О прощении и примирении

Христианам (особенно священникам) время от времени приходится как-то мирить ссорящихся. Членов одной семьи, прихожан одного храма, соседей, сослуживцев... Выглядят высокие ссорящиеся стороны примерно одинаково — обе они невинно пострадали от крайнего негодяйства другой стороны, людей злонамеренных, крайне бессовестных, платящих злом за добро, и вообще таких черных злодеев, что их и людьми-то трудно назвать. Выслушав одного участника конфликта и испытав глубокую скорбь за то, до какой низости может дойти род человеческий в лице его противника, вы выслушиваете другую сторону... — и с удивлением обнаруживаете не то чудовище, которое вам описали, а наоборот, честного, доброго, бесконечно терпеливого человека, на долю которого выпало непосильное испытание — иметь дело с тем невероятным мерзавцем, с которым вы беседовали до этого.

Здравый смысл подсказывает вам, что почти-абсолютное-зло типа Адольфа Гитлера является в наш мир не так часто, а чаще всего мы имеем дело с обычными грешными людьми, совершающими грехи и ошибки, впадающими в гнев, раздражение и прочие эмоции. И, по-видимому, обе высокие препирающиеся стороны — не черти с рогами, а просто обычные грешные люди, наделавшие взаимных неправд и обид.

И — увы! — люди склонны коллекционировать и тщательно лелеять обиды, раздувать их и раскладывать по удобным полочкам, с которых их потом удобно при случае снять. Зачем? Потому что люди полагают, что в любом конфликте надо добиться своей победы и поражения оппонента. Кто виноват в сложившейся ситуации и кого следует за это наказать? Стороны гневно указывают друг на друга и решительно отказываются признавать хоть какие-то свои ошибки. Ведь признать свою ошибку — значит проявить слабость и открыть брешь в своей обороне, что делать ни в коем случае нельзя.

Поэтому, как уже давно отметили специалисты по переговорам, в любом конфликте — семейном, соседском, служебном, гражданском, международном — каждая из сторон полностью отрицает свою ответственность и возлагает ее на оппонента.

Примирение может быть достигнуто только в результате торжества «правды», причем эта «правда» состоит в том, что я — хороший человек, и все мои поступки полностью оправданны, все мои высказывания — истинны, все мои мотивы — благородны, а вот мой оппонент — законченный мерзавец, абсолютное зло и волк-оборотень. Поскольку оппонент придерживается совершено аналогичных (правда, зеркальных) взглядов в отношении меня, примирение невозможно. Возможно только усиление надрыва и призывание прохожих в свидетели.

Человек, который попробует как-то посодействовать разрешению конфликта, немедленно столкнется с требованием поддержать сторону добра и правды и гневно осудить сторону мирового зла. Принять именно ту интерпретацию ситуаций, слов и событий, которые комфортны для этой стороны — и выставляют ее героической жертвой подлой несправедливости. Естественно, другая сторона требует от него того же — так что, отказываясь сделать это, потенциальный примиритель вызывает немалый гнев у обоих. Ведь есть только сторона добра и правды и те, кто ее безоговорочно поддерживают, остальные — подлые негодяи и враги. У каждой из сторон есть свой список претензий, который все должны признать справедливым.

И тут оказывается, что этот список претензий оказывается совершенно бесполезной вещью. Если я говорю, что вы испортили мое новое пальто и должны мне за это пять тысяч... нет, десять тысяч... нет, пятнадцать... а еще у меня пропала фамильная серебряная ложка, и я знаю, кто ее стырил... а еще я знаю, кто настраивает против меня соседей, — мои шансы (с самого начала невысокие) получить со злодея / злодейки надлежащую моральную и материальную компенсацию стремительно катятся к нулю.

Я расходую свое время и силы, не могу заниматься ничем полезным, страдаю повышенным давлением и язвой желудка, почти не сплю, вид имею бледный и измученный — посмотрите, до чего меня довели эти негодяи! И все это ради чего?! Кто больше всего страдает от моего списка?

Так что прощение — это решение помиловать не только другого, а прежде всего, себя, перестать себя изматывать и мучить, оставить прошлое в прошлом и посмотреть в будущее. Вообще оставить в стороне вопрос «кто виноват и кого надо наказать». Господь Бог разберется на Страшном Суде, кого надо наказать. Это, к счастью, не наша работа.

Чтобы чего-то добиться — мира, справедливости, процветания — нужно ставить вопрос не о вине («кто виноват и кого наказать»), а о потребностях, нуждах: чего вы хотите? Причем не для тех мерзавцев, а для себя. Понятно, что вы хотите, чтобы мерзавцы были наказаны и на коленях приползли бы просить прощения. Закроем этот вопрос по причине его полной ясности. Чего вы хотите для себя: вы хотите провести остаток жизни, требуя выплаты долгов, которых все равно никто не выплатит, или у вас другие планы?

Прощение означает, что вы оставляете прошлое со всеми его «не забудем, не простим» и великими обидами, которые потерпели вы или те, кого вы считаете своими, в прошлом и смотрите в будущее: какое будущее я хочу для себя и тех, кто мне дорог? Какое будущее я мог бы предложить тем моим родным, соседям, сослуживцам и вообще ближним, с которыми у меня сейчас конфликт?

Господь требует, чтобы мы прощали, потому что Он нас любит. Даже принимать тяжелые наркотики не так вредно, как предаваться непрощению — и, наркоман, по крайней мере, имеет свои минуты «кайфа». Про человека, измученного гневом и обидой, этого сказать нельзя. Он мучительно убивает свою душу, загоняет себя в ад своего собственного производства.

И Евангелие дает нам возможность принять прощение там, где мы согрешили, простить ближних там, где согрешили они, и войти в новую, свободную и обновленную жизнь. Великий пост — это как раз время духовного обновления, когда мы вновь открываем для себя и для других Благую весть о милости и прощении.