» – состоялось.

Зацепляя знание

Почему вдруг «казак»? Потому что собрать, объяснить и снабдить примерами около 200 000 русских слов и 37 000 пословиц, присказок, загадок и песен, стать морским офицером, военным хирургом и правой рукой министра внутренних дел Российской империи, написать и опубликовать учебники по зоологии и ботанике, десятки и сотни научных и публицистических статей, художественных книг, очерков, зарисовок… – осилил бы разве что человек, обладающий поистине казачьей удалью и волей!

Владимир Иванович Даль. Фрагмент портрета кисти Василия Перова

Почему «Луганский»? Потому что родился «казачонок» в местечке Луганский завод на Украине.

«Да благословенная Украина!.. Как бы там ни было, а у тебя за пазушкою жить еще можно… Оглобля, брошенная на землю, за ночь зарастет травой; каждый прут, воткнутый мимоходом в тучный чернозем, дает вскоре тенистое дерево. Как сядешь на одинокий курган да глянешь до конца света – так и кинулся бы вплавь по этому волнистому морю трав и цветов – и плыл бы, упиваясь гулом его и пахучим дыханием до самого края». Даль влюбился в Малороссию посильнее своего современника Гоголя.

Иоганн Христиан Даль, отец нашего героя, был вундеркиндом из Дании. К 20 годам он уже окончил курс по «двум или трем факультетам в Германии», знал практически все европейские языки, а также древнееврейский, древнегреческий и, само собой разумеется, латынь. Прознав о недюжинных способностях молодого человека, Екатерина II пригласила его на должность придворного библиотекаря. В те времена импорт мозгов в страну заметно превышал их утечку. Получивший к русскому подданству в придачу новое имя Иван Матвеевич, Даль-отец служил в петербургской библиотеке, когда ее завсегдатаями были Фонвизин, Херасков и молодой Крылов, когда стараниями русских ученых был составлен фундаментальный труд «Словарь Академии Российской» – первый толковый словарь нашего языка. А потом к Ивану Матвеевичу пришла любовь.

«Отдадим только за доктора», – поставил Даля-старшего перед фактом его будущий тесть. Причина ультиматума была проста. Карьера библиотекаря, пусть даже и придворного, не внушала отцу невесты доверия. То ли дело «доходная и практическая профессия» врача.

Любовь оказалась настоящей. Иван Матвеевич покинул Россию, прошел курс врачебного факультета Йенского университета, возвратился в Петербург и женился! Невеста – Мария Христофоровна Фрейтаг – под стать жениху: отлично образованная, она свободно владела пятью иностранными языками, обладала «голосом европейской певицы» и хорошо играла на фортепиано. Происходила она из обрусевшего «семейства французских гугенотов».

22 ноября 1801 года у новобрачных родился первый из четверых сыновей, Владимир. Семейство жило тогда в одноэтажном домике на кривой и грязной улочке близ Луганского сталелитейного завода. Иван Матвеевич служил старшим лекарем горного ведомства, строил первые заводские лазареты и слыл в местном обществе за человека чудаковатого: в карты не играет, сплетничать не любит, дочерей в «свет» не вывозит. Впрочем, чудак этот смел и принципиален. Стоит только почитать его рапорты о положении «работных людей».

«Мастеровые живут со многочисленными семьями в весьма тесных казармах… съестные припасы, воду и все жидкости, также и телят, помещают тут же, отчего испаряющиеся влаги оседают на стены и заражают воздух… ни чрез какие, кроме дверей, отверстия не возобновляемый».

«Пищу употребляют нимало болезням не противодействующую по той причине, что в прошедшую зиму ни одна почти семья не могла запастись ни квашеными, ни свежими овощами и кореньями, при всем том едят солонину, пьют долгостойную воду, а редко квас».

«Перед самыми дверьми казарм и около оных выбрасывают и оставляют все нечистоты, которые при оттепелях загниваются и вредят…»

Немногие решились бы на подобные откровения с начальством.

Начальство оценило честный профессионализм подчиненного. Ивана Матвеевича назначают главным доктором и инспектором Черноморского флота. В 1804 году новым пристанищем Далей становится главная южная верфь Российской империи – город Николаев.

Названный в честь святителя Николая, «по морю плавающих управителя», центр кораблестроения и адмиралтейства Черноморского флота XIX века переживал стремительное развитие. Не так давно отгремели морские победы при Фидониси, Керчи и Калиакрии, навсегда отбившие привычку чиновников Порты кичливо назвать Черное море «Озером турецких султанов». Славно завершился Средиземноморский поход русской эскадры под началом святого и праведного воина адмирала Федора Ушакова. Для закрепления успехов флот нуждался в новых кораблях.

В атмосфере мастеровой и деловитой проходит детство Даля-младшего. Военно-морской корабль того времени, как сегодняшний космический аппарат, воплощал в себе последние научно-технические достижения эпохи. Звуки, запахи, движения всевозможных мастерских: канатных, блоковых, парусных, токарных, компасных, шлюпочных, фонарных… – вот детские впечатления Владимира. Через много лет, будучи крупным государственным чиновником, Владимир Иванович заведет в своем доме отдельный кабинет («просторный покой»), установит верстак и токарный станок и практически каждый день будет работать «до пота», «чтобы быть веселее и здоровее». Домашняя мебель, игрушки для детей и внуков – не в счет.

– Надо зацеплять всякое знание, какое встретится на пути; никак нельзя сказать вперед, что в жизни пригодится, – наставляла Володю маменька-полиглот, незаметно формируя характер будущего энциклопедиста.

Рисунок: Ольга Громова

К последним себе причислял и Иоганн Христиан. «При каждом удобном случае отец напоминал нам, что мы русские», – вспоминал Владимир Даль. Дома говорили опять же по-русски. Глава семьи назвал тройку собственных коней Смоленским, Бородинским, Можайским – в память о сражениях Отечественной войны 1812 года. И искренне переживал, что юный возраст сыновей не позволяет им поступить в действующую армию.

Как итог отцовского воспитания звучат строки из дневника Владимира (он будет вести его позже), «когда я плыл к берегам Дании»:

«Меня сильно занимало то, что увижу я отечество моих предков, мое отечество, – пишет Даль. – Ступив на берег Дании, я на первых же порах окончательно убедился, что отечество мое Россия, что нет у меня ничего общего с отчизною моих предков».

Когда Владимиру исполнилось 14 лет, он едет в Петербург – сдавать экзамены в Морской кадетский корпус.

(Продолжение следует.)

​2 часть