Протоиерей Алексий Лисняк о русской деревне и некультяпистой дребедени

Протоиерей Алексий Лисняк с 1999 г. и по сей день является настоятелем Богоявленского храма села Орлово Новоусманского района Воронежской области. Прозаик. Печатался в журналах: «Наш современник», «Фома», «Образ жизни», в церковной и светской периодике. Автор книг: «Праздник жизни», «Зимнее тепло», «Бананы на березе». Член Союза писателей и Союза журналистов России. Член секции писателей «ПРОФИ» — профессионалы против профанации. В 2014 году в издательстве московского Сретенского монастыря вышла книга отца Алексия «“Сашина философия” и другие рассказы».

Протоиерей Алексий Лисняк

«В нашем селе всё не так “соломенно”»

– Батюшка, расскажите немного о том, где вы служите и где находятся места, о которых вы пишете.

– Село, в котором я служу, расположено рядом с Воронежем, добраться туда просто: через каждые десять минут из города маршрутка. Воронежская область, Новоусманский район, село Орлово. Это даже не село, скорее – пригородный поселок.

А вот где находится то, о чем я пишу… Можно ответить так: там же, где платоновский город Градов, где гоголевское Заколдованное место, где лесковское Протозаново, где течет шишковская Угрюм-река… На карте этих мест не найти, и маршрутками туда никак не добраться. Если воспринимать художественную литературу как репортерство, то после прочтения моих рассказов может сложиться впечатление, что я служу в глухой деревне, где ни цивилизации, ни электричества и люди ездят до сих пор на лошадях…

– К литературе мы еще вернемся. Нам, горожанам, интересно услышать из первых уст, какова сейчас жизнь на селе.

– Я бы сказал, что в последнее время сёла стали сильно отличаться друг от друга. По-прежнему существуют такие, куда не ведут асфальтовые дороги, где люди живут (точнее – доживают) натуральным хозяйством. Эти умирающие деревни, как правило, вдали от крупных городов, в глуши, их не видно. Можно найти даже соломенные крыши – конечно, придется поискать. Если смотреть на нашу российскую динамику, то ясно, что последующие поколения о таких глухих сёлах будут знать или по слухам, или по литературе. Хорошо ли это, плохо ли, я не знаю.

На сезон на комбайны и трактора нанимаются молдаване, таджики. Растят для нас Русские нивы. Местные на такую работу не идут

В нашем селе всё не так «соломенно», близость к городу сказывается. Можно даже найти себе работу: сельхозпредприятие есть одно, крупное. Но вот задача: в селе проживают, по данным сельсовета, 4500 человек, а на работах сельхозпредприятия из местных заняты человек 150, не больше. На сезон на комбайны и трактора нанимаются молдаване, таджики. Растят для нас Русские нивы. Местные на такую работу не идут.

Богоявленский храм села Орлово Новоусманского района Воронежской области. Фото: Артем Меньшиков / Соборы.Ru

– Не знаю. Молдаванам и таджикам с их оравами детей вполне хватает. Я было спрашивал местных: мол, почему? Только ничего вразумительного в ответ не услышал. Так, не престижно, мол. И потом, телефонами-то в переходе торговать легче. Когда мы наш храм восстанавливали из руин, местных нанять тоже было невозможно: у нас узбеки работали на восстановлении храма – можете себе такое представить?! Причем интересные ребята те узбеки. Они называли свой труд – «мечеть работа». Усядутся перед руинами с утра и, намаз – не намаз, затянут что-то такое свое: «Алла-а-а-а» – и давай трудиться. Гордились своим послушанием. Хвалились перед другими узбеками: «Вы где работаете?» – «Да мы где-то сортир строим или на вокзале работаем». – «А мы мечеть работаем!» Молодцы узбеки. Не Русские нивы растят, так Русские храмы ремонтируют. Что делать, когда у русских на это времени нет!

– Как у Шипова в рассказе «Мусульманин»?

– Возможно, да. Но ради справедливости скажу, что таких благочестивых мусульман я видел два раза в жизни: первый раз – на ремонте православного храма, и второй – в рассказе отца Ярослава Шипова. Что еще по поводу работы? Те селяне, что работают, они в городе в основном трудятся. От нас близко, маршруткой 30–40 минут – и вот тебе город с его подземными переходами. А другие, дальние районы у нас в области весьма и весьма сельскохозяйственные. Есть и у нас священники, которые живут в основном за счет огородов, за счет того, что скотину держат сами. Выживают люди. И таких немало.

– А как на деревне в плане пьянства?

Да вымерли уже все, кто пил

– Да вымерли уже все, кто пил. Когда я приехал в село, 15 лет назад, тут было много алкашей. И воровали. И церковное пропивали. Привезешь, бывало, стройматериал, положишь его рядом с храмом (забора же не было, руины церковные) – поутру приходишь: то досок нет, то цемента. Того-сего.

– Как вас приняли, когда вы только приехали? Тоже в диковинку, наверное, было в те годы – священник?

Живой священник был не просто диковинкой, он был дикостью

– Честно говоря, я уже и не помню подробностей, это давно было. Помню, что впечатлений было много – потому что живой священник был не просто диковинкой, он был дикостью.

– Ну, а сейчас?

– Слава Богу, люди со временем привыкли. Нужно жить одной жизнью с людьми, только тогда люди и привыкают. Сразу после приезда мы набрали воскресную школу: четыре пацаненка было десятилетних – сейчас им уже по 25. Один в городе работает, в магазине телефонами торгует, другой выучился в семинарии, уже священник. Еще один уже офицер, не скажу, где служит, – военная тайна…

Село Орлово

– Все-таки – есть будущее у села или нет? Один замечательный сельский батюшка говорил, что когда по телевизору вещают, как «хорошо иметь домик в деревне», ему хочется взять кирпич и кинуть в телевизор.

Я не знаю, есть будущее у села или нет, это одному Господу известно

– Подчеркиваю: никто из наших выросших «воскресничков» в селе не остался. Даже в таком, пригородном. Я не знаю, есть будущее у села или нет, это одному Господу известно. У меня в рассказе «На всю жизнь» звучит такой вопрос: «Хотя сёла будут ли? А Русь?» И потом звучит ответ: «Всего у нашего Господа вдосталь… И хромые ходят, и слепые видят. Мертвые и те воскресают», так что всё может быть, чудеса случаются вопреки всякой логике. Может, и наше Русское будущее случится.

– Зачем же вы тогда перевелись в село?

– А кто меня спрашивал? И если возвращаться к этому вопросу про село, можно ли наш поселок деревней называть? Когда я туда приехал, там, на нашей улице, было 20 коров, целое стадо – 20 коров! Сейчас – ни одной, уж лет пять ни одной. В этой деревне не слышно ни петуха, чтоб кукарекал, ни курица не закудахчет, ни собака не забрешет.

– Дачный поселок?

– Я бы не сказал, что дачный. Он, наверное, жилой всё-таки, как «спальный район» – ближе вот к этому определению. Вот такие дела.

– Пьянство в деревне не возобновляется?

Прежние-то алкаши были колоритные

– На мой взгляд, нет. Думаю, что и не возобновится. Традициям ведь нужны хранители и носители. Прежние-то алкаши были колоритные, со своими прибаутками, со своими историями веселыми, со своей биографией. Со своей какой-никакой алкашеской философией. А теперь если пьют, то как пьют? Горько, грустно, пусто, черно, страшно, ни песню спеть, ни сплясать – ничего! Украсть даже не могут. Украсть не могут! Я на полном серьезе говорю.

– Народ вырождается: ни пить не могут, ни красть?

– Зато народ умеет обращаться с компьютером! Вы не в курсе, что за компьютером – будущее? Не в курсе, что, «чем шляться по подворотням, пусть лучше за компьютером сидит»? Вот и сидит. А таджики наши с компьютером не дружат. И узбеки – не очень…

– То есть эта зараза проникла во все углы…

– Может быть… Это вместо алкоголизма.

– Понятно. Ну, а национальные вопросы?

– Да какие в деревне национальные вопросы! Только те, о которых я уже рассказал.

Воронежская область

– В Воронежской области, насколько я помню, всегда было молоко.

– Всегда было. Потому что коровы всегда были. По-другому, без коров – ну никак, хоть тресни. А прогресс-то не дремлет… У нас на баннерах при въезде в область сказано: «Воронежская область – территория промышленного взлета». Промышленность, стало быть, еще взлетает. А животноводство уже давным-давно взлетело. Дети моих односельчан корову только на картинке и видели. Это, наверное, не только у нас так…

– А что вы можете сказать о воцерковлении села?

– Мне по душе, когда к священнику привыкают. Когда он появляется на улице и на него не смотрят как на экспонат, не шарахаются от него, а воспринимают его естественно: дерево растет, священник идет, машина едет… В моем селе, слава Богу, теперь так. И я этим очень доволен. Это идеальный, по-моему, вариант, когда народ привыкает, привыкает к тому, что есть священник в селе, в городе, в природе. Это значит, что когда священника вдруг не станет – такое ведь может всегда повториться, кто от этого застрахован? – то люди будут испытывать дискомфорт. И я считаю, что это правильно.

– Может быть, это и от области зависит? Потому как есть знакомые священники, к которым, по их словам, до сих пор очень дистанцированное, отчужденное отношение у местных жителей.

Все рано или поздно к священнику за чем-нибудь да обратятся.

Или причастить родственника, или отпеть, или денег занять

– Да, есть всякое. И от личности священника немало зависит: зачем обращать внимание на тех, кто сам дистанцируется? Со временем, если не два и не три года на приходе жить, а лет пятнадцать когда прожил, полтора поколения сменилось, все рано или поздно за чем-нибудь да обратятся. Или причастить родственника, или отпеть, или денег занять. А пообщавшись раз, другой, третий, люди уже видят, что священник – это не обезьяна вовсе и не людоед, что это нормальный человек, что с ним можно и «вопросы решать, и дела делать».

Священник Виктор Салтыков с помощником

– А каково было вашей семье переехать в деревню? Дети еще маленькие были?

– Когда мы приехали в деревню, старшему было полтора года. Он здесь вырос, поэтому к нему относятся как к своему.

– Эдакий деревенский малый?

– Я бы сказал: полноценный член общества, без этих экзотических уточнений. В мединститут вот собирается поступать, музыкой увлекается.

Я подозреваю, что вы имеете в виду… У людей стереотип, воспитанный не без помощи советской идеологической литературы. Если поповская семья – то и сын у батюшки должен быть непременно как в рассказе Шолохова «Нахаленок». Там поповский сын показан, каким должен быть сын классового врага – с золотушными ушами. Я в своей стране, слава Богу, не классовый враг, поверьте. Со всеми вытекающими из этого заявления последствиями.

– А матушка?

– В школе трудится, химию преподает.

– Не роптала?

– Нет, всё слава Богу.

– У вас в книжке есть рассказ о том, как семинарист по дороге на приход представляет, как паства встречает его с хлебом-солью да цветами. Прибывает он на вокзал – а там никого. Храма нет. Денег нет. Безнадега полная… Но, как я понял, вас Бог миловал?

И уголь приходилось грузить, и штукатурить, и кирпич разгружать, предварительно где-то его раздобыв. И вода замерзала в храме, и вино

– Рассказ «Настойка и грезы»? Бог действительно миловал – всё это было. Это рассказ, срисованный с натуры. Разумеется, с добавлением авторского видения. Вот так же, в городских условиях воспитывается будущий сельский пастырь. Воспитывается теми, кто о селе не имеет никаких представлений, за исключением того, что сам в детстве, в Брежневскую эпоху, когда-то отдыхал на подмосковной даче. Да, сейчас я рассуждаю о том, что и народ к батюшке привык, и службы, слава Богу, проходят не в пустом храме. Но не всегда ведь так было. Я ведь начинал именно так, как в рассказе! И не я один. Жить – негде, служить – негде. Народ косится, плюется при виде рясы. Всё это было. И уголь приходилось грузить, и штукатурить, и кирпич разгружать, предварительно где-то его раздобыв. И вода замерзала в храме, и вино. Первые службы совершали в алтарике из ДВП, на столике, опертом на кирпичи. Антиминс раскладываю и – вперед. Храм пустой, а мы с пономарем знай служим, молимся. Вот Господь нас и услышал. Тут главное – в самом начале не сломаться, не засомневаться… Господь чудеса творит, и это не фигура речи. Близость Христа, Божия рука, Божий Промысл очень чувствуются в такой ситуации.

Я почему говорю, что сейчас впечатления ослабли, – потому что когда у человека спокойная жизнь, то человек рискует духовно расслабиться. Даже если государственную историю рассматривать. Когда начинаются войны? Когда народ попов начинает вешать? Когда всё хорошо, когда люди сыты, быт налажен. А если начинаются катаклизмы – скажем, Великая Отечественная война, – тогда про Церковь опять вспоминают, к Богу обращаются. Так же, наверное, и со священником: когда его присылают на проблемный приход – у-у-у! – чувствуется Божий Промысл, Божия рука постоянно.

Богоявленский храм села Орлово Новоусманского района Воронежской области

Вот, например, как один уважаемый батюшка учил меня. Заходит в ту еще, руиноподобную церковь: «Ого, какой огромный храм! Его делать надо». Я ему: «Как делать-то, батюшка, на какие средства? Он же 25 метров в высоту! Квадратный метр штукатурки, я-то уже знаю, сколько стоит, а тут не метры – гектары считать надо». Он мне: «Делай-делай. Бери, начинай и делай, а Господь всё управит». Ну и действительно, так и получалось. Утро, штукатурам нужен раствор. Сейчас нужен, а денег нет. Заказываю. Как же без раствора? Машина приходит через час, и через час же у меня в руках сумма для оплаты раствора. Это удивительно всё, очень удивительно. Действительно, как говорится: «Кто в атаку не ходил – тот Богу не молился». По крайней мере, очень похоже.

– То есть главное – трудиться честно на своем месте, и всё?

Благословили тебя делать, так бери и делай, не сомневайся

– Главное – выполнять свое послушание. Благословили тебя делать, так бери и делай, не сомневайся. Или вот еще иллюстрация: очередной этап храмового ремонта закончился в тот самый год, когда шарахнул кризис. Рабочие приходят за зарплатой, а спонсоры обанкротились. Что делать! Я собрался отдать рабочим свою машину в счет долга. Они уже и покупателя на нее нашли, да что-то немного замешкались. Тут уж один батюшка выручил. «Сам, – говорит, – будешь на палке скакать, когда без машины останешься?» Научил, как и кому молиться, сам обратился за помощью к своим чадам. Буквально через три дня у меня в руках была такая сумма, что на всё ее хватило, даже кое-что на будущий сезон закупили. Рабочие приезжают за моей машиной, а у меня в руках вся их зарплата. Иногда, знаете, делается жутковато от такого близкого Божиего дыхания. Вот такая она, сельская жизнь.

«Есть литература и есть не- литература,
как есть живопись и есть профанация»

Протоиерей Алексий Лисняк. «Сашина философия» и другие рассказы. — М. : Изд-во Сретенского монастыря, 2014. — 288 c.: ил.

– Не принимаю такой градации совершенно! На мой взгляд, есть литература и есть не- литература, как есть живопись и есть фикция, профанация. Я вообще часто литературу сравниваю с живописью – для наглядности. Что такое православная живопись? Та ли, где изображены храмы? И пусть всё будет криво, косо, не гармонично, но ведь – храмы же: православная живопись?! Ведь нет! Если картина дрянная, не профессиональная, то пусть на ней будет хоть храм, хоть монах, хоть схимник с архангелами – эта картина преступление против искусства. Эта картина не гармонична, не отражает красоты Божиего мира. Следовательно – не православна. Я так считаю. И искренне не понимаю, почему на этом примере нельзя рассматривать вопрос о православности в литературе. Здесь, наверное, нужно оговориться: речь о художественной литературе. Только в этом направлении понятен пример с живописью.

– В качестве примера гармоничного сочетания православности и художественности можно, вероятно, привести книги «Зелёной серии» Сретенского монастыря, которую открыли «Несвятые святые» отца Тихона. Серия эта смогла прорваться и в светские магазины.

– Отец Тихон со своей книгой – это вообще феноменальное явление современности, я считаю. Пожалуй, это и есть Православная литература. Именно с большой буквы. Пример того, как автор подходит к творчеству. В книге отца Тихона описываются реальные люди. Но как описываются! Автор – настоящий профессиональный, наблюдательнейший художник-портретист. Добавим сюда его профессиональное кинематографическое образование. Доскональную компетентность, православный взгляд на мир, личный опыт. Словом, все качества, которыми должен обладать настоящий художник. Я вот думал, насколько книга отца Тихона может считаться книгой художественной, а не документальной, но до сих пор на этот вопрос себе не ответил. Ну, и опять же, насколько художественна книга Гончарова «Фрегат “Паллада”»? Тут множество образов возникает в голове для наглядности, один из них – художник в экспедиции, на пленере. В любом случае, «художник» здесь ключевое слово.

– Но есть же хорошая, но неправославная литература…

– Например?

– Скажем, тот же Венечка Ерофеев. Потому что его «Москва–Петушки» – это талантливейшая ода пьянству, причем на уровне уже каких-то мистических вещей. Многие люди, которые эту книжку читали, свидетельствовали об этом.

– Мне кажется, это временное явление. Мало ли авторов Золотого или Серебряного веков слыли мастерами мадригала! Где они? В истории остается другое.

– На нашем сайте была опубликована статья Людмилы Селенской «О советском кинематографе и современном Православии». Автор писала о том, что иное «православное творчество» просто стыдно детям показывать, настолько оно неумело. Зато каждый раз, когда она, жена священника, мама троих мальчишек, ставит диск с фильмом «17 мгновений весны», старший сын, который уже видел это раз десять, присаживается и смотрит, потому что фильм сделан здорово, качественно. Так, вероятно, и с литературой: надо сначала научиться хорошо писать, а потом уже ярлыки наклеивать.

За грифом «православное творчество» легко спрятать любую некультяпистую дребедень

– Совершенно согласен. Всегда об этом говорю, при первой же возможности. За грифом «православное творчество» легко спрятать любую некультяпистую дребедень. Прибавьте сюда то, что в последние 20 лет воспитанием в гражданах художественного вкуса не занимается никто. Что получается? Отсутствие грамотных, ценящих художественное слово читателей подкрепляется отсутствием новой качественной литературы. Круг замыкается. И заметьте, Православию в этом замкнутом круге просто нет места. Почему? Потому что Православие – пища для духа. Православие было и будет, независимо от наших временных трудностей. А искусства, литература, эстетика – пища для души. Вот как привязать эстетику к Православию? Никак. Она от Православия зависит совсем не в данной сфере. Хорошо, что вы помянули фильм «17 мгновений весны», хорошая иллюстрация к сказанному. Но зато искусства, в свою очередь, могут развить в человеке чувство гармонии. А это как раз то чувство, которое откликается в человеке на Божие слово, на Божие дыхание, на Богослужение. Недаром я вспоминаю наших теперешних иерархов. На каких фильмах, на какой литературе они возрастали? На православной? Нет. На качественной!!! На книгах Катаева, Носова, Драгунского, Линдгрен, Беляева, Жюля Верна и т.д. Но такие книги не носят гриф «православная литература», следовательно, они не популяризируются в православной среде. Несмотря на то, что на этих книгах росли не только современные архиереи, но и космонавты, и ученые, и прочие значимые подвижники.

Протоиерей Алексий Лисняк

– А какие детские поэты...

– О, если говорить о поэтах, тем более детских… Маршак, Михалков, Барто, Кузьмин… Их много. И я считаю, что если одно из массы православных издательств решит вдруг совершить подвиг, то пусть оно издаст нормальным тиражом с нормальной рекламой того же Льва Кузьмина – вместо одного из тысяч «православных» современных поэтов, рифмующих «покаянье-воздаянье» и «вновь-любовь». И пусть на этих книгах не будет ярлыка «православная литература». Но польза православному развитию личности ребенка будет очевидна. А кто может вырасти, воспитываясь на кривой, косой, бездарной и безграмотной, но «православной» литературе? Некто кривобокий, косоухий, с кривым представлением о Божием мире…

– И что же делать?

Некоторые «православные» поэты не знают, кто такой Рубцов!

– Что делать… Если речь об авторах, то трудиться, повышать свой собственный уровень, учиться у маститых литераторов, нормальные хорошие книжки читать, без ярлыков, без всего такого. Популяризировать классику нашу дорогую, ни в коем случае не писать до той поры, пока не изучишь предмет творчества. Некоторые «православные» поэты не знают, кто такой Рубцов! Про Кузнецова не слышали! Гумилева только в школе и проходили! О какой поэзии может вообще идти речь?!

– Из современных? Вот тут-то и беда! Я знаю, что они есть. Не так много, но есть. Они редко издаются. Но если посчастливится найти, то… Детские стихи Михаила Гусарова. Его книги «Колоколики» и «Праздничные загадалки». Дети – в восторге, и взрослые счастливы. Что же касается «творчества на церковные темы» для старших, тут я бы посоветовал всем, особенно любящим поэзию, познакомиться со стихами молодой воронежской поэтессы Веры Часовских. Если не испытаете восторга, то не пожалеете, это точно. Ну, а вообще читайте Заболоцкого, Кедрина, Жигулина, Мелехина, Прасолова, Рубцова, Кузнецова… Твардовского, наконец. Искать в поэзии новые имена, когда мы почти не знаем перечисленных авторов, когда мимо нас прошел целый сонм поэтов эпохи заката Советской империи: Анищенко, Брагин, Чашечников, Николюкин…

– А прозаики?

– Знаете, я сам до сих пор не могу полностью прочесть ни Куприна, ни Шишкова… Их столько, настоящих. Евгений Носов, Константин Воробьев, Абрамов, Соболев, Люфанов, Астафьев, Распутин, Шукшин. Их бы и советовал читать. А еще классику Золотого и Серебряного веков. Из художественной литературы православнее этого пока ничего не написано и не издано.

– Да, ту же «Капитанскую дочку» можно перечитывать бесконечно: каждый раз находишь новый повод не только восхититься пушкинским слогом, но и призадуматься над христианнейшим смыслом. Однако есть и другой – рейтинговый – подход к литературе: когда что-нибудь в социальную сеть выложил, получил 1000 «лайков» и думаешь – пора издаваться!

– Рейтинг? Попробуйте выложить в сеть какой-нибудь рассказ Пришвина. Думаете, он соберет 1000 «лайков»? Как говорил о рейтингах Михаил Задорнов: самый высокий в мире рейтинг у кокаина и автомата Калашникова. Поэтому лучше о дешевой популярности не говорить вовсе. Ведь если вдруг внезапно является такая сетевая популярность, а ты до сих пор не автомат, значит ты – кокаин. Предметы настоящего искусства суть товар штучный, всё равно как ювелирные изделия…