Хождение по водам в эпоху бурь

Допрос в комитете бедноты. Рис.: Иван Владимиров

– Ты уже поставила печать сатаны себе на лоб? – тычет пальцем мне в лицо рослая девица – и не успей я увернуться, угодила бы в глаз.

Отвечаю девице нарочито резко, иначе истерику не унять.

– Матушка, вы же культурный человек, – стихает она от удивления. – Как вы можете так выражаться?

А как прикажете с ней разговаривать? Бегает по монастырю и запугивает всех скорым, на днях, приходом Антихриста. Но какой с девицы спрос? Она всего лишь рупор идей своего «аввочки» – молодого самодельного «старца», поселившегося в отдаленной деревне и посвятившего свой досуг поношению священноначалия.

Первые злобные публикации самозваного «аввы», признаться, вызвали шок, а потом интерес к ним пропал. Стало очевидным: человек неадекватен, в богословских вопросах наивен, как пионер. И перед нами тот самый агрессивный троллинг, когда надо на ком-то опорожнить свою злобу, и тут неважно на ком – на православных, на Путине или на инородцах.

Но если малограмотная и злобная агрессия вызывает лишь чувство брезгливости, то наукообразные статьи, уничижающие православных подвижников, пользуются у кого-то доверием. Как правило, это богословский новодел, и феномен этого явления один седенький батюшка объяснял так:

– Знаете, как трудно писать сочинения в семинарии? И вот, бывает, человек перемучился, написал через пень колоду с десяток сочинений и возомнил о себе: я богослов. Он уже ученый. И начинается превозношение с критикой вся и всех. Есть даже притча на эту тему. В одном монастыре монах признался отцу наместнику, что нынешней ночью он был восхищен в рай, но никого из братии там не увидел. В раю пребывал только он один.

Так вот, об одиночках в раю, или об одном искушении наших дней. Для меня всё началось со звонка из Москвы. Звонит знакомая журналистка и спрашивает: а правда ли, что идет деканонизация святых, пострадавших в годы гонений при советской власти?

– Не может быть! – говорю.

– А вы бы прочитали такие-то статьи.

Прочитала и наелась, как жаба, грязи. Подвиг новомучеников и исповедников Российских, казненных, замученных и пострадавших в годы гонений на Церковь, представал здесь в столь неприглядном виде, что будь это правда, то впору бы устыдиться и задаться вопросом: а с какой стати нам почитать этих подвижников с гнильцой? Например, один молодой автор утверждал, что среди пострадавших в годы гонений лишь единицы соответствуют идеалам святости и достойны канонизации, а остальные «извивались» на допросах, клеветали, доносили и стучали друг на друга. Ни тени сострадания даже к тем, кого расстреляли за веру в Господа нашего Иисуса Христа! Напротив, пафос обличения этих «падших» людей с предсказанием их незавидной посмертной участи.

Для моего поколения история российской Голгофы была живым учебником жизни. Как вести себя на допросах, если вызовут? А ведь вызывали.

Прошу прощения, что, возможно, пристрастна, но для моего поколения, ходившего в храмы в те годы, когда Церковь была еще гонимой, история российской Голгофы была не преданьем старины глубокой, но живым учебником жизни и ответом на многие вопросы. Как вести себя на допросах, если вызовут? А ведь вызывали. Как не угодить в сети и ловушки, проговорившись о нашей тайной христианской общине? Как жить, наконец, если за православную веру могут выгнать с работы, и чем тогда кормить детей? Не боялись «засветиться» только люди, эмигрировавшие вскоре на Запад. Тут даже требовалось «засветиться», чтобы предъявить потом на Западе свой «политический капитал».

«Страх, конечно, был, когда пробирались тайком на ночную литургию в лагере… А начнется литургия – и Небо отверсто!»

Для нас, не мыслящих себе жизни вне Отечества, противоядием от страха были рассказы узников Христовых, вернувшихся тогда из лагерей. Помню, как однажды спросила протоиерея Василия Евдокимова († 1993): «Батюшка, а страшно было в лагерях?» И отец Василий ответил: «Страх, конечно, был, когда пробирались тайком на ночную литургию в лагере: вдруг поймают и набавят срок? А начнется литургия – и Небо отверсто! Господи, думаешь, пусть срок набавят, но лишь бы подольше не наступал рассвет. Иногда мне даже казалось, что мы, узники Христовы, были свободнее тех, кто на воле». Это были уроки духовной свободы.

А вот урок о незлобии в мире зла. Архимандриту Иоанну (Крестьянкину) было известно, что он арестован и заточен в тюрьму по доносу священника их храма. Однажды на допросе ему устроили очную ставку с этим священником. Батюшка Иоанн по-братски обнял его, а тот упал в обморок, не выдержав евангельской любви. Это было то живое Евангелие в лицах, где «совершенная любовь изгоняет страх» (1 Ин. 4: 18).

Наивно, конечно, предполагать, что в пору гонений не было людей сломленных и отступивших от Христа «страха ради иудейска». И всё же помню то чувство ужаса, когда в 1990-х годах мы узнали из статьи журналиста П., что почитаемый нами иерарх, оказывается, доносил на своих сподвижников и называл на допросах их имена. Потрясенные донельзя, приходим к батюшке, а он в ответ:

– Нашли чему верить! Это был монах высокого духа. Разве мог он кого-то предать?

Позже обнаружилось, что журналист сделал свое «открытие» на основе сфальсифицированных материалов. О технологии изготовления таких фальшивок пишет в своей книге «Милосердия двери» Алексей Петрович Арцыбушев – художник, писатель, алтарник, отсидевший десять лет в лагерях по делу церковников, а до этого восемь месяцев длилось следствие. На допросах Алексея пытали, например, таким образом: следователь зажимал ему дверью пальцы, требуя подписать признательные показания. Ничего он не подписал, всё равно посадили. «Как можно ставить вопрос: подписал – не подписал?» – пишет Алексей Петрович, полемизируя с новейшей инструкцией, согласно которой достойный канонизации «образцовый святой» не должен подписывать протокол, свидетельствующий о его неприязненном отношении к советской власти. Это, по мнению одного исследователя, «бросает тень на Церковь». Да, но как тогда быть с посланием Святейшего Патриарха Тихона, анафематствовавшего большевиков в 1918 году?

Следователь задает вопрос табуретке, табуретка «отвечает», а он записывает то, что нужно следствию.

К сожалению, многие материалы ФСБ до сих пор засекречены. И потому особенно ценно свидетельство Арцибушева, опытно знающего реальность тех лет: «Разве можно доверять следственным протоколам?! Я прекрасно знаю, как их делали. Например, меня или кого-то подследственного в шесть часов вертухай увез в камеру, а следователь остается работать, и у него куча бланков допросов. Он задает вопрос табуретке, на которой я сидел: “А что вы скажете об этом?” А табуретка отвечает: “Он антисоветского направления”. Следователь задает вопрос табуретке, табуретка отвечает, а он записывает то, что нужно следствию. Однажды следователь мне признался: “Ты знаешь, мы легко лишаем всех этих расстрельных верующих возможности канонизации очень простым образом”. А я говорю: “Каким?” – “Мы их обливаем таким говном, что они веками не отмоются”. Следователю во что бы то ни стало нужно было обвинить и расстрелять человека, ведь было гонение на Церковь».

Для богоборцев естественно изучать православных через прицел пистолета. А виноваты они или нет – это неважно. Тут презумпцию невиновности замещает презумпция виновности. До 1983 года нечто подобное было у католиков, и на комиссии по беатификации обязательно выступал «адвокат дьявола», выискивающий грехи у предполагаемых святых. Православию всегда был чужд такой подход. А недавно на конференции весьма уважаемый профессор сказал о работе комиссии по канонизации: «Меня как раз устраивает, что комиссия избрала принцип презумпции виновности».

На практике и в публикациях это выглядит так. Известный всей России старец протоиерей Николай Гурьянов в годы Великой Отечественной войны жил на оккупированной территории. А поскольку об этом периоде его жизни почти ничего не известно, то молодой, но бдительный автор как-то намеком дает понять: а вдруг там что-нибудь было? Вдруг, например, он сотрудничал с немцами и выдавал им партизан? Нет, никаких обвинений не предъявлено – фактов нет. Всего лишь намек: «А вдруг?» Но как же гадко потом на душе.

Почему это, рассуждает автор публикации, оптинского иеромонаха Тихона (Лебедева) выпустили из тюрьмы?..

Вот еще намек: «А вдруг?» Почему это, рассуждает автор другой публикации, оптинского иеромонаха Тихона (Лебедева) выпустили из тюрьмы, в то время как арестованных вместе с ним монахинь посадили? Просто так, знаете ли, не выпускают! После этой публикации я, признаться, слегла, и душа изнемогала от страданий: как так можно опорочить человека, не имея никаких доказательств? А поскольку в свое время я записывала воспоминания людей, знавших отца Тихона, приведу хотя бы несколько фактов из жизни этого кроткого светоносного батюшки.

Реквизиция церковного имущества в Петрограде. Рис.: Иван Владимиров. 1922 г.

В Оптиной пустыни иеромонах Тихон пел на клиросе. Голос у батюшки был такой дивный, что приезжий московский митрополит забрал его с собою в столицу. А в столичном монастыре ели мясо и нравы были вольготные. Отец Тихон сбежал оттуда. По дороге едва не утонул, провалившись под лед, а в Оптиной на беглеца наложили епитимью, раздев до подрясника. Но отец Тихон был несказанно счастлив, потому что здесь, в его родном монастыре, было то благоговейное служение Господу, когда об оптинцах той поры говорили: «Они перед Богом на цыпочках ходят».

Комсомольцы-садисты вытащили батюшку из храма за бороду и, издеваясь, таскали так по двору, пока на подбородке мясо не отделилось от кости.

После разгрома Оптиной пустыни иеромонах Тихон три недели служил в церкви села Сабурово. Однажды Великим постом в храм вошли пятеро комсомольцев и, объявив о ликвидации церкви, повалили батюшку на пол и ногами жестоко избили его. Отец Тихон был красив от природы, и на фотографиях той поры можно увидеть его благообразное лицо с густой окладистой бородой. Так вот, комсомольцы-садисты выдрали батюшке бороду. То есть вытащили за бороду из храма и, издеваясь, таскали по двору, пока мясо на подбородке не отделилось от кости. Потом полуживого священника дотащили волоком до железной дороги и забросили на платформу проходившего мимо товарняка.

Кроткий батюшка никогда не роптал и не рассказывал о своих мучениях. И когда монахиня Афанасия, родственница отца Тихона, удивилась, увидев его изуродованное лицо, он лишь отшутился: «А ты только что заметила, какой я урод? Да я ведь из-за этого не женился». А мучений на долю отца Тихона выпало немало. В 1928 году он настолько ослабел от голода, что уже не мог ходить. Было это в селе Дятьково Брянской области. И вдруг сынишка начальника милиции сказал отцу: «Папа, там такой хороший дедушка в сугробе лежит. А мальчишки издеваются над дедушкой и плюют на него. Души у людей нет!» А душа у людей есть. Приведу здесь высказывание одного старого монаха, заметившего однажды, что людям, верным Христу, Господь обязательно посылает своего Симона Киринеянина, помогающего нести неподъемный крест. Так было и здесь. Начальник милиции выдал монаху-скитальцу паспорт и под видом родственника поселил у себя во дворе в комнатке-пристройке к хлеву.

Храма в Дятьково не было, но была замусоренная обветшалая часовенка. Отец Тихон с двумя монахинями очистил часовню от мусора. И они уже начали служить здесь молебны, как их арестовали.

Тяжело больному иеромонаху Тихону было в ту пору 74 года, и его выпустили из тюрьмы с формулировкой «по старости лет». Смею предположить, что начальник милиции заступился за своего жильца. Совестливый, похоже, был человек, потому что поселить у себя бездомного «попа», дать ему кров и пропитание – это был рискованный в те годы поступок. Впрочем, люди совести были в России всегда.

***

Важно было убедить: батюшку-простеца расстреляли не за веру Христову, а потому что он враг народа

Новые времена – новые песни. Боюсь ошибиться, но трагедии прошлого с годами утрачивают свою актуальность, и сострадание к жертвам репрессий исподволь сменяет тот «объективный подход», когда один православный журналист написал, например, что гонения на Церковь были исторически оправданны, потому что советская власть боролась против своих врагов – кулаков, капиталистов, дворян и духовенства. Всё так, если, конечно, не замечать того фарисейского спектакля, когда смиренных монахов, батюшек и мирян расстреливали за веру в Господа нашего Иисуса Христа, но под официальным предлогом: это государственные преступники, предатели и изменники Родины. «В СССР нет гонений на религию», – провозглашала на весь мир советская власть. И важно было убедить не только мировую общественность, но и собственный народ, что деревенского батюшку-простеца расстреляли не за веру Христову, а потому что он враг народа и иностранный шпион. Расстреливали и отправляли в лагеря, как правило, по 58-й статье, вмещавшей в себя весь спектр преступлений против государства. И есть свое знамение в том, что в законодательном кодексе царской России 58-я статья – это чин венчания на царство.

В разгар голода ЦК РКП(б) выделило 1,8 миллионов рублей золотой валюты для закупки кожаного обмундирования для чекистов.

А под каким благородным предлогом уничтожали духовенство в годы изъятия церковных ценностей: в Поволжье голод, тысячи трупов лежат вдоль дорог, а зажравшиеся попы-миллиардеры не желают помочь! Не буду цитировать секретное, но уже широко известное письмо Ленина с требованием расстрелять как можно больше духовенства под предлогом борьбы с голодом. И при этом организовать пропагандистскую кампанию так, чтобы вызвать сочувствие народа к большевикам, пламенно радеющим о спасении голодающих. Достаточно посмотреть газеты тех лет, чтобы понять непонятное: как у народа-богоносца могли появиться дети вроде тех комсомольцев, что выдрали бороду старику священнику? Рядом с фотографиями умирающих от голода детей непременно помещали карикатуры на зажравшихся и отвратительно жирных попов, а Святейшего Патриарха Тихона газеты называли «людоедом». Но вот факты, о которых умалчивали. После воззвания Святейшего Патриарха Тихона о помощи голодающим только с 19 по 23 февраля 1922 года (всего за пять дней!) Церковь собрала около 9 миллионов рублей, не говоря уже о вагонах продовольствия, отправленных в голодающие губернии. А вот итог многомесячной кровавой кампании по изъятию церковных ценностей: собрано 4 650 810 рублей 87 копеек. Никаких миллиардов у Церкви, естественно, не было, а в отправленных на переплавку окладах с икон главной ценностью было не дешевое по тем временам серебро, но художественная работа мастеров. Сколько шедевров, как отмечают искусствоведы, тогда погибло! Из награбленных по храмам денег для помощи голодающим выделили всего миллион, остальное ушло на нужды партийной элиты. Особенно трогательна, на мой взгляд, такая подробность: в сентябре 1921 года (в разгар голода!) ЦК РКП(б) выделило 1,8 миллионов рублей золотой валюты для закупки в Канаде кожаного обмундирования для чекистов. Возможно, именно в этих новых кожанках они и вершили то страшное дело, когда с 1921 по 1923 год было репрессировано 10 000 человек, в основном духовного звания, а из них 2000 человек – каждого пятого! – расстреляли.

***

Путь ко Христу всегда крестный путь. И я не раз наблюдала такое явление: живет человек в грехе, не веруя в Бога, и живет преспокойненько. А после крещения начинается такая духовная брань! Вот и на меня после крещения обрушились такие скорби, что временами казалось: я больше не выдержу. Рассказала я о своих бедах архимандриту Иоанну (Крестьянкину), и он написал мне в письме: «А я ведь вас призову к подвигу – идти дальше за Христом, идти по водам, одной верой преодолевая скорбные обстоятельства жизни своей». Признаться, мне показалось лестным сравнение с апостолом Петром, дерзнувшим ходить по водам. А недавно гостил у меня знакомый батюшка. Прочитал он письмо архимандрита Иоанна и вдруг сказал:

– Да, наше время – это хождение по водам в эпоху бурь. Мир напаяет ныне душу таким ядом, что кто-то, вижу, отошел от Церкви, кто-то тонет в пучине уныния. И мы уже не слышим голоса Иисуса Христа: «Маловерный! зачем ты усомнился?»

– Зато вас, батюшка, никто не видел унывающим.

Почему иные веруют, что спасает не Христос, а «идеальный поп» – с ангельскими крылышками желательно?

– Бросьте. Такая скорбь порою в душе! На днях по просьбе владыки ездил разбираться с доносом на священника. А священник – золото: аскет, молитвенник. Горяч, конечно, по молодости лет, но ведь по делу. Там церковные активистки под водительством старосты так взвинтили цены на требы, что без больших денег и покойника не отпеть. Даже за причастие деньги требуют: «Получил благодать? Плати». Вот и обличил их батюшка словами: «Христос выгнал торговцев из храма, а вы выгоняете из церкви Христа». Обиделись насмерть! Своего пастыря, как могли, похулили. Зато себя расхвалили: мы, мол, жизни не щадили, восстанавливая церковь, мы не для себя – на нужды храма собираем. И такие они безгрешные праведники! Боюсь я этих безгрешных: им не нужен Спаситель. Почему, не понимаю, иные веруют, что спасает не Христос, а «идеальный поп» – с ангельскими крылышками желательно?

Уже после отъезда батюшки вспомнила историю. Где-то в Сибири есть безвестная могила 68 иереев, расстрелянных в годы красного террора. Говорят, их расстреливали так. Ставили на край могилы и задавали вопрос: «Ну что, поп, веруешь во Христа?» «Верую», – отвечал тот и падал в могилу расстрелянный. А потом на его место становился следующий, чтобы тоже ответить: «Верую».

Я люблю этих наших батюшек, возможно в чем-то по-человечески немощных, но способных отдать жизнь за веру свою.

***

Русское духовенство на принудительных работах. Рис.: Иван Владимиров. 1919

На всю жизнь запомнился совет одного из подвижников древности: если кто-то хулит твоего духовного отца, то даже не отойди, а отскочи в сторону. Но на практике чаще бывает так. Пытаюсь остановить мою гостью-москвичку, весьма резко критикующую батюшку за несоответствие ее идеалам. А она в ответ:

– Я не в осуждение, а в рассуждение. В нашей Церкви всё должно быть безукоризненно свято, и мы призваны бороться за чистоту рядов.

В годы моей юности была популярной поговорка: «И будет такая борьба за мир, что камня на камне не останется». Вот и борьба «за чистоту рядов» несет в себе такое разрушение, что кто-то с подозрением косится даже на новомучеников.

Но бывает и по-другому. Однажды в Оптиной пустыни паломница рассказала про назойливую старушку из их епархии. Старушка регулярно писала письма в епархию, добиваясь канонизации своего духовного отца, расстрелянного в годы гонений. Из комиссии по канонизации приходили ответы, что поводов для прославления данного священника нет, и даже указывали на некоторые изъяны в его биографии. «Нет, мой батюшка святой», – возражала старушка и снова писала по инстанциям. Это была упорная борьба духовной дочери за своего любимого батюшку с хождением по водам бумажных морей. В итоге старушка, по словам паломницы, так «достала» всех, что создали специальную комиссию для рассмотрения ее заявлений. Стали копать по архивам, и обнаружилось: оказывается, в годы гонений батюшка принял тайный монашеский постриг и уже канонизирован Русской Православной Церковью как архимандрит Борис.

Рассказ о том, как любовь духовной дочери преодолела все препоны, был напечатан, кажется, в журнале «Фома», в точности паломница не помнила, но, вероятно, можно отыскать его.

Что сказать по поводу этой истории? Христос среди нас!

Новомученики и Исповедники Церкви Русской