Страх и иллюзии

Интерстеллар

«Интерстеллар» – самый амбициозный проект К. Нолана и, без сомнения, один из наиболее масштабных фильмов Голливуда последних лет. Тем не менее, несмотря на то, что часть экранного времени отдана на откуп аудиовизуальным аттракционам, призванным поразить публику новизной спецэффектов, картина представляет собой любопытный социальный документ, своего рода слепок чаяний и надежд современной постхристианской эры.

Начавшийся еще на рубеже XIX–XX веков поиск так называемого «нового религиозного сознания», призванного в суррогатной форме утолить духовную жажду западного мира, к которой привела двухсотлетняя вакханалия рационализма и материализма, был продолжен в 1960-е усилиями молодежной контркультуры, а ее видные деятели в 1980-е основали многочисленные ориенталистские секты. Вытеснение христианства из сферы человеческого опыта, конечно, началось не в ХХ веке, но его масштабная подмена сомнительным мистицизмом разного толка – реальность наших дней.

Новая картина Нолана пытается удовлетворить бессознательную потребность современного человека в чуде, в знамении с неба. Широко известна склонность современных «нью-эйджеров» выдумывать многочисленные абсурдные, квазинаучные обоснования своих «мистических озарений». В этом смысле «Интерстеллар» движется в рамках культурного мейнстрима, пропагандируя столь популярную сегодня идею о расширении возможностей человека посредством технологий, которое, ко всему прочему, приобретает черты некоего «духовного» путешествия.

Драматургию фильма направляет одно важное противоречие, укорененное в западном массовом сознании: радостное предвкушение «новой эры», желание шагнуть за грань дозволенного Богом и рудиментарный страх потерять близкое и родное (семью, дом, в конечном счете – свое тело и душу), который, к счастью, продолжает удерживать человечество от совсем уж необратимых изменений.

В первых же сценах зритель сталкивается с вариантом возможного будущего: оскудение Земли, возрастание природных катаклизмов, широкомасштабное разрушение тварного мира всё усиливающейся человеческой греховностью. Но то, что для христианского сознания является знаком приближения последних дней и необходимости покаяния, для «нью-эйдж» – якобы возможность человека перейти на новую ступень развития (на которой он перестает быть человеком).

Отчетливая ницшеанская, проникнутая презрением к ближнему установка, рядящаяся в одежды вселенской задачи по спасению населения Земли, направляет поведение главных героев фильма, ищущих выход из духовного тупика не внутри себя, а за пределами нашей планеты. Центральный персонаж картины – ученый, летчик, сталкиваясь с проявлениями потусторонних сил, пытается найти им научное обоснование, но в итоге сам подчиняется их зову. Лишь впоследствии герой, а вместе с ним и зритель, понимает, что этим «призраком» был он сам, попав во временной лабиринт.

По правилам голливудской индустрии в упаковке коммерческого зрелища подается некая софт-духовность, поиск ответов на смысложизненные вопросы развивается в рамках общепринятых представлений и заблуждений. Вопрос о существовании Бога не поднимается в фильме ни разу, хотя герои периодически цитируют Священное Писание и даже называют космический корабль «Лазарь», намекая на желание воскресить человечество собственными усилиями.

Нет ничего удивительного, что семантика картины непоследовательна, путана и синкретична: она выражает мешанину самых разных идей и представлений, равноценно существующих и уживающихся в современном массовом сознании при полном отсутствии нравственной иерархии и экзистенциальной потребности в Боге. Современный человек постоянно ощущает угрозу со стороны непонятных и превосходящих его чуждых сил, действующих как вовне (государство, террористы, природные бедствия), так и внутри него (его собственные страсти). Он жаждет спастись, но не хочет прилагать для этого даже малейшего усилия, не желает предъявлять претензии к самому себе – вместо этого он ищет ответа в гаданиях, суевериях, научных теориях, полетах в космос, предпочитая молитвенному общению с Богом контакт с падшими духами.

Оправдание спиритизма (а именно с ним мы имеем дело в «Интерстелларе») подается под видом модной космической темы

То, что сегодня оправдание спиритизма (а именно с ним мы имеем дело в «Интерстелларе») подается под видом модной космической темы, свидетельствует лишь о бесплодности современной цивилизации, которая, не желая ни под каким предлогом обратить свой взор к Богу, вместо этого реанимирует самые пагубные заблуждения прошлого, рядя их в новые одежды, представляя собой жалкое зрелище, настоящее болото для всякой души, жаждущей света.

Полеты в космос, прохождение через «кротовую нору» и «черную дыру», холодное сияние межзвездного пространства, приземление на чужие планеты, снятые Ноланом эффектно и с размахом, пытаются утолить тягу современного человека к иллюзии, его усталость от одномерного прозябания в материальной сфере. Ведь неверие делает его духовно голодным. Потому так востребованы заблуждения прошлого, визионерство и «озарения».

Но вернемся к упомянутому нами противоречию, направляющему содержание картины, которое, собственно, и придает ей драматический нерв: большое внимание в ленте уделено общению космонавтов с родными, оставшимися на Земле, бессознательному ощущению ими неправильности ухода с нашей планеты. Концептуальный посыл «Интерстеллара» раскачивается как маятник между противоположными позициями С. Кубрика и А. Тарковского – режиссерами «Космической одиссеи 2001» и «Соляриса».

Потеря человеком созданного для него Богом дома неумолимо оборачивается его метафизической бесприютностью

Если для первого, размышлявшего в 1968 году в рамках зарождавшейся парадигмы «нью-эйдж», технические возможности человечества должны увести его с Земли, чтобы наладить диалог с инопланетными силами, то для второго – потеря человеком созданного для него Богом дома неумолимо оборачивается его метафизической бесприютностью, холодной пустыней космической станции.

Несмотря на всю мерзость сегодняшнего исторического момента, его откровенное богоненавистничество и узаконивание перверсий, о которых стыдно и говорить, он существенно отличается от 1960-х ощутимой тревогой перед будущим. Поколение хиппи и молодежных революций было полностью лишено страха, оттого его гедонистический угар был особенно жутким, безостановочно разрушительным.

Сегодня имеет место противоположная крайность: люди боятся всего на свете. Кроме Бога. Но, в отличие от живших в 1960-е, они не до конца уверены в том, что имеющиеся в их распоряжении духовные подделки способны утолить экзистенциальную жажду. Подспудная тревога, угрызения совести, неосознанное понимание того, что жизнь идет неправильно, страх потерять любимое и родное и стремление его сохранить – всё это вступает в конфликт с бесчеловечными ницшеанскими и сциентистскими теориями. Эта драма разворачивается внутри героев «Интерстеллара», внутри нас самих. А значит – для нас еще есть возможность покаяния.