Свет семи Церквей: дорогами святых апостолов

Пункт 6. Филадельфия

Когда вся Малая Азия была покорена оттоманами, у Византии оставалась здесь лишь одна последняя твердыня. «Потеряв Эфес, христиане оплакали первый погасший светильник, упоминаемый в Апокалипсисе. Там разрушение было всеобщее; капище Артемиды и храм Пресвятой Девы погреблись под развалинами. Цирк и три театра Лаодикии сделались логовищем шакалов и волков, Сардис сделался ничтожной деревушкой, в Пергаме и Фиатире видны только одни мечети вместо памятников; а Смирна обязана своим народонаселением только чужеземной торговле франков и армян. Одна Филадельфия спаслась чрез свою твёрдость. Отдалённая от моря, забытая византийскими императорами... Её сограждане защищали свою веру и свободу в продолжение почти целого столетия и исторгли от кичливейшего из всех оттоманов достославную капитуляцию. После разрушения греческих колоний и церквей азийских осталась только одна Филадельфия, подобно столпу среди развалин».

Так пишет о Филадельфии Эдвард Гиббон, английский исследователь «предсмертного» периода Римской Империи.

Действительно, город шестой Церкви Апокалипсиса, получившей от Христа столь воодушевляющие слова ободрения и обетования победы, на протяжении своей долгой истории часто оказывался в роли последнего «бастиона» всего края. А греческая православная община Филадельфии — та самая Церковь Филадельфийская, — оставаясь второй по численности в Малой Азии после Смирны, существовала здесь вплоть до начала ХХ века.

Ни Баязид, ни Тамерлан, превращавшие в прах все города на своём пути, не смогли растоптать Филадельфию. После героического сопротивления город бывал захвачен, но не разрушен. Здесь во время нашествия Тамерлана укрывались и сардийские христиане со своим епископом, и еврейская община Сард. Некоторые исследователи проводят параллель между этим фактом и словами обетования филадельфийской общине: Вот, Я сделаю, что из сатанинского сборища, из тех, которые говорят о себе, что они Иудеи, но не суть таковы, а лгут, — вот, Я сделаю то, что они придут и поклонятся пред ногами твоими, и познают, что Я возлюбил тебя (Откр. 3, 9).

В окрестностях Филадельфии лежали плодородные сельскохозяйственные области, особенно местный климат и почва пригодны для выращивания винограда. По сегодняшний день местный виноград и изюм известны далеко за пределами Турции.

Филадельфия, расположенная в сорока километрах от Сард, основана, вероятнее всего, пергамским царём Евменом II и названа в честь его брата и преемника Аттала II Филадельфа (ІІ век до Р. Х.). Philadelphos — прозвище Аттала II, означало оно буквально «тот, кто любит своего брата». Филадельфия считалась вторым городом Лидии. Со 133 года до Р. Х. она принадлежала Римской империи, а после — Византии. Во второй половине XIV века Филадельфия стала независимым греческим городом-государством. В 1390 году после долгого сопротивления (в то время как другие города Азии капитулировали) была взята войсками Баязида II и вероломного императора Мануила II Палеолога. После этого город переименован в Алашехир; через двенадцать лет он был захвачен Тамерланом, затем в 1402 году снова отвоёван турецким султаном Мурадом II.

Филадельфия находилась в сейсмоопасной области, и не так много осталось от древнего города. Не тронутое завоевателями поддалось землетрясениям и безразличному времени. То, что могло уцелеть от старинных зданий, похоронено, по большей части, под современным городом. Но вплоть до ХХ века в храмах Филадельфийской Церкви совершалась литургия.

Свидетельствовать верность Единому Богу здешним христианам доводилось на протяжении всего существования Церкви. Основание её относится к концу первого века. По преданию, апостол Павел поставил в епископы Филадельфийской Церкви Лупия, своего родственника, упоминаемого Послании к римлянам; после него епископом был ставленник Иоанна Богослова по имени Димитрий.

В начале ІІ века святитель Игнатий Богоносец, епископ Антиохийский, останавливался в Филадельфии по пути к месту своего мученичества — Риму. Из Троады он впоследствии написал письмо к Церкви в Филадельфии, поощряя народ Божий сохранять единство и поддерживать своего епископа. Позже, около 155 года, когда в Смирне на многолюдном празднике был замучен святитель Поликарп, вместе с ним приняли мученическую кончину некоторые члены Церкви в Филадельфии.

Фрагмент из бесед архимандрита Ианнуария (Ивлиева) «Апокалипсис. Беседы на радио „Град Петров“»

И Ангелу Филадельфийской церкви напиши: так говорит Святый, Истинный, имеющий ключ Давидов, Который отворяет — и никто не затворит, затворяет — и никто не отворит: знаю твои дела; вот, Я отворил перед тобою дверь, и никто не может затворить её; ты не много имеешь силы, и сохранил слово Моё, и не отрёкся имени Моего. Вот, Я сделаю, что из сатанинского сборища, из тех, которые говорят о себе, что они Иудеи, но не суть таковы, а лгут, — вот, Я сделаю то, что они придут и поклонятся пред ногами твоими, и познают, что Я возлюбил тебя. И как ты сохранил слово терпения Моего, то и Я сохраню тебя от годины искушения, которая придёт на всю вселенную, чтобы испытать живущих на земле. Се, гряду скоро; держи, что имеешь, дабы кто не восхитил венца твоего. Побеждающего сделаю столпом в храме Бога Моего, и он уже не выйдет вон; и напишу на нём имя Бога Моего и имя града Бога Моего, нового Иерусалима, нисходящего с неба от Бога Моего, и имя Моё новое. Имеющий ухо да слышит, что Дух говорит церквам.

Преследования, вынудившие Церковь к исповедничеству, исходят от иудеев, которых было много в городе. Христос отказывает иудеям в названии «синагога (то есть собрание) Бога», ибо они, хотя и называют себя иудеями, таковыми не являются. Они служат сатане, и потому лжецы, и их собрание — «синагога сатаны». Однако забота Иоанна вовсе не об этих людях. Его интересуют христиане в Филадельфии, которым угрожает опасность со стороны этих «лжеиудеев». В своём втором обетовании Иоанн воспроизводит заверение ветхозаветного пророчества, согласно которому языческие народы в конце времён притекут в Иерусалим, чтобы покориться народу Божию. Ведь христиане, как и иудеи, претендуют на свою непрерывную преемственность от ветхозаветного народа Божия. И придут к тебе с покорностью сыновья угнетавших тебя, и падут к стопам ног твоих все презиравшие тебя, и назовут тебя городом Господа, Сионом Святого Израилева (Ис. 60, 14). Иоанн использует спасительное обетование Ветхого Завета о паломничестве народов в том смысле, что теперь в Иерусалим притекут не только язычники, но также иудеи придут к истинному народу Божию и падут к стопам ног его. При этом, правда, он не говорит об обращении иудеев. Но, оглядываясь на всё прошедшее, они поймут, что не они, но христиане — возлюбленные Бога и Христа.

Верность и выдержка Филадельфийской Церкви будет вознаграждена. В третьем обетовании ей возвещается, что она будет сохранена от искушений последнего времени, которые охватят всю землю. Речь идёт о решающей битве между Богом и сатаной, о времени зверя, которое будет предшествовать времени окончательного спасения. Сохранение Церкви в час бедствий и испытаний, скорее всего, подразумевает не то, что искушения её совсем не коснутся, но что она получит силу выдержать их, как она уже и выдерживала их прежде. Иначе не было бы сказано, что Церковь должна быть бдительной, чтобы, когда придёт Христос, никто другой не получил вместо неё венца победителя. То есть уже дарованное спасение даже для этой образцовой Церкви не есть что-то неотъемлемое. Ей тоже ещё предстоит испытание верности и годности.

Неотъемлемым спасение будет только в эсхатоне, в конце, как это подчёркивает обетование побеждающему. Побеждающий займёт выдающееся место в Церкви, достигшей совершенства и спасения. Это показывает образ «столпа» в храме Божием. Здесь говорится о небесном храме, который поддерживают колонны (столпы). Подобно тому как апостолы почитались «столпами» и несли на себе строение первоначальной Церкви, «побеждающие» должны стать «столпами» в эсхатологическом строении небесной Церкви спасённых. Побеждающий будет иметь вечное гражданство в Новом Иерусалиме, который в конце времён сойдёт с неба. Новым для него будет также имя Христа. В этом особая награда, так как это имя сейчас знает только Христос, оно даст побеждающему власть.

К Филадельфийской Церкви принадлежал также мученик Димитрий, живший в XVII веке. Рождённый в христианской семье, в юности он был похищен турками и обращён в ислам. Житие святого Димитрия сообщает: «В двадцатипятилетнем возрасте, осознав, что был отторгнут от истинной веры, он открыто исповедал себя христианином, за что был изрублен турками на куски. Святой мученик принял страдания и смерть за Христа в 1657 году».

Путешественник середины XIX века свидетельствует, что, несмотря на бедность Филадельфии, в ней действовало пять церквей — пять полноценных приходов. Старожилы помнили, что раньше храмов здесь было двадцать, а до прихода крестоносцев во многих из них покоились мощи святых. Жители города показывали гостю руины церкви, построенной на месте той, где некогда собирались адресаты послания апостола Иоанна. Сегодня опорные столбы древней храмовой конструкции (V–VI век) — практически всё, что можно увидеть из материальных свидетельств прошлого Филадельфийской Церкви.

О жизни общины сохранилась такая история. В 1836 году протестантские проповедники, прибыв в Филадельфию, предложили греческим священникам в качестве пожертвования немалую сумму — с тем, чтобы они не мешали их миссии и не настраивали против них филадельфийских христиан. Но «сделка» не состоялась. Протестантам не удалось найти здесь ни единого последователя.

Православные греки жили в городе из поколения в поколение вплоть до событий Первой мировой войны, перекроившей карты империй. Жители Филадельфии, бежавшие отсюда в Грецию, основали там Новую Филадельфию. Дивным Промыслом Божиим светильник Филадельфийской Церкви не погас во тьме исторических потрясений и доныне теплится.

Остатки трубопровода древней Лаодикии

Самое, наверное, страшное послание из всех семи обращено к седьмой Церкви — общине богатого, славного города Лаодикии. Пронзительные слова о теплохладности — «О, если бы ты был холоден или горяч!» — сквозь века звучат обличением христианам, не способным провести решительную черту между сокровищем своего сердца и сокровищами этого мира.

Лаодикия была известным финансовым и банковским центром — например, Цицерон советовал обменивать деньги именно здесь. В древнем мире Лаодикия широко славилась особо мягкой овечьей шерстью цвета воронова крыла — местная шерсть затмевала знаменитое милетское руно. Страбон пишет о большой медицинской школе, расположенной в Лаодикии, ему вторят археологи: на монетах из Лаодикии значились имена самых известных целителей школы. Однако славу в веках этот город обрёл через причисление его к семи Церквам Асийским, упомянутым в Откровении.

Антиох II (261–246 гг. до Р. Х.) из династии Селевкидов, основавший Лаодикию на месте старого города Диополис, назвал город так в честь своей жены Лаодики. В отличие от четырёх других городов, носивших то же имя, этот город называли Лаодикия на Лике, так как стоял он в плодородной долине реки Лик. Город был расположен между двумя другими известными из Нового Завета городами — Колоссами и Иераполем — и стоял на важном торговом пути. В начале ХІ века город был захвачен турками, впоследствии был разрушен в ходе постоянных войн между турками и Византией и от землетрясений. Крупный город Денизли, находящийся в шести километрах, был основан выходцами из Лаодикии.

Во всех трёх городах этой местности — Лаодикии, Колоссах и Иераполе — существовали Церкви, известные Павлу, но основанные не им, а Епафрасом, от которого и знал Павел о делах этих общин. Очевидно, сам Павел не бывал ни в Колоссах, ни в Лаодикии (Кол. 2, 1). В Послании к колоссянам Павел просит прочесть его писание также в Лаодикийской Церкви. Там же упоминается, что собрания лаодикийской общины происходили в доме некой Нимфы.

Чем же заслужили лаодикийцы столь суровые слова обличения?

Фрагмент из бесед архимандрита Ианнуария (Ивлиева) «Апокалипсис. Беседы на радио „Град Петров“»

И Ангелу Лаодикийской церкви напиши: так говорит Аминь, свидетель верный и истинный, начало создания Божия: знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден, или горяч! Но, как ты тёпл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих. Ибо ты говоришь: «я богат, разбогател и ни в чём не имею нужды»; а не знаешь, что ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг. Советую тебе купить у Меня золото, огнём очищенное, чтобы тебе обогатиться, и белую одежду, чтобы одеться и чтобы не видна была срамота наготы твоей, и глазною мазью помажь глаза твои, чтобы видеть. Кого Я люблю, тех обличаю и наказываю. Итак, будь ревностен и покайся. Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною. Побеждающему дам сесть со Мною на престоле Моём, как и Я победил и сел с Отцем Моим на престоле Его. Имеющий ухо да слышит, что Дух говорит церквам.

Лаодикийская Церковь заслуживает только упрёка и суда. Иоанн обвиняет её в ложном самодовольстве. В своём богатстве и сытости она, кажется, прекрасно устроилась в этом мире и не замечает отсутствия у неё истинного добра, непреходящего богатства Христова.

В начальной формуле Христос называет Себя божественным титулом «Аминь». Это «имя» Божие взято из Исаии. Стих целенаправленно сформулирован с учётом ситуации в Лаодикийской Церкви. Христианам там недостаёт силы исповедания, подлинности, надёжности, свидетельства. Церковь обвиняется в том, что она ни горячая, ни холодная, но теплохладная, вялая. Быть горячим для христианина означает «пламенеть Духом», свидетельствовать о Христе, как Христос свидетельствует о Боге. Это означает совершенное «да» Христу как ответ на то «Да» и «Аминь», которые Сам Христос являет Собою для христиан. Быть холодным означает принадлежать миру, который не имеет отношения ко Христу или пребывает в тяжёлом нравственном недуге. Ни того, ни другого у Церкви нет. Она не способна к ясному и чёткому решению. Поскольку Христос никак не может принять неопределённости и нерешительности Церкви, он с отвращением отвергает её от Себя. Далее говорится об эсхатологическом осуждении такого состояния.

В то время как Церкви в Смирне говорится, что она, несмотря на внешнюю нищету, богата, Церкви в Лаодикии говорится противоположное. Её утверждение, что она уже всё имеет, что у неё ни в чём нет нужды, даёт Христу возможность сорвать с неё маску благополучия. Она не видит, какая она нищая и жалкая перед Богом. Разумеется, речь идёт не просто о земном богатстве. Как в своё время и в Коринфской Церкви (1 Кор. 4, 8), здесь христиане кичились своим мнимым духовным богатством. Его-то Иоанн и не замечает. Цепочкой из пяти прилагательных он определяет её истинное бедственное положение: «ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг».

Иоанн обыгрывает связь между земным богатством лаодикийцев и их духовной бедностью. Возникает образ «покупки» (ср.: Ис. 55, 1). Образ коренится в том большом значении, которое придавалось деловой жизни в этом городе. Совет «купить золото» напоминает о лаодикийских банках, «купить белую одежду» — о текстильном производстве, «купить глазную мазь» — об искусстве врачевства, которому обучали в школе врачей. Истинное богатство («золото, огнём очищенное», ср.: 1 Пет. 1, 7), покров своей наготы и исцеление христианин не может приобрести себе сам. Тщетно искать всё это и в мире преходящих языческих ценностей, сколь бы привлекательны внешне они ни были. Их можно получить только от Христа. Но кто «покупает» у Христа Его дары, тот никак не может прийти к самонадеянному утверждению, будто у него хватает всякого духовного богатства.

Суровое обличение Церкви не должно быть понято как угроза суда. Напротив, оно есть выражение заботы и любви Господа. Его цель — извлечь Церковь из её равнодушия и теплохладности к новому энтузиазму и покаянию. Поэтому не удивительно, что после этого призыва к покаянию вместо угрозы суда и наказания речь идёт о радости для того, кто отворит дверь Христу и сам придёт к Нему. Эта радость изображена традиционным символом эсхатологического пира.

В заключение этого седьмого пророчества и, собственно, всего введения к основной части Апокалипсиса снова звучит призыв к бодрствованию, вниманию, вслушиванию в то, что Христос Духом Своим говорит Церквам. Только если они слышат Его и следуют услышанному, они могут разгадать, распознать смысл мировых событий, символически изображённый в дальнейшем повествовании этой книги.

Как видно, многие утверждения послания отражают знание истории и специфических особенностей жизни города. В выборе апостолом тех или иных метафор нет случайных деталей, за его словами стоят конкретные бытовые реалии, хотя, конечно, все наши толкования могут быть лишь предположениями. Так, возможно, слова Я богат, мне ничего не надо напоминают горожанам о том случае, когда в 60-м году сильное землетрясение сокрушило город и гордые лаодикийцы отказались от финансовой помощи императора Нерона и отстроили Лаодикию за счёт собственных богатств, без помощи Рима.

Травертины Памуккале

Раскопки Лаодикии

Руины Лаодикии — одно из самых захватывающих зрелищ для тех, кто едет в Турцию не только за отдыхом «всё включено». Попав в эти края, нельзя пропустить возможность столь качественного и глубокого погружения в историю. Ещё недавно эти груды камней мало о чём говорили несведущему путешественнику. С 2002 года раскопки, проводимые совместно итальянскими археологами и местным университетом Памуккале, вышли на новый этап. На сегодня уточнены месторасположения многих объектов, раскопаны новые улицы. Ту работу, на которую не способно воображение нашего современника, выполнили учёные. Здесь обеспечена прекрасная навигация и исчерпывающая информация по всем объектам. Два театра, бани, улицы с колоннадой, нимфеумы, ворота, мосты, остатки византийской церкви, руины языческих храмов... Туристов, к счастью, по-прежнему мало: Лаодикия остаётся в тени более массового объекта — Памуккале. Его сверкающие склоны прекрасно видны с Лаодикийской возвышенности. Вокруг — высокие, серьёзные горы. Сухая трава, камни, безмолвие. Только снизу, из соседнего селения, словно из другого мира, ветер доносит рваные звуки восточной музыки.

Завершим наше странствие словами Авраама Норова — писателя, предпринявшего в середине XIX века трудное и опасное путешествие по захолустьям Оттоманской империи, по всем памятным местам семи Церквей. «Великое назначение имели семь церквей Азийских, которые, находясь в самом средоточии язычества, среди гонений, блюдомые и назидаемые самими апостолами, хранили под своим кровом священный огонь веры, возжжённый ими и который беспрестанно распространялся оттуда далее... Но свет Христов не принадлежит ни какому месту, ни Иерусалиму, ни Византии, ни Риму, он освящает всякого человека, грядущего в мир. И апостолы не искали основать где-либо владычества, но всемирное братство Христиан или всемирную Христову Церковь. Свет Христов перешёл из мраморных городов Азии к омрачённым невежеством варварам, жителям степей, где возникли новые царства и грады под сенью спасшего их Креста».

А что до пророчеств самой загадочной из книг Нового Завета — «Пророчества окончательно исполнятся в вечности, когда таинственные семь Церквей вместе со всеми соединятся в одну нерукотворную Церковь Нового Иерусалима».