Родительская жестокость: реальность и подтасовки

В последнее время муссируется тема жестокого обращения в семье, насилия над детьми. Постоянно слышишь, что «насилие в семье зашкаливает» и «с этим надо что-то делать». На недавно состоявшемся в Москве X съезде уполномоченных по правам детей тоже неоднократно выражалась озабоченность родительским насилием и звучали призывы ужесточить контроль и ответственность. Памятуя, что, в связи с продвижением в России так называемых «ювенальных технологий» в области защиты детей, было в последние годы много разных спекуляций, я обратилась за разъяснением к Елене Михайловне Тимошиной, кандидату юридических наук, криминологу, члену Совета по защите семьи и традиционных семейных ценностей при Уполномоченном по правам ребенка при Президенте Российской Федерации.

Елена Тимошина

Мы увидим, что коэффициент виктимизации взрослых лиц (от 18 и старше) составляет 1489 человек на 100 тысяч взрослого населения, а коэффициент виктимизации несовершеннолетних – 330 человек на 100 тысяч несовершеннолетнего населения, проживающего в России. Удельный же вес числа несовершеннолетних, потерпевших от семейного насилия, то есть от всего насилия со стороны родителей, дедушек, бабушек, сожителей, в последние годы колебался от 8,2 до 17,8%.

– Иными словами, наибольший процент насилия над детьми приходится на долю несемейного насилия?

– Совершенно верно. Более 80% детей страдает от насилия со стороны чужих людей. Такого насилия в разы, в некоторые годы даже в 10 (!) раз больше, чем насилия со стороны членов семьи. Если же обратиться к теме родительского насилия над детьми…

– …теме, которая педалируется «детозащитниками» особенно упорно…

Дети страдают, прежде всего, от насилия вне семьи. Статистика свидетельствует: таких случаев почти 90%

– …то мы увидим, что на протяжении последних пяти лет удельный вес непосредственно родительского насилия ежегодно составлял от 6 до 11,6% от общего количества насильственных преступлений в отношении несовершеннолетних. То есть на долю неродительского насилия приходилось от 94 до 88%. Этот вывод опровергает искусственно созданный миф о преобладании в структуре насильственной преступности над детьми родительского насилия. Это очень важно знать для того, чтобы разрабатывать и применять меры профилактики правонарушений и преступлений, совершаемых против несовершеннолетних. Что касается непосредственно цифр, то зададим себе вопрос: какие это цифры? Мы говорим об относительных категориях, а ведь очень важно исследовать абсолютные показатели. Например, в 2009 году число детей, потерпевших от родителей, составило 4122 человека. А в 2013 году это число выросло до 5423 человек. Рост на 1000. Безусловно, это много. Но надо учитывать, что потерпевших от несемейного насилия в 10 раз больше.

– То есть несемейное насилие представляет собой куда большую проблему и для детей, и для общества?

– Конечно. И это тоже надо учитывать при разработке законов и профилактических мер.

– Давайте немного поясним. Где, как правило, происходят случаи несемейного насилия над детьми?

– Поскольку это насилие со стороны чужих лиц, то оно, как правило, происходит вне дома, где проживает ребенок: в чужих квартирах, подъезде, на улице, в парках, скверах, в школе… Где угодно. Подтверждением того, что дети в семье лучше защищены, нежели в любых других местах и сообществах, служит также коэффициент виктимизации по возрастным группам.

– Что это такое?

Коэффициент виктимизации малолетних в 5 раз ниже, чем коэффициент виктимизации подростков, проводящих больше времени вне семьи

– Виктимизация – это процесс или конечный результат превращения в жертву преступного посягательства. Есть еще понятие «виктимность». Оно обозначает способность стать жертвой преступления. А виктимизация – это уже факт. Так вот, подтверждением того, что дети в семье наиболее защищены, служит сравнительный анализ коэффициентов виктимизации малолетних детей до 14 лет и подростков от 14 до 17 лет (включительно). Коэффициент виктимизации малолетних в 5 раз ниже, чем коэффициент виктимизации подростков.

– О чем это говорит?

– О том, что семья (даже со всеми ее проблемами) благополучно оберегает детей и является сдерживающим преступность механизмом, а существующая в России система защиты детей работает успешно. И в связи с этим мы не можем говорить, что у нас в данной сфере серьезные проблемы. Динамика позитивная! К примеру, в 2013 году коэффициент виктимизации подростков от 14 до 18 лет был 497, 2 человек на 100 тысяч населения этой группы, а коэффициент виктимизации детей до 14 лет составлял 91,8 на 100 тысяч малолетних, проживающих в России. Вот показательный пример того, что семья – зона безопасности для детей!

– Наверное, сейчас такой большой разрыв между этими коэффициентами связан с тем, что детей стали позже отпускать «в свободное плавание»? Во всяком случае, в крупных городах. Если в 1980-е годы дети гуляли во дворе одни уже с 5–6 лет, то сейчас зачастую даже 10-летних детей не отпускают на улицу одних. Современные дети дольше находятся под надзором взрослых, и, соответственно, опасность стать жертвой преступления им угрожает гораздо меньше, нежели подросткам.

Любая бытовая травма детей, вплоть до синяков, подлежит проверке на наличие в действиях взрослых состава преступления

– Вы совершенно правы. Но еще играет роль то, что на федеральном уровне и в регионах принимаются дополнительные меры по защите детей от преступлений. Они выражаются в том, что сейчас любая бытовая травма, вплоть до синяков, особенно у малолетних, подлежит проверке на наличие в действиях взрослых, несущих ответственность за ребенка (родителей, если травма получена дома; учителей, если травма получена в школе и т.д.), состава преступления или правонарушения. То есть проверяется умышленная причастность взрослых к несчастному случаю. Подавляющее большинство детей нашей страны посещают детские учреждения и находятся в поле зрения специалистов: воспитателей, учителей, врачей, медсестер. Заметив какую-то травму, специалисты обязаны сообщить об этом в органы полиции для последующей проверки. Поэтому латентность подобных преступлений в отношении несовершеннолетних очень мала. Хотя, конечно, есть и высоколатентные преступления. Это, прежде всего, касается преступлений против половой неприкосновенности несовершеннолетних. Они очень трудно выявляемы, в основном по факту. Также весьма высока латентность и преступлений против нравственности. Подобные преступления в последние годы тоже растут, но совершаются они, в основном, опять-таки не родителями, а чужими людьми.

– Хочу заострить внимание на синяках. Не кажется ли вам, что если по любому синяку и царапине на теле ребенка тягать родителей в полицию и учинять расследование, то это будет способствовать невротизации семьи? Особенно запуганными окажутся мамы мальчиков, ведь мальчики подвижнее девочек, они чаще падают, чаще дерутся. Поэтому мамы, боясь ответственности, начнут еще сильнее опекать сыновей, и те будут расти несамостоятельными, трусливыми. А у нас и так уже ребром стоит проблема феминизации юношей, особенно в неполных и однодетных семьях. Ситуацию, казалось бы, нужно менять в обратную сторону, но пристальный контроль за каждой царапиной не позволит это сделать.

– Да, вы во многом правы. Важно не допускать перегибов. Кроме того, встает вопрос о мере ответственности родителей. Скажем, ребенок выпал из окна. Всегда ли родители в этом виноваты? Во всем ли можно их винить? Мы же понимаем, что большинство родителей в нашей стране вынуждены работать, чтобы прокормить семьи, детских садов не хватает. Да и неработающая мама чисто физически не может 24 часа в сутки непрестанно следить за ребенком. Несчастный случай может произойти даже в самой благополучной, заботливой семье, от этого никто не застрахован. Однако важно и не пропустить случаи систематически недобросовестного отношения родителей к своим обязанностям, в результате которого ребенок может оказаться в ситуации, угрожающей его жизни или здоровью. Поэтому в обязанности правоохранительных органов входит объективное исследование всех обстоятельств происшествия для принятия верного решения.

– Мне кажется, нет на свете людей, которые в детстве не получили бы какие-нибудь незначительные травмы, легкие ожоги и уж тем более синяки и царапины…

– Обвинительное отношение к родителям, которое в последнее время нередко демонстрируют чиновники, чрезмерно. Ребенок ошпарился кипятком из чайника. Виновата ли мама? Если виновата, то в чем? В том, что она чайник включила, или в том, что ребенка на цепочке не держит? Вопрос очень тонкий, и, наверное, нужно быть на стороне родителей, а не против них.

– Обвинительный подход предполагает, что родители спят и видят, как бы навредить ребенку. Но на самом деле, когда с ребенком происходит несчастный случай, для подавляющего большинства родителей самое страшное наказание – это то, что ребенок пострадал. Многие родители готовы сами заболеть, сами пострадать, лишь бы с ребенком всё было хорошо. А с позиций обвинительного подхода, характерного для сторонников ювенальной системы, получается, что есть некие компетентные органы, которые больше любят детей, чем родители, и всё время подозревают родителей в плохом отношении к детям.

– Конечно, это недопустимо. И мы рады, что на пленарном заседании X съезда уполномоченных по правам ребенка Павел Алексеевич Астахов подчеркнул важность соблюдения презумпции невиновности родителей. Чиновники должны относиться к родителям как к добропорядочным гражданам, честно выполняющим свои родительские функции, и быть на их стороне, рассматривая ту или иную ситуации. В том числе когда речь идет о каких-то несчастных случаях. Наказывать родителей следует только тогда, когда представлены веские доказательства злого умысла, намеренного причинения вреда. Еще раз вернусь к статистике. То, что коэффициент родительского насилия над ребенком значительно ниже, чем со стороны чужих лиц, а также коэффициент малолетних жертв преступлений существенно ниже, чем соответствующий показатель виктимизации подростков, как раз и демонстрирует, что дети находятся в большей безопасности именно с родителями, нежели без них. А значит, именно родители лучше всего защищают интересы своих детей.

– Почему же сейчас так педалируется тема семейного насилия?

– Любая программа и любой закон, которые планируется принять, должны быть актуализированы в общественном мнении.

– Значит, хотят принять новый закон? Какой?

– Я полагаю, речь идет о проекте Федерального закона о профилактике семейно-бытового насилия, с помощью которого пытаются ввести в том числе категории экономического и психологического насилия. В действующем Уголовном Кодексе таких понятий пока нет. Официально в соответствии с российским законодательством выделяются три вида насилия: физическое, сексуальное и психическое. Это весьма разумно, поскольку наличие данных видов насилия доказуемо экспертизами. В отличие от психологического насилия, наличие психического насилия устанавливается специалистами по последствиям.

– Какие это последствия?

– Например, ребенок совершил попытку суицида в результате травли. В УК РФ есть даже специальный состав преступления: «Доведение до самоубийства». Ребенка никто не толкал с крыши и не затаскивал в петлю, но он решился на самоубийство потому, что его поставили в условия, действительно невыносимые для психики. Либо, например, доказано, что именно в результате психической травмы у ребенка развилось психическое заболевание. Здесь всё можно доказать и выявить причинно-следственные связи.

Желание родителей знать, где и с кем ребенок проводит время, квалифицируется как преследование – один из видов психологического насилия

Психологическое же или экономическое насилие – это субъективные категории. Это настолько относительные, оценочные понятия, что установить их доподлинно невозможно. В данном случае делается акцент на внутреннем ощущении пострадавшего. Например, мне неприятно, как вы на меня посмотрели. Значит, я могу говорить о наличии психологического насилия с вашей стороны! В законопроекте о профилактике семейно-бытового насилия вообще очень интересно понимается психологическое насилие. Один из его вариантов – «преследование» со стороны членов семьи. С какой стати мне, как жене или как матери, запрещено искать встречи с близким мне человеком? Почему это расценивается как насилие? Желание матери общаться с ребенком, знать, где он, с кем, быть в курсе его жизни – вполне естественно. Говорить, что это насилие, просто некорректно. А под экономическое насилие можно подвести отказ родителя купить ребенку игрушку, компьютерную игру, сотовый телефон. Если ребенок считает, что таким образом его поставили в ущемленное положение, и испытывает дискомфорт, то в тех странах, где в правовые нормативные акты введено понятие экономического насилия, он может пожаловаться на родителей в суд. И суд определит «насильникам» меру наказания.

По моему мнению, понятия «психологическое насилие» и «экономическое насилие» искусственно криминализируют общество, а это очень опасная тенденция.

– На Западе множество подобных примеров. Девочка хотела устроить день рождения в кафе и позвать около 20 друзей, а родители сказали, что «не потянут», и предложили ограничить круг приглашенных. Суд встал на сторону ребенка, защищая его от экономического насилия. Известно о подобном случае и в Ставропольском крае.

– Хотя понятие «экономическое насилие» в нашем УК РФ еще отсутствует.

– Да. Несколько лет назад, когда в России активно продвигались ювенальные технологии, подросток, который плохо учился и прогуливал школу, пожаловался, что ему не дают карманных денег. Судья присудила каждый день давать ему по 200 рублей. В месяц выходило 6 тысяч – деньги при тамошних зарплатах немалые. На что он потратит эти деньги, защитников прав ребенка не волновало. Хотя общеизвестно, что в тех краях распространено потребление спайсов и других наркотиков. Да и компьютерные игры, на которые подсел этот мальчик, тоже вызывают зависимость сродни наркотической.

– Это перенос зарубежного опыта в сферу наших правовых отношений. Однако анализ ситуации с соблюдением прав детей в Западной Европе свидетельствует о том, что там права детей нарушаются гораздо больше, чем в России. У нас намного меньше изъятий детей, больше восстановления родителей в родительских правах. Мы не должны перенимать их опыт, раз он ведет к негативным последствиям.

– А если взять такую ситуацию: девочка переходного возраста решила переночевать у кавалера. Родители ее разыскивают, обзванивают подружек и, может быть, даже приходят забрать ее домой. Может ли такая, вполне естественная для нас форма родительской заботы и контроля быть расценена как «преследование»?

– Конечно. Если закон будет введен, то девочка будет знать, что закон защищает ее от «родительского преследования», и будет вольна бывать где и с кем ей пожелается, поступать как ей захочется в любой ситуации. Однако с учетом ее возраста и отсутствия жизненного опыта эта вольность может привести к опасным последствиям как для нравственности, так и для здоровья, а то и жизни. Также это будет повышать риск для несовершеннолетнего стать жертвой преступления, способствовать противоправному поведению самих детей. А родителей за их добрые намерения воспитывать, контролировать («преследовать») своих детей можно будет еще и привлечь к ответственности. И такой абсурд возможен всего-то в результате официального внесения в закон понятия «психологическое насилие»! Подобные перевертыши очень опасны!

– Особенно если учесть, что половые отношения между несовершеннолетними у нас законом не запрещены и не квалифицируются как педофилия. Кстати, насколько мне известно, в ряде европейских стран уже введены законы, согласно которым если ребенок старше 15 лет не ночевал дома, то родители не имеют права даже спросить у него, где он провел ночь. Захочет – сам расскажет. Не захочет – расспросы квалифицируются как вмешательство в его личную жизнь и нарушение прав.

– Думаю, ничего хорошего в этом нет. У нас такой подход будет противоречить не только нашим традициям, но и законодательству. Напоминаю, что во многих регионах России введен закон о комендантском часе для несовершеннолетних. После определенного времени они не имеют право выходить на улицу без сопровождения взрослых.

Приучение детей к труду, их помощь родителям может стать поводом для обвинений в экономическом насилии

Хочу привести еще один пример экономического насилия из законопроекта «О профилактике семейно-бытового насилия». В законопроекте сказано, что к экономическому насилию относится принуждение к тяжелому труду. Но, насколько мне известно, в нашей стране рабский труд несовершеннолетних – огромная редкость. Таких преступлений единицы в год. Что же касается принуждения к тяжелому труду в семье, то я просто не понимаю, как он должен выглядеть. У нас что, детей заставляют трудиться в каменоломнях или на рудниках? В российских семьях детей привлекают к помощи по хозяйству: дома и на приусадебном участке. Но если руководствоваться оценочным критерием, то к тяжелому труду можно будет отнести и помощь в уходе за младшими братьями и сестрами, и уборку квартиры, и мытье посуды. «Тебе тяжело было? – спросят у ребенка. – Ты, может быть, хотел бы в это время посмотреть телевизор или погулять?» И если ребенок ответит утвердительно, то родителей обвинят в принуждении к тяжелому труду. А ведь многие российские дети сейчас не приучены к труду, любая нагрузка может быть для них тяжела. Сколько проблем в семьях из-за того, что ребенок не хочет убирать игрушки или застилать свою постель! Хотя именно в интересах ребенка взрослые должны приучать его к труду. Это совершенно необходимый навык в жизни, без которого нельзя самостоятельно прожить, создать семью, вырастить детей, достичь успеха, наконец! Вспомним систему А.С. Макаренко, который благодаря трудовому воспитанию превращал юных преступников в сознательных, добропорядочных граждан, возвращал их в общество и доказал, что трудовая терапия, приемлемая, без перегибов, является важнейшим методом воспитания. Так что объявление тяжелым трудом нормального трудового воспитания можно расценивать как посягательство на нашу культуру, на наши традиции.

– И, в конечном счете, на психику детей. Мы же знаем, что трудотерапия очень эффективно применяется в работе с психическими отклонениями. Например, при обучении и социализации умственно отсталых детей и подростков. Это форма коррекции.

– Совершенно верно.

– На какой стадии находится принятие законопроекта о профилактике семейно-бытового насилия?

– Он рассматривался на Совете по правам человека и был там одобрен. Но в Государственную Думу не поступил, потому что когда его представили Президенту, то глава государства предостерег от излишнего, неоправданного вмешательства в семью и посоветовал организовать широкое общественное обсуждение законопроекта. Однако текст законопроекта прячется от общества. Он до сих пор не выложен даже в Интернете. Мне удалось его достать, но широкая общественность лишена возможности ознакомиться с его текстом.

– И все-таки почему столь разнятся данные по насилию над детьми?

Спрашивают у малыша: «Тебя мама обижает?» А мама «обижает» тем, что не дает есть снег, но это никого не интересует

– Всё зависит от методологии исследования. Если за основу понимания насилия брать то, что на сегодня закреплено в законодательстве, то мы получим цифры, которые я привела в начале интервью. Если же понятие насилия расширить, включив в него экономическое и психологическое насилие, тогда и цифры существенно возрастут. Ведь в эти категории можно включить всё что угодно. В одном из пленарных докладов, представленном на X съезде уполномоченных, говорилось об опросах, проводившихся с целью исследования уровня насилия среди детей, и звучали ужасающие цифры о якобы угрожающем уровне родительского насилия. Каким образом это выяснялось? Речь же идет не о преступном насилии, поскольку оно попало бы в данные статистики ГИАЦ МВД и насильники уже сидели бы в тюрьме, а не водили бы своих детей в детский сад. Поскольку опрашивали и дошкольников, наверное, у них интересовались: «Тебя мама обижает? Наказывает?» А то, что мама обижает ребенка тем, что не дает ему есть снег или ставит его в угол в наказание за драки с младшим братиком, уже никого не интересовало. Важна была субъективная оценка ребенка. Но самое главное, что, расширяя понятие насилия, мы должны применять такое расширенное понятие к обществу в целом, а не только к семье. Применив подобное понимание насилия к обществу, мы увидим, что и там уровень насилия автоматически вырастет. Поэтому пропорция между семейным и несемейным насилием сохранится. Тоже будет разница в 10 раз, а то и больше, ведь в семье люди друг друга любят и стараются уступать, а в современном обществе закон любви действует гораздо реже. Допустим, кто-то толкнул меня в транспорте. Вот вам и насилие! А потом вперед меня вскочили в вагон и заняли место, которое я облюбовала для себя. На работе на меня повысили голос, в магазине невежливо ответили… И получится, что везде одно насилие!

– В последние годы приходилось слышать о случаях, когда в семьях не было никакого насилия, но семья из-за какой-то трудной жизненной ситуации попадала под прицел органов опеки, и чиновники, нацелившись на изъятие детей, обвиняли родителей в жестоком обращении. Порой бывало даже, что изымали ребенка из дома, а в протоколах писали, что нашли его на улице. А когда начиналось разбирательство, оказывали давление на родителей, вынуждая их признаться в жестоком обращении с детьми и угрожая, что иначе им детей не вернут. Некоторые родители отказывались и вступали в тяжелую борьбу. А другие сдавались и подписывали всё, что от них требовалось. Такие случаи, естественно, пополняли соответствующую статистику. Что можно посоветовать родителям, которые, не дай Бог, столкнутся с подобной ситуацией?

– Если такое существует, то это, безусловно, должностное преступление. Родителям следует повышать уровень своего правового сознания и образования и знать, что никаких бумаг на себя писать они не должны. В подобной ситуации нельзя паниковать и идти на уступки. Необходимо отстаивать свои права. Помнить, что ты не один. Существуют множество правозащитных организаций, в том числе родительских, например АРКС (Ассоциация родительских комитетов и сообществ), где можно найти поддержку. Защищать свои права родители могут наравне с другими гражданами. Механизмы защиты те же.

– Куда им обращаться?

– В суд. Также можно пожаловаться на действия чиновников в полицию или прокуратуру. А еще имеет смысл обратиться в СМИ и привлечь внимание общественных организаций, защищающих права граждан. К примеру, обратиться в Общественный совет по защите семьи и традиционных семейных ценностей при Павле Астахове. Каждый случай таких обращений будет проанализирован, и при необходимости родителям, безусловно, будет оказана поддержка.