Обычные значения этих слов, к которым мы привыкли, не очень-то совпадают. Когда мы говорим «покаяние», на ум приходит «скорбь по Богу», «слезы покаяния», «сокрушение», «плоды или дела покаяния» и всё, о чем мы слышали и читали. А произнося слово «любовь», мы подразумеваем жертву, самопожертвование, радость, готовность всех любить. Как же можно совместить, отождествить эти настолько различные образы? Мы постараемся ответить на этот вопрос и подтвердить, что любовь является условием покаяния. И раскрыть эту идею в трех направлениях, обосновать тремя основными аргументами.
Подтверждения опыта
Первым аргументом является опыт: опыт других людей говорит нам о том, что то, как люди каются, во многом схоже с тем, как они любят. Мы часто замечаем, что человек, который может по-настоящему полюбить другого, в такой же мере может основательно, по-настоящему и покаяться. В то время как люди, которым трудно полюбить, как-то зажаты, осторожны, холодны и замкнуты в себе, не могут и покаяться по-настоящему. Более того, вопрос даже не в самом факте любви, а в ее постоянстве. Люди, которые непродолжительно любят (когда горячо любят, полностью отдаваясь своему чувству, но со временем охлаждаются и отступаются) каются с непостоянством – не могут продолжить тот прекрасный порыв, который у них был вначале.
Мера покаяния показывает способность человека к любви
Эти сходства объясняются тем фактом, что мера покаяния показывает способность человека к любви. У каждого человека есть такая способность, данная Богом, – она является частью Его образа. Но по причине огромного разнообразия человеческих характеров и условий жизни (разные родители, разные условия воспитания, разные проблемы, с которыми сталкивается человек и т.д.) способность любить не одинакова, различна и глубина любви, ее качество и постоянство.
Таким образом, способность человека к покаянию соответствует свойствам и особенностям его способности любить. Другими словами, основной механизм, который помогает человеку каяться, – это и есть сила, с которой он может любить. И если человек способен по-настоящему полюбить, забыть себя, значит, он может по-настоящему, забыв свою гордость, и покаяться; значит, он располагает такой полнотой и последовательностью в покаянии, которая угодна Богу. А если любовь человека бедна, тогда бедным и незаконченным будет и его покаяние. (Конечно, такие состояния души не постоянны: даже если кто-то, из-за своего характера и жизненных условий, не имеет дара настоящей любви, то при помощи Божией, внимательности и труде над собой может сделать его совершеннее.)
Некоторые примеры из Предания Церкви помогут нам лучше вникнуть в этот опыт.
Вспомним притчу о блудном сыне (см.: Лк. 15: 11–32). В ней старший сын предстает человеком со слабой душой. Когда нашелся его младший брат, которого он считал потерянным и о котором много лет ничего не слышал, так что даже не знал, жив ли тот, он не только не прыгает от радости, но вместо этого начинает ругать его перед своим отцом, чувствуя зависть. Становится совершенно ясно, что человек не имеет любви в себе, не способен любить. И этот недостаток, кроме всего прочего, не позволяет ему покаяться. И, напротив, у его брата есть глубокое, искреннее и настоящее покаяние – в меру его способности любить. «А откуда мы знаем, что младший сын, распутник, имеет сильную любовь?» – спросите вы. Ответ нам дает второй пример из Предания, который хотелось бы привести: речь пойдет о преподобной Марии Египетской.
Как и блудный сын (который «расточил имение с блудницами»), преподобная Мария провела много лет в плотских наслаждениях. В конце земного пути она исповедует всю свою жизнь старцу Зосиме и рассказывает нечто, что шокирует верующего христианина: она ходила к мужчинам не только за плату, но даже и не беря денег – лишь ради удовлетворения своей похоти: настолько велика была жажда плотских удовольствий. Этот распутный и глубоко плотский образ жизни косвенно свидетельствует, что у этой женщины было очень сильное стремление и способность любить. Эта способность, конечно, сильно извращена, всецело обращена к безличному гедонизму, безличному удовольствию, к «любви телес», как говорит в своей «Лествице» преподобный Иоанн. Но, несмотря на все это, данное свойство души не перестает быть потенциальной способностью глубоко и сильно любить. И после чудесного обращения преподобной это качество направлено исключительно к Богу и дает святой возможность совершить такие аскетические подвиги и претерпеть такие страдания, что, на первый взгляд, в них невозможно поверить: если бы мы совершали такие подвиги хотя бы и не 40 лет, а пусть даже одну неделю – умерли бы от уныния и тоски. Такое обращение к аскетическим подвигам никоим образом нельзя объяснить, если не признать, что люди, обнаруживающие плотские пристрастия, обладают и способностью глубоко любить, пусть даже эта способность и испорчена многолетними страстями. Это утверждение разрешает недоумение и в случае с блудным сыном.
Следовательно, покаяние – это преобразование душевных сил человека, которое вызвано любовью, а значит, оно является идентификатором нашей способности любить. И если мы хотим получить ответ на вопрос: «Почему мы не можем по-настоящему покаяться?» – нам нужно быть готовыми принять, что, возможно, мы не можем любить по-настоящему ни Бога, ни людей.
«Люблю» означает «доверяю»
Теперь перейдем ко второму доказательству, которое дополнит и подтвердит обсуждаемую нами мысль, что любовь является предпосылкой покаяния.
Если мы попробуем проанализировать покаяние как факт, как некий процесс, то заметим, что для него требуется доверие. «Покаяние» (μετάνοια) в греческом языке означает «изменяю ум, образ мыслей», то есть становлюсь новым человеком и, следовательно, меняю направление жизни. Стало быть, я уже не ищу, как раньше, только своей выгоды, комфортной жизни для себя, но предаю себя в руки Божии, чтобы Он руководил мною. Конечно, мы не можем доверять тому (если говорить о доверии в существенных вещах), кого мы не любим, на кого мы не можем положиться. Возможно, в каких-то мелочах мы доверимся человеку и без любви, но когда речь идет о том, чтобы доверить кому-то самого себя, жизнь целиком и полностью (свою единственную и неповторимую жизнь!), тогда для того, чтобы довериться и положиться на человека, уже требуется настоящая любовь.
В таком контексте «каюсь» означает следующее: поскольку я доверяю, поскольку я люблю – предаю себя самого в руки Божии, исполняю и храню Его заповеди, как того требует от нас Сам Христос: «Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня; а кто любит Меня, тот возлюблен будет Отцем Моим; и Я возлюблю его и явлюсь ему Сам» (Ин. 14: 21).
И в этом смысле из предавания самого себя в руки Божии через покаяние, через любовь и доверие вытекает отречение от себя. Мы отрекаемся от всего того, что до этого знали и любили, что виделось разумным, логичным. С помощью этого мы приближаемся к встрече с Богом тем же самым образом, что и Авраам, который вышел на встречу с Ним после того, как послушался призыва, с которым Господь к нему обратился: «Пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего, в землю, которую Я укажу тебе» (Быт. 12: 1). А ведь это в реалиях той эпохи означало путешествие на край света!
Призыв к Аврааму, за которым последовала смена места жизни, повторяется каждую минуту по отношению к нам
Этот призыв к Аврааму, за которым последовала смена места жизни, повторяется каждую минуту и по отношению к нам: чтобы мы изменили образ жизни. Бог нас побуждает оставить позади всё, чему мы научились, то, как мы живем и что думаем о других людях, и призывает делать то, чему Он нас учит, довериться Ему и уйти в новую страну – страну Его заповедей. Это и является настоящим самоотречением – отречением от своего «я», как бы мы его ни любили.
Таким образом, поскольку покаяние предполагает доверие Богу и отречение от самого себя, поскольку доверие и самоотречение предполагают любовь, то покаяние в своей сущности становится фактом любви: я люблю Бога и иду в неизвестность (поскольку послушание Его заповедям по сути это путь в неизвестность).
В связи с этим можно привести пример апостола Петра, как мы его видим в событии чудесного улова. Ученики вернулись после бессонной ночи с озера, усталые, не выспавшиеся и серьезно обеспокоенные тем, что ничего не поймали. Христос встречает их на берегу, узнает, что случилось, и призывает их снова плыть на ловлю в определенное место. Если бы ученики размышляли в соответствии с человеческой логикой, они бы сказали следующее: «Господи, мы уже опытные рыбаки, не первый раз здесь ловим, прекрасно знаем это озеро. И мы не видим никакой возможности сегодня что-нибудь поймать». Но Петр отвечает по-другому: «Наставник! Мы трудились всю ночь и ничего не поймали, но по слову Твоему закину сеть» (Лк. 5: 5). Одного только слова Христа было достаточно для Петра – так он предал себя в руки Божии!
К сожалению, есть определенная группа христиан, которые постоянно участвуют в жизни Церкви, но их образ мышления находится в противоречии с покаянием. Они не могут довериться Богу и отправиться в путешествие в новую страну Его заповедей, потому что отказываются посмотреть на себя через призму заповедей Божиих и таким образом изменить представление о себе. Иначе говоря, не хотят увидеть скрытый внутри ад, в который, однако, Христос уже сошел, посетил его и, несмотря на это, любит нас.
Мотивация, которая неосознанно преобладает среди таких людей, примерно такова: «Господи, я буду молиться Тебе много времени, утром и вечером, но очень Тебя прошу: я бы хотел дальше верить в то, что я лучше, чем мой собрат/сестра и кто-либо другой. И я не могу потерпеть того, что Ты мне покажешь, что он лучше меня. Сохрани для меня видимость, что я лучше, сохрани мое фарисейство, и я для Тебя расшибусь в лепешку, буду убиваться, буду спешить сделать все, что Ты хочешь, буду много поститься, буду жертвовать на храм, раздавать милостыню…» Такое мышление, к сожалению, сегодня стало достаточно обычным для христиан, и это показывает, что в глубине души мы не хотим отдавать себя в руки Божии. Совсем не случайно то, что сегодня мы встречаем людей, которые не чувствуют, что их затруднение в покаянии на самом деле происходит от того, что они не признают других людей, не бывают благодарны другим. Именно здесь начинается трагедия фарисейства и каждого фарисея: «Хочу спастись, но не хочу никому быть обязанным моим спасением. Соблюдаю закон и все установления, чтобы обязать Бога, чтобы я смог потребовать спасти меня». Такой человек в реальности совершенно не способен любить.
Благодарность приводит к покаянию
Третий элемент, который нам позволяет связать покаяние и любовь, встречаем в повествовании Нового Завета о трапезе в доме Симона (Лк. 7: 36–48).
Когда Христа принимали в некоем доме, пришла женщина-грешница, припала к Его ногам и начала их умащать миром. Хозяин дома, который был фарисеем, возмутился и подумал: «Если бы Он был пророком, понял бы, что за женщина к нему прикасается, и не принял бы ее». Тогда Христос ответил на его размышления: «Два человека должны были кому-то: один мало, а другой много, но заимодавец простил им обоим. Как ты думаешь, кто будет любить его больше?» «Естественно, тот, кто был больше должен», – не задумываясь, ответил хозяин дома. И Христос говорит: «Понимаешь ли ты сейчас, что эта женщина выразила мне свою благодарность? Поскольку она чувствует, что облагодетельствована Тем, Кто простил ей грехи». И, обернувшись к той женщине, сказал: «Прощаются тебе грехи твои».
Я бы хотел поставить здесь акцент на том, что результатом покаяния является благодарность – а это, по сути, форма любви. Но это правило действует и наоборот: результатом нашей любви к Богу бывает покаяние. Любовь, другими словами, есть и причина, и результат покаяния. Поэтому в одной беседе святитель Иоанн Златоуст, с художественной вольностью описывая не приведенный в Евангелии возможный диалог этой кающейся женщины с купцом, у которого она покупает миро, использует терминологию любви: «Хочу, чтобы ты дал мне лучшее миро, которое у тебя есть, сколько бы оно ни стоило». Тот спрашивает, чтобы лучше понять, для кого она покупает, но женщина перебивает его: «Очень тебя прошу, я пришла к тебе не беседовать; дай мне лучшее – и я пойду. Очень спешу, хочу встретиться с моим возлюбленным». Торговец отвечает: «Я смотрю на цену мира, которое ты просишь, и удивляюсь. Кто тот, кого ты любишь так сильно? Покажи его мне, чтобы и я его возлюбил». Женщина опять отвечает: «Зачем ты, человек, давишь на меня, чтобы узнать, кто это? Разве ты не видишь, как сгорает мое сердце от желания встретить Его и боюсь не успеть? Мне кажется, что нет дома в этой стране, где бы не знали, скольких я совратила в блуд. И как только я увидела этого Святого Врача, Который явился на земле, сразу же душа моя была поглощена Им и сердце покорилось Ему, потому что я видела много чудес, которые Он совершил. Грешных принимает, к мытарям приближается, не гневается и не изгоняет тех, кто приходит к Нему».
Отцы, говоря о покаянии, используют терминологию влюбленных, чтобы описать связь кающегося с Величайшим Возлюбленным
Таким образом, мы видим, что отцы, говоря о покаянии, подразумевают проявление способности человека любить, поэтому и используют терминологию влюбленных, чтобы описать связь кающегося с Величайшим Возлюбленным. И эта способность любить способна сама по себе преодолеть силу привычки к пороку.
Я не знаю, насколько наше воспитание в семье и Церкви сосредоточено на покаянии как проявлении любви. Даже наоборот: покаяние часто представляется обязанностью, которая происходит от какого-то сурового Бога-Судии, Который держит увеличительное стекло, чтобы увидеть все наши грехи и за это отправить всех нас в ад на вечные муки. Представление о таком Боге мы передаем своим детям и часто угрожаем им Его именем. Но ведь Господь к нам приближается любя, внимательно присматривается к нам, чтобы увидеть все, что в нас есть хорошего, для того, чтобы найти повод нас спасти. Именно о таком Боге нас учат отцы Церкви.
Отцы называют то покаяние, которое действительно происходит из любви, «началом Царствия Божия» (как и в начале проповеди Христа) в том смысле, что человек в покаянии начинает чувствовать Царство Бога. По-другому покаяние называется «присутствием Святого Духа», Который действует внутри человека и направляет его. Также покаяние уподобляется «новому зрению» – то есть человек покаянием обретает новые глаза – это то, что мы помним из опыта святых, – видение, созерцание Бога. Получение такого зрения – долгий процесс, началом которого является покаяние.
***
Возможно, после всего сказанного нам придется констатировать, что в нашем покаянии нет ничего похожего на упомянутое. Это не должно нас смущать. Лестница на небеса состоит из ступеней. И любящий человека Бог знает, что нам очень трудно сделать первый шаг, чтобы встать на ступень любви. В общем-то, бывают и другие пути покаяния: для кого-то стимулом может быть страх или надежда на награду.
Но независимо от мотива, который нас побудил положить начало духовной жизни, целью всегда должна быть любовь. Духовная жизнь вообще состоит из постоянного преобразования наших внутренних мотивов, освящения намерений и осознания того, что ступень, на которой мы находимся сейчас, временна, поскольку нам уже нужно двигаться к следующей. А «надежда не постыжает»…
Вот и суд над своей жизнью.
Очень смеялась, когда прочла этот отрывок: "...Сохрани для меня видимость, что я лучше, сохрани мое фарисейство, и я для Тебя расшибусь в лепешку, буду убиваться, буду спешить сделать все, что Ты хочешь, буду много поститься, буду жертвовать на храм, раздавать милостыню…». Прям-таки чтение мыслей, с некоторыми вариациями.
Единственное, на что остается надеяться: Бог увидит наши старания, и не оставит нас без своего заступления. А иначе: "и нечестивых сбережет до страшного суда".
Иногда хочется поговорить с высокодуховным человеком (старцем), чтобы диагноз поставил и подсказал, есть ли надежда на выздоровление. Но, наверное, и это не полезно, надо самим карабкаться и карабкаться. Дай Бог всем надежды на искреннюю веру и любовь.
Андрею. Да, дорогой Андрей, вы совершенно правильно поняли: теплохладность не предполагает ни искреннего покаяния, ни любви. В народе говорят: ни украсть, ни покараулить. Да, только с горячим сердцем можно упасть до адовых глубин и восстать до небес. Пример Марии Египетской и блудного сына. И в литературе много таких примеров. А теплохладность - такая серая, отчасти полезная штука, она не дает упасть "ниже городской канализации" (простите за не совсем литературное выражение), держит на плаву (тоже, простите, напрашивается выражение соответствующее), но не позволяет сердцу разгореться, раскрыться, сокрушиться, довериться Богу полностью, припасть к его ногам в благодарности. Единственно, что она может в жертву Богу принести - это наши фарисейские дары.
Выходит, если человек от всей души не может (тут, как и в тексте, именно "может", а не "умеет") блудить/гневаться/завидовать и проч., то значит и любить, каяться по настоящему ему не суждено?
Спаси, Господи, священника Василия Фермоса.