Войны на Балканах в правление святого императора Юстиниана / Православие.Ru

Сайт «Православие.ру» продолжает публикацию фрагментов новой книги церковного историка и канониста протоиерея Владислава Цыпина «История Европы дохристианской и христианской».

Имп. Юстиниан I и архитектор храма Св. Софии в Константинополе. Миниатюра из "Хроники Св. Софии" (Vat. lat..4939) Еще одним театром военных действий при Юстиниане стал Балканский полуостров, включая ближайшие подступы к столице. Именно поэтому временами он становился самым опасным. Этнический состав варваров, обитавших на Балканах, в VI веке претерпел существенные перемены в сравнении с предшествующим столетием: динамичные и воинственные готы покинули полуостров, из всех германских народов на нем остались лишь герулы, большая часть которых вернулась на свою историческую родину в Скандинавию, а малый остаток племени во главе с королем Гретисом, крестившимся в Православной Церкви, притом что его народ в основном исповедовал арианство, обосновался в пределах самой империи, во Фракии, и служил ей в качестве федератов. В соседстве с Балканами, в бассейне Тиссы, обитали близко родственные готам гепиды, которые хотя и совершали изредка вторжения на имперские земли, но в основном заняты были вооруженным соперничеством со своими западными соседями – лангобардами.

В правление Юстиниана отодвинута была и та страшная угроза, которую за сто лет до него несли империи гунны. После смерти Аттилы орда его распалась, и хотя латиняне и греки по-старому предпочитали величать тюркоязычных кочевников и полукочевников этим прославленным именем, самоназвания осколков кочевой империи Аттилы были другими: это были утригуры и кутригуры, которых иначе называли также болгарами, а также акациры и сабиры. Кочевья кутригуров, поглотивших еще одно тюркоязычное племя ултинзуров, располагались в причерноморских степях между устьями Прута у впадения его в Дунай и Днепра, утригуры кочевали восточнее – в причерноморских и приазовских степях, до устья Дона, далее на востоке, в степях Северного Кавказа, обитали акациры, восточнее – угроязычные оногуры, и наконец, предгорную зону занимали савиры. Из этих орд реальную угрозу представляли лишь кутригуры, кочевья которых соприкасались с границей империи, но римская дипломатия, прибегая к традиционной стратегии подкупа варваров и натравливания одних из них на других, более опасных, успешно купировала кутригурскую опасность, противопоставляя им утригуров, ханам которых приходилось высылать подарки, побуждавшие их нападать на кутригуров, когда те дерзали совершать грабительские вторжения в имперскую Фракию.

Но в VI веке на Балканах у империи появляются новые враги, которые терзали ее затем в течение нескольких столетий. Это были славянские племена, известные из классических авторов с этнонимами антов и словен, или склавинов. Из трех ветвей древнего славянства одна – венеды, – занимавшая северо-западный сегмент славянского ареала, в войнах с Римской империей участия не принимала. Жертвами славянского натиска на Балканы, фактически беззащитными, были также латиноязычные островки левобережной Дакии, оставленной Римом еще в III веке. Анты и словене вторгались в империю часто в союзе с тюркоязычными ордами, в тесный контакт с которыми, своего рода симбиоз, отдельные славянские племена вошли еще во времена Аттилы, от которого они зависели.

Резюмируя эти трагические события, Прокопий Кесарийский писал: «На Иллирию же и всю Фракию, если брать от Ионийского залива до пригородов Византия, включая Элладу и область Херсонеса, почти каждый год с тех пор, как Юстиниан стал владеть Римской державой, совершали набеги и творили ужаснейшие дела по отношению к тамошнему населению гунны, склавены и анты» (Прокопий Кесарийский. Война с персами. Война с вандалами. Тайная история. М., 1993, с. 378). Это свое горестное наблюдение Прокопий сопровождает статистическими выкладками, которые, однако, не вызывают доверия и которые взяты были, что называется, с потолка, ради того, чтобы лишний раз уязвить великого императора, на этот раз обвинением в неспособности защитить своих подданных: «При каждом набеге, я думаю, здесь было умерщвлено и порабощено более двадцати мириад (то есть 200 тысяч. – Прим. авт.) римлян, отчего вся эта земля стала подлинно Скифской пустыней» (Там же, с. 378). Простейший подсчет, если верить историку, даст суммарный результат около 7 миллионов убитых и пленных, что превышало численность всего населения пострадавших от этих набегов диоцезов: Фракии, Иллирика и Македонии. О том, что армия Юстиниана все же отражала агрессию варваров, пишет и сам Прокопий: «Однако ни персам, ни сарацинам, ни гуннам, ни склавинскому племени, ни каким-либо другим варварам не случалось уходить из римских пределов без потерь. Ибо в пору вторжения, а еще более во времена осад и сражений им приходилось сталкиваться с огромным противодействием, и погибало их ничуть не меньше, чем римлян» (Там же, с. 378), но если так, – славян и антов должно было погибнуть больше их совокупной численности, чего, разумеется, быть не могло. Свое упорство в ненависти к Юстиниану, тайной, потому что это все цитаты из его «Тайной истории», Прокопий обнаруживает тем, что и в значительном уроне, который римляне наносили врагу, он также находит повод к обвинению императора: «Не только римляне, но и почти все варвары почувствовали на себе страсть Юстиниана к кровопролитию» (Там же, с. 378).

Как и других варваров, нападавших на империю, антов и словен влекли ее богатства. Современный историк С. В. Алексеев находит еще один побудительный мотив для этих вторжений, следовавших одно за другим, – мотив, коренящийся в религиозной мифологии: «Дунай занимает совершенно особое место в славянском мифоэпическом сознании. Наряду с Доном он издревле, видимо, еще в праславянскую эпоху, воспринимался как рубеж известного, «своего» мира. За рекой лежит «иной», чуждый мир. Этот мир воспринимается как прародина людей... и обитель умерших предков... Этот потусторонний край наполнен богатствами, не лежащими без охраны, и опасен для человека из «своего» мира. Тем больше, однако, его привлекательность для человека доблестного. На смешение в мифологическом восприятии реальной державы ромеев с потусторонним миром... повлияло... заимствование у волохов легендарного образа Трояна. Эпический герой противников, воспринятый как враждебный демон, затем слился с трехглавым божеством преисподней как естественный властитель потустороннего края, «земли Трояновой» (С. В. Алексеев. Славянская Европа V- VI вв. М., 2008, с. 133).

Вторжение славян на территорию Византии

Малочисленные отряды антов и словен проникали за Дунай в опустошенные провинции северной Фракии, населенные земледельцами и пастухами волохами, еще на исходе V века, не говоря уже о присутствии славян в нападавших на империю ордах кутригуров или акациров. Вобравшие в себя ираноязычный аланский элемент, анты передвигались и воевали на конях, а словене пешим строем. От волохов, латиноязычных жителей Балкан, они усвоили наименование эллинов, тогда уже, впрочем, ромеев, греками. Отдельные отряды, стремившиеся поживиться богатой добычей и готовые рисковать за это жизнью, добирались до более цивилизованных и благополучных, заселенных грекоязычным элементом провинций южной Фракии и Македонии, но эти шайки не умели штурмовать каменные крепости, которыми защищены были все значительные города страны, так что и в случае удачи приходилось довольствоваться грабежом предместий.

Во время бунта Виталиана против императора Анастасия в 512-514 годах узурпатору, поднявшему знамя защиты Православия от императора-монофизита, оказали помощь гунны; вероятно, это были кутригуры, и среди них присутствовали анты, которых современные им писатели называют «гетами». Восстание Виталиана было подавлено, гунны возвратились в свои степи за Дунай, но «геты» поселились в римской провинции Малой Скифии – современной Добрудже, и в течение долгого времени их не удавалось вытеснить оттуда.

Дело в том, что «геты» не были кочевниками, а своей численностью они превосходили и восточных германцев, и тюркоязычные орды Юго-Восточной Европы, и аланов, так что они, с одной стороны, несли с собой угрозу заселения имперской территории, а с другой, – открывалась перспектива их поглощения в имперское лоно чрез христианскую миссию и постепенную аккультурацию, хотя процесс христианизации славян, заселивших Балканы, всерьез начался лишь столетия спустя после Юстиниана.

В 517 году гунны вместе с «гетами» совершили грабительские рейды из Малой Скифии в Македонию и Фессалию, добрались до Эпира на западе и до Фермопильского ущелья на юге, уведя с собой в обратный путь тысячи пленников. Император Анастасий через префекта Иллирика Иоанна выслал варварам одну тысячу либр золота, чтобы выкупить пленных, но гунны и «геты», получив выкуп, перебили пленников, – вероятно, принесли их в жертву своим богам. Так римляне познакомились с нравами своих новых врагов. Законов войны, принятых в мире средиземноморской цивилизации, а также в отношениях Римской империи с Ираном, они не признавали. Прокопий писал позже о том, что у болгар и славян существует «обычай – и вести войну, не будучи побужденными причиной, и не объявлять через посольство, и прекращать без всяких соглашений, и не заключать перемирия на определенное время, но начинать без повода и заканчивать одним оружием» (цит. по: Свод древнейших письменных известий о славянах. т. 1. М., 1991, с. 206-207). В правление императора Юстина словене и анты не раз вторгались на земли империи, совершая убийства, поджоги и грабежи, уводя пленников и нередко убивая их на обратном пути. Римские войска давали им отпор: при Юстине, когда магистром армии Иллирика был его племянник Герман Аниций, этот полководец нанес сокрушительный удар по вторгшимся антам, так что почти все их полчище было уничтожено. Благодаря этой победе удалось восстановить имперский контроль в провинциях северной Фракии, ранее фактически утраченный, но Малая Скифия, заселенная антами, которая, вероятно, и послужила тогда плацдармом, откуда совершен был грабительский набег, оказавшийся катастрофически неудачным, осталась вне пределов имперского управления и контроля.

Император Юстиниан в 531 году назначил магистром армии Фракии одного из лучших своих генералов Хилбуда, носившего германское, а по другой версии, – аланское имя (не исключена возможность, что он был антом, и значит, славянином, поскольку среди антов, иранизированных славян, аланские имена встречались, по крайней мере, столь же часто, как и славянские). Главной задачей этого военачальника была оборона имперской границы на Балканах. С этой целью он позаботился о восстановлении обветшавших и о строительстве новых крепостей. Прокопий в написанной одновременно с «Тайной историей», но уже в комплиментарном стиле, книге «О постройках» перечисляет эти крепости, упоминая среди них и «старинное укрепление, по имени Ульмитон. Так как варвары-славяне, – продолжает панегирист, – долгое время устраивали здесь свои засады и очень долго жили в этих местах, то оно стало совершенно безлюдным, и от него не осталось ничего, кроме имени. И вот, выстроив его вновь с самого его основания император сделал эти места свободными от нападений и злоумышлений славян» (Прокопий Кесарийский. Война с готами. О постройках. М., 1996, с. 247). По границам Малой Скифии выстроены были также такие крепости, как Ибида, Эгисс и Альмирис. После того как Хилбуд, одержав ряд побед над славянами, вытеснил их за Дунай, император Юстиниан в 533 году принял титул Антский.

С этих пор на имперской службе, вероятно, впервые появляются славяне из числа антов. «Первые анты и словене – федераты Империи, несомненно, происходили из среды новых обитателей Малой Скифии, вынужденных смириться с торжеством ромейского оружия. Одним из их числа мог быть будущий ромейский полководец Дабрагез... Он крестился и женился на гражданке империи – во всяком случае, его сын носил греческое имя Леонтий. Дабрагез – первый крещеный славянин, о котором у нас есть сведения» (С. В. Алексеев, там же, с. 158).

Хилбуд, обеспечив безопасность Фракии и римской Скифии, совершил несколько карательных экспедиций за Дунай, в земли словен и антов, а также в места кочевий кутригуров. Привыкший одерживать легкие победы над варварами, в 534 году он отправился в поход против словен с малым отрядом, но неожиданным и роковым для себя образом отряд столкнулся с отпором многочисленного ополчения, в бою с которым большинство римлян, и вместе с ними их военачальник, сложили головы. Вслед затем сразу возобновились вторжения в римские провинции антов, словен и кутригуров.

Чтобы снизить накал угрозы, имперская власть прибегла к излюбленному методу своей внешней политики – стравливанию противников между собой, и ее агентуре удалось поссорить племена словен и антов, так что в конце 530-х годов между ними вспыхнула война, которая на время отвлекла их от агрессии против империи. Но уже в 539 году кутригуры, воспользовавшись тем, что основные имперские силы были задействованы в войне против восставших остготов в Италии, «провели рейды по Фракии к эгейскому побережью и по Иллирии до Адриатического моря» (Г. В. Вернадский. История России. Древняя Русь. Тверь – М., 1996, с. 185), а следом за ними последовали анты, вторгшиеся во Фракию. У антов сложился план прочно обосноваться в этой стране, отторгнув ее у римлян.

Для этого им нужен был вождь, который бы обладал и полководческим мастерством, и способностями правителя, и авторитетом. Вскоре кандидат на эту роль был найден. Им оказался ант по имени Хилбуд, которое носил также погибший римский полководец. Этот Хилбуд был пленен словенами в одном из их столкновений с антами. Его хозяин, знатный словен, полюбил пленника и обращался с ним как с членом своей семьи, в чем не было ничего необычного при существовавшем у словен патриархальном, домашнем рабстве. План поставить этого раба племенным вождем антов был придуман пленным греком, который был захвачен антами во Фракии. Раньше он, вероятно, побывал уже в плену у словен и там познакомился с этим Хилбудом. Желая в качестве вознаграждения за придуманную им интригу получить свободу, он объявил, что считавшийся убитым римский полководец Хилбуд в действительности жив и содержится в плену у словен, и предложил выкупить его у них. Анты так и сделали, но когда этот «Хилбуд был доставлен в землю антов..., он опроверг... отождествление» (Г. В. Вернадский, там же, с. 186-187) себя с римским полководцем. Грек же, упорствуя в своем замысле, утверждал, что тот напрасно запирается и скрывает свой былой высокий статус, и анты ему поверили: на племенном вече Хилбуд был избран вождем. Вероятно, в конце концов он «признался» в своем тождестве с полководцем.

Между тем, в ту пору имперское правительство вело переговоры с антами, предлагая им мир и дружбу при условии, что они оставят занятые ими территории на правом берегу Дуная и поселятся в принадлежавшем империи городе Туррисе, который, вероятно, идентичен с древней греческой колонией Тирасом, расположенной в устье Днестра. Там, по мысли Юстиниана, они должны были в статусе федератов, союзников, охранять имперскую границу от вторжений кутригуров. Анты приняли это предложение с тем, однако, чтобы их новый вождь признан был в этом качестве Римом. Согласие было достигнуто, и приневоленный самозванец отправился в Константинополь представляться императору. Но осенью 545 года «в дороге он встретил византийского полководца Нарсеса, который шел на Италию. Нарсес лично знал настоящего Хилбуда и был в состоянии обнаружить обман. Он арестовал самозванца и доставил его в Константинополь, где тот был задержан» (Г. В. Вернадский, там же, с. 187). О его дальнейшей участи достоверно ничего не известно, но в столице империи обнаружена надгробная плита некоего «Хилливудиса, сына Санватия», под которой позже была погребена и его супруга. Смерть похороненного под этой плитой датирована 28 сентября 7 индикта, что может приходиться на 558, 573 или 588 годы (см. С. В. Алексеев, там же, с. 387, прим. 470). Несмотря на провал интриги с вынужденным самозванцем, мирный договор между антами и римлянами был заключен. После 545 года в источниках уже не упоминаются набеги антов на империю, зато известно об отряде из 300 антских воинов, который действовал на юге Италии, в Лукании, под командованием военачальника Туллиана, участвуя в подавлении мятежа остготов.

Словене, однако, остались врагами империи. Уже в 545 году они вторглись во Фракию. Против них выступили регулярный римский отряд под командованием Иоанна Фагаса и федераты из племени герулов, которых возглавлял герцог Филимут. Несмотря на свое численное превосходство, словене были разбиты и перебиты, а захваченные ими пленники освобождены.

Но уже в начале 548 года полчища словен, лучше подготовившихся к походу и собравшихся значительно большим числом, чем за 3 года до этого, переправились через Дунай, вторглись в Иллирик и, двигаясь в направлении на юго-запад, достигли Адриатики, дойдя до столицы Нового Эпира Диррахия, или Эпидамна, который они, однако, не стали штурмовать. По пути словене грабили и убивали местных жителей, сжигали их жилища. Во время этого рейда они впервые решились атаковать римские крепости, и им удавалось их брать, главным образом из-за того ужаса, который они внушали противнику: по словам Ш. Диля, «жители оставляли укрепленные города, отыскивая убежища в горах и лесах, а императорские военачальники, несмотря на то, что располагали армией в 15 000 человек, шли на некотором расстоянии от отрядов варваров, не решаясь атаковать их» (Диль, Шарль. Император Юстиниан и византийская цивилизация в VI веке. Минск, 2010, с. 244).

В сговор со словенами вступил предводитель восставших в Италии готов Тотила. Он подстрекал их к нападениям на империю, чтобы отвлечь силы римлян от военных действий в Италии. В 550 году отряд словен численностью в 3 тысячи воинов форсировал Дунай в его нижнем течении. Как пишет С. В. Алексеев, «это был передовой отряд главных сил вторжений, еще готовившихся к переправе. Состоял он, судя по всему, в значительной части из членов воинских братств» (С. В. Алексеев, там же, с. 167). Практически не встречая сопротивления со стороны устрашенных нашествием крепостных гарнизонов, отряд быстро достиг Гебра вблизи Филиппополя (Пловдива), после чего он разделился надвое: одна половина воинов повернула на запад, в сторону Иллирика, а другая продолжала двигаться на юг. Мужественное сопротивление варварам оказали гарнизон и жители города Топира, расположенного вблизи моря у устья реки Коссинфа, но и эта крепость пала. Словене взяли в плен женщин и детей, живших в Топире, а все мужское население города, числом около 15 тысяч, было перебито.

Из расположенной поблизости от столицы крепости Цурул навстречу врагу выступил отряд под командованием Асвада, но он потерпел поражение. Асвад был захвачен в плен, и его подвергли мучительной казни: из кожи на его спине нарезали ремни, а потом, еще живого, его бросили в пламя костра. Началось беспрепятственное разграбление Фракии и Иллирика и истребление жителей этих диоцезов, о чем выразительно писал Прокопий в своей «Войне с готами»: «Они избивали, невзирая на возраст, всех, кто попадал им в руки, так что вся страна, образующая Иллирию и Фракию, была завалена трупами, оставленными по большей части без погребения. При этом они не убивали тех, кто попадался им навстречу, мечом, топором или каким-нибудь другим обычным способом, но они крепко врывали в землю камни, концы которых они предварительно обтачивали, делая их острыми, и зверски сажали на них свои несчастные жертвы, погружая в их тела острия камней, так что последние проникали чрез все внутренности и таким образом умерщвляли. Иногда эти варвары вколачивали в землю четыре крепких бревна, к которым привязывали своих пленников за руки и за ноги, затем начинали безостановочно наносить по голове сильные удары бичом и таким образом убивали их, как собак, змей или других вредных животных. Других они запирали в их домах вместе с быками и баранами, которых не могли увести с собой, и немилосердно сжигали их. И таким образом славяне погубили всех, кого только нашли на своем пути» (цит. по: Диль, там же, с. 245). Другой современник этого страшного набега Псевдо-Кесарий дополнил картину ужасов, с которыми он был сопряжен, еще более жуткими подробностями: «Словене с удовольствием поедают женские груди, когда наполнены молоком, а грудные младенцы разбиваются о камни» (Свод древнейших письменных известий о славянах, цит. изд., т. 1, с. 254).

Похоже, что это были кровавые жертвоприношения богам войны. За свирепой жестокостью варваров стоят, конечно, и мстительные воспоминания о массовом захвате рабов, которому Рим подвергал захваченные им варварские территории в эпоху своей экспансии, особенно в ее апогее – во времена Трояна, имя которого вошло в историческую память славян потому, что захват Дакии затронул и живших бок о бок с даками, или гетами славян – недаром у греко-римских авторов славяне нередко именуются гетами. Жителям романизованных и эллинизированных Фракии и Иллирика – в представлении славян потомкам Трояна, – славяне мстили за зло, которое тот в свое время причинил дакам. За этими неслыханными жестокостями стояло еще и то, отмеченное С. В. Алексеевым, обстоятельство, что славяне, сознавая свое человеческое братство с балтами, германцами, аланами, не считали подобными себе нормальными людьми римлян – они были для них жителями инфернального мира – подземного царства злого божества Трояна с его невиданными у себя на родине каменными городами и иными артефактами цивилизации, представлявшейся им абсолютно бесчеловечной. Вражда между Новым Римом и славянами, то разгораясь, то выдыхаясь на время, не прекращалась до тех пор, пока славяне не приняли учения Христа.

Осенью 550 года Дунай вновь форсировали словене, на этот раз многократно превосходившие числом отряд, который совершил грабительский рейд по имперской территории за полгода до этого вторжения. Их главной целью был один из самых крупных городов империи – Фессалоники. Император Юстиниан, узнав о нападении, приказал Герману Аницию, который был назначен магистром армии и, находясь в Сардике, вел набор войск для отправки их на главный тогда театр военных действий – в Италию, отложить военную экспедицию в эту страну и встать на защиту Фессалоник. Узнав об этом и не желая рисковать столкновением с хорошо обученной профессиональной армией, словене оставили свой авангард в окрестностях Фессалоник, а их основные силы направились в гористую Далмацию, из которой давно уже ушли занимавшие ее ранее остготы и где в ту пору не были расквартированы имперские гарнизоны. Угроза захвата Фессалоник отпала, и Герман снова стал готовить армию к переброске ее в Италию, но внезапно скончался. На его место император назначил одного из лучших своих военачальников, Иоанна, исполнявшего ранее должность магистра армии Иллирика. Приближалась зима, и тот, прежде чем вести войска далее вдоль Адриатического берега в Италию, остановился в главном городе Далмации Салоне. Словене также решили провести зиму в Далмации, в то время как их авангард зимовал в Македонии, а еще один отряд во Фракии. Раньше рейды славян по землям империи проходили исключительно в теплое время года, и с наступлением холодов они уходили к себе на родину, за Дунай, но зиму 550-551 годов словене впервые провели на Балканах. Так началась славянская колонизация Балкан, продолжавшаяся в течение нескольких столетий и к концу первого тысячелетия от Рождества Христова радикально изменившая этническую и политическую карту полуострова.

Весной 551 года по приказу Юстиниана против перезимовавшего во Фракии отряда словен, возобновившего грабительские нападения и находившегося на подступах к Адрианополю, за которым открывался путь на столицу, были направлены войска под командованием евнуха по имени Схоластик. В войсках присутствовали и другие известные военачальники: сын Германа Аниция Юстин, Иоанн Фагас, Аратий. Сражение римлян со словенами состоялось под Адрианополем, и в нем имперские войска потерпели жестокое поражение, потеряв тысячи воинов убитыми и захваченными в плен. Воодушевленные победой, словене двигались по дороге на Константинополь. Когда их авангард достиг «Длинных стен», защищавших ближайшие подступы к столице, на него напало римское войско, двигавшееся за ним по пятам, и на этот раз словене были разбиты – одной из причин их поражения оказалось то обстоятельство, что они были связаны по рукам и ногам захваченной ими ранее богатой добычей, включая и множество пленников, которых они, вопреки обыкновению, не перебили, но оставили в живых в надежде на выкуп. Потерпевший поражение отряд словен ушел за Дунай, но их основные силы оставались в Далмации.

Расширение территории Византии с начала правления Юстиниана (синим цветом выделена империя на момент начала правления Юстиниана в 527 году) и до его смерти (фиолетовым цветом выделены завоёванные генералами Юстиниана территории к 565 году)

В довершение бед, обрушившихся на греко-римское население Балкан, летом 551 года по следам словен во Фракию вторглись кутригуры. Анты, к тому времени уже состоявшие в союзнических отношениях с империей, обязаны были преградить им дорогу в том случае, если бы они отправились в поход против римлян через их поселения. Но маршрут этого вторжения проходил мимо территории, которую занимали анты. Дело в том, что кутригуры вначале двинулись в Паннонию по приглашению гепидов, которые наняли их для войны со своими противниками лангобардами. Видимо, кутригуры пришли в земли гепидов ранее условленного времени, когда гепиды еще не начали воевать с лангобардами. И тогда, не желая переплачивать наемникам, гепиды указали им маршрут выгодного грабительского похода во Фракию. Империя справилась с этим нашествием, использовав против кутригуров их подкупленных сородичей утригуров во главе с ханом Сандилхом. Утригуры напали на кутригуров с тыла, и действуя заодно с имперскими войсками, разгромили кочевников.

Осенью 551 года император решил нанести удар по основным силам словен, обосновавшихся в Иллирике и чинивших там убийства и грабежи. Командовали римской армией сыновья Германа Юстин и Юстиниан. Имперские войска, терзая противника нападениями на отряды, которые отделялись от основных сил с провиантскими и грабительскими целями, заставили агрессоров уйти за Дунай, но ушли они, нагруженные богатой добычей. И эта добыча, а потом и воспоминания о ней манили их к новым походам. Отголоски битв с могущественной империей сохранились в исторической памяти славянских народов, приобретя мифологические черты: они отражены в сербском юнацком эпосе и в русских былинах, в которых неизменно присутствует Дунай, но не в качестве реки, а в роли могучего и удачливого богатыря.

Вытеснив словен за свои границы, Римская империя получила на Балканах передышку на 7 лет, но в 559 году она подверглась новому нашествию. Его совершили кутригуры под предводительством Забер-хана. Среди участников вторжения были и словене, которых, правда, ни разу не упоминает в своем рассказе автор главного источника сведений об этом походе Агафий Миринейский, вероятно, по той причине, что классических историков мало интересовали этнографические детали, считалось достаточным обозначать воюющие стороны именами народов, считавшихся главными участниками событий. Названия эти нередко были устаревшими, так что враги империи, нападавшие на нее в 559 году, у Агафия в основном именуются гуннами или даже совсем уж архаическим этнонимом «скифы», и намного реже «котригурами». Феофан Исповедник, однако, упоминая в своей «Церковной истории» о бедствиях, обрушившихся тогда на Фракию, пишет о «великом множестве гуннов и славян», которые «многих убили и взяли в плен» (Феофан Византиец. Летопись от Диоклетиана до царей Михаила и сына его Феофилакта. Приск Панийский. Сказания. Рязань, 2005, с. 209).

Незадолго до вторжения кутригуры перекочевали поближе к имперским границам, на земли, расположенные возле устья Дуная в Бессарабии. Обитавшие в этом регионе анты не воспротивились переселению кочевников. В свою очередь Забер-хан, войско которого составляла исключительно конница, нанял или привлек словенскую пехоту к участию в походе обещаниями богатой добычи. Предлогом для начала военных действий против империи послужило то обстоятельство, что Юстиниан посылал дары, своего рода откупную дань, хану утригуров Сандилху, оставив без подарков его, Забер-хана, тем самым, по его представлениям, нанося оскорбление кутригурам, так что кутригуры «решили предпринять этот поход, чтобы показать, что и они умеют внушать страх и достойны внимания» (Агафий Миринейский. О царствовании Юстиниана. М., 1996, с. 186). Но это был дипломатический предлог, прямые же цели агрессоров носили грабительский характер.

Войска Забер-хана форсировали Дунай при наступлении зимы, когда «река, как обычно, покрылась льдом и замерзла на такую глубину, что могла быть перейдена и пешими и конными войсками» и тогда «Заберган, вождь гуннов, ...переведя значительное конное войско (по реке), как по суше, очень легко вступил на территорию Римской империи» (Агафий Миринейский, там же, с. 185). Забер-хан скоро овладел малолюдной Скифской провинцией – Добруджей и двинулся далее через Нижнюю Мезию во Фракию. В марте 559 года войско варваров разделилось: конница кутригуров числом 7000 всадников под командованием самого хана отправилась в рейд в сторону имперской столицы, а другая его часть, большинство в которой составляли, вероятно, словене, была направлена в сторону Херсонеса Фракийского: перед нею поставлена была задача взять Херсонес и овладеть кораблями, которые находились в его порту, и, переправившись на них через Геллеспонт, атаковать азиатский порт Абидос, в котором надеялись найти богатую добычу. Конница Забер-хана и войска, направленные в сторону Херсонеса, двигалась по Фракии, не встречая сопротивления и подвергая грабежам встречавшиеся им на пути города и села, захватывая многочисленных пленников.

Агафий с ужасом пишет о злодеяниях, которые совершали варвары: «Жесточайшим образом похищались и многие благородные женщины, и даже ведущие непорочную жизнь подвергались величайшему бедствию, становясь жертвой разнузданной страсти варваров. Некоторые еще с детства отказались от брака, мирских желаний и забот этой жизни... Даже над этими, вырванными из священных убежищ, девами надругались враги, подвергая их позорному насилию. Многие же другие... были захвачены беременными, когда уже настала необходимость родить, рожали детей в дороге на открытом месте, не имея возможности прикрыть стыдливость родов... несчастные же новорожденные бросались одинокими на растерзание собакам и плотоядным птицам» (Агафий Миринейский, там же, с. 186-187).

Когда конница Забер-хана достигла «Длинных стен», защищавших столицу, она застала ее лишенной боеспособного гарнизона. Агафий, сетуя на беззащитность Константинополя, сообщает ценные сведения о численности и состоянии вооруженных сил империи в ту пору: «Римские войска были уже не таковы, как при древних императорах... Ибо все римское войско должно было насчитывать шестьсот сорок пять тысяч вооруженных людей (что значила эта величина во времена, когда писал это Агафий, – сказать трудно, но, по крайней мере, она соответствует римской армии эпохи апогея могущества Рима. – Прим. авт.), а в то время оно едва составляло сто пятьдесят тысяч, и из них одни были размещены в Италии, другие в Ливии, третьи в Испании, некоторые у колхов, в Александрии и Фивах египетских. Небольшая часть была расположена на границах персов» (Агафий Миринейский, там же, с. 187-188). Преодолев «Длинные стены», которые давно не ремонтировались и имели проломы, Забер-хан остановился у ближайших подступов к столице, на расстоянии в 140 стадий, или около 10 километров, от нее. Свою ставку он устроил в городке Мелантиаде.

В столице началась паника: «толпа горожан преисполнилась страхом и ужасом. Им мерещились осады, пожары, голод, разрушение стен. Поэтому по большим улицам часто можно было наблюдать беспричинное бегство, беспричинную панику и толкотню... Сильное смятение поднималось в лавках при каждом сильном стуке» (Там же, с. 189). Сознавая всю меру угрозы, нависшей над Константинополем, император назначил командующим вооруженными силами, оборонявшими столицу, своего лучшего полководца – в ту пору уже состарившегося Велисария.

Из-за острой нехватки воинов по башням и стенам расставлены были так называемые схоларии, принадлежавшие к почетному конвою императора, которые не имели ни боевого опыта, ни даже военной подготовки и которые лишь имитировали воинские отряды. Велисарий, взяв с собой 300 гоплитов, хорошо обученных и опытных солдат, которые под его началом сражались в Африке и Италии, вывел их за городские стены. К ним по его приказу присоединились ополченцы из столичных горожан, а также из крестьян, живших в окрестностях Византия. Полководец разбил лагерь в деревне Хетта. Ополченцам велено было жечь костры на пространной площади, чтобы создать у врага впечатление многочисленного воинского лагеря и тем устрашить его. В течение нескольких дней Велисарий с помощью местных жителей и опытных разведчиков вел рекогносцировку, составив точное представление о численности, расположении и планах варваров. Когда арьергард противника числом в 2 тысячи всадников двинулся на римский лагерь, он натолкнулся на неожиданное нападение с двух сторон из засады – это были отобранные воины: всадники, щитоносцы и копьеметатели. Одновременно по всему лагерю римлян раздались крики и стук оружия многочисленных, хотя и совершенно неопытных в воинском деле крестьян и горожан, которые должны были привести врага в смятение. Во фронт варварам ударили самые боеспособные воины Велисария. «Враги, поражаемые со всех сторон дротиками, опрокинутые друг на друга, сдавленные теснотой... не могли сражаться и обороняться. Они не могли ни удобно стрелять из лука, ни метать копья... Казалось, что они окружены и замкнуты в круг многочисленным войском» (Там же, с. 197). Охваченные паникой, кутригуры повернули вспять и обратились в бегство, а римляне, преследуя их, истребляли отставших. Потери варваров составили около 400 человек, а римляне вовсе не понесли безвозвратных потерь. Вернувшись в свой лагерь, участники неудачной битвы повергли своих соплеменников, находившихся там, в отчаяние. По словам историка, в лагере «слышался сильный вой варваров: они резали себе даже щеки ножами, выражая тем, по обычаю, свою горесть» (Там же, с. 198). После этого успеха Юстиниан отозвал Велисария в столицу, а кутригуры начали отступление, которое вначале имело вид бегства, а потом стало более спокойным и организованным. Кочевники ушли за «Длинные стены», после чего остановили отступление.

Иных сведений о боевых действиях в окрестностях столицы у Агафия нет, но о продолжении войны известно из других источников, в частности, из «Летописи» Феофана Исповедника. По его словам, после поражения от Велисария, «варвары... переместились на сторону св. Стратоника в Декатон. Затем... перешли на сторону Курулла и Аркадиополя, и св. Александра Цурпарского и стояли там до Святой Пасхи» (Феофан Византиец, там же, с. 210), которая в 559 году приходилась на 13 апреля. После празднования Воскресения Христова император Юстиниан сам выехал из столицы к «Длинным стенам», где под его прямым руководством проводились восстановительные работы. Свою резиденцию он устроил в Силиврии. Там он и находился до августа, и «варвары, – по словам Феофана, – блуждали вне города до августа» (Там же, с. 210). Пытаясь сорвать восстановление стен в местах проломов, кутригуры не уходили далеко от Силиврии, но так и не решились напасть на римлян. Затем император приказал построить военные корабли и спустить их на воду на Дунае для того, чтоб с их помощью перехватить отступающую орду и отнять у варваров награбленное. Командовать вооруженными силами, дислоцированными на Дунайской границе, Юстиниан направил своего племянника Юстина.

Между тем, пока Забер-хан со своей конницей действовал в окрестностях столицы, другая часть войска кутригуров, вместе со словенами, вела осаду Херсонеса Фракийского. Крепостная стена этого города была в отличном состоянии. Осажденным гарнизоном командовал юный военачальник, любимец и земляк императора, Герман, сын Дорофея, родившийся в Бедериане, переименованной в честь императора в Юстиниану Первую. О его родстве с императором нет сведений, но когда ему «было восемь лет от рождения», Юстиниан привез его в столицу и окружил величайшими заботами» (Агафий Миринейский, там же, с. 199-200) и позаботился дать ему превосходное образование.

Осада Херсонеса, благодаря крепости стен и умело организованной борьбе, не приносила варварам успеха, и тогда они решили прибегнуть к новому средству. Крепостная стена вокруг города не была замкнутой – она прерывалась там, где город соприкасался с морем. И вот, в июле 559 года решено было попытаться взять Херсонес силами морского десанта, но в распоряжении варваров не было судов – и тогда их стали строить, причем из подручного материала – тростника. Агафий рассказывает об этой легкомысленной затее так: «Они собрали огромное количество тростника, самого длинного, крепкого и широкого и, окропив стебли и увязав их веревками и шерстью, изготовили множество плотов... Скрепив их самыми крепкими узлами, они соединили и связали между собой как можно прочнее так, чтобы три или четыре образовали плот, имеющий достаточное пространство для помещения четырех гребцов... Таким образом они построили не менее 150 плотов. Чтобы увеличить их плавучесть, передние их части немного округлили и загнули назад наподобие носа, и, подражая бортам корабля и парапетам, они приладили с каждой стороны колки для весел... На эти плоты взошло 600 воинов» (Агафий Миринейский, там же, с. 200-201). Очевидно, что строителями тростникового флота, гребцами и воинами были не степные кочевники кутригуры, а обитавшие по берегам рек и пользовавшиеся у себя дома плотами и лодками словене. Но опыта плавания на подобных суденышках по морю они не имели, и у Херсонеса пустились в заведомо обреченную авантюру.

Узнав о том, что в море вышел столь странный флот противника, Герман приказал направить против него 20 боевых кораблей с боевыми экипажами. Эти корабли ударили по тростниковым плотам тараном, и те потеряли управляемость. Они кружились под действием морских волн, и «когда волны поднимались высоко, они взлетали с ними, когда же они опускались, то и они вместе с ними увлекались вниз» (Агафий Миринейский, там же, с. 202). Незадачливые моряки тонули в морской пучине, чему способствовали римские суда, «рассекая по очереди носами и гарпунами все соединения» (Там же, с. 202). Никто из участников злополучного морского рейда не остался в живых.

Через несколько дней после гибели тростникового флота римляне совершили вылазку против осаждавших Херсонес варваров, нанеся им значительный урон. В этом сражении был ранен Герман, но рана не помешала ему остаться на поле боя и продолжать командование. В тот же день варвары решили оставить Херсонес и ушли от его стен, двинувшись на соединение с Забер-ханом. Затем к нему возвратился отряд, который в свое время был им направлен на юг, в Элладу. Этому отряду не удалось прорваться через Фермопильский пролив. Забер-хан направил к императору послов вести переговоры о безопасной переправе его орды через Дунай. Он также требовал от империи подарков, равных по ценности тем, которые Юстиниан высылал хану утригуров Сандилху, угрожая в противном случае перебить пленников, которых он держал при себе. Юстиниан выполнил это требование. Забер-хану выслано было немало золота, а тот отпустил пленников, среди которых находился магистр армии, или стратиг Сергий, сын Вакха и племянник полководца Соломона, отличившегося в военных действиях в Африке. Сергий и сам командовал войсками в Африке, но, в отличие от своего дяди, неудачно.

В Константинополе роптали на то, что, одержав победу над варварами, Юстиниан откупался от них дарами. Но император в действительности вовсе не собирался оставить их безнаказанными. Он направил послание хану соперничавших с кутригурами утригуров Сандилху, чтобы побудить его к войне с давними соперниками. Упрекнув Сандилха в бездействии, то есть в нарушении союзнических обязательств, единственным извинением которого могло быть незнание о вторжении, он далее писал: «Они пришли сюда..., желая доказать на деле, что мы обманулись, пренебрегая ими, предпочтя довериться тебе, хотя они имеют преимущество и более храбры... Поэтому они прекратили опустошение Фракии только тогда, когда унесли золото, которое мы ежегодно обычно жаловали тебе в качестве субсидии. И нам легко было или совершенно их уничтожить, или по крайней мере отправить домой без удовлетворения их домогательств. Но мы допустили и то, и другое, чтобы испытать тебя. Если ты человек разумный и действительно храбрее их, то хоть теперь не будь ниже себя. Теперь представляется благоприятная возможность заставить врага ответить и, одержав победу, получить причитающееся тебе вознаграждение, как бы доставленное тебе им самим» (Агафий Миринейский, там же, с. 204-205). В противном случае император угрожал Сандилху разрывом союза и заключением союза с его соперником, ибо «было бы безрассудством входить с побежденными в сообщество бесчестия, когда подобает сближаться с победителями» (Там же, с. 205).

Юстиниан точно рассчитал реакцию вождя варваров с его героической этикой, с его жадностью и простодушием на свои ядовитые укоризны и угрозы. Утригуры под предводительством Сандилха напали на беззащитные кочевья кутригуров, в которых оставались женщины, дети и старики, и разорили их, затем его воины бросились на перехват возвращавшейся из похода орды Забер-хана и нанесли ей тяжелое поражение, перебив множество кутригуров и словен и отобрав всю их добычу, включая золото, которое выдано было из римской казны. Однако кутригуры быстро сумели оправиться после пережитой катастрофы, и в Причерноморье началась затяжная степная вендетта, умело подогреваемая из Константинополя и отвлекавшая варваров от грабительских вторжений в пределы империи.

Войны на Балканах в правление святого императора Юстиниана

История Европы дохристианской и христианской

Подпишитесь на рассылку Православие.Ru