«Мы всегда были государственниками»

В 2009 году решением Священного Синода Русской Православной Церкви была учреждена ежегодная Патриаршая литературная премия имени святых равноапостольных Кирилла и Мефодия «За значительный вклад в развитие русской литературы». Впервые она была вручена 26 мая 2011 года писателю Владимиру Крупину. В 2012 году лауреатами стали Олеся Николаева и Виктор Николаев, в 2013-м – Алексей Варламов, Юрий Лощиц и Станислав Куняев, в 2014-м – Валерий Ганичев, Валентин Курбатов и протоиерей Николай Агафонов.

Станислав Куняев

– Станислав Юрьевич, сегодня вы отмечаете свой очередной день рождения. Скажите, чем для вас был этот 82-й год жизни?

– Должен признаться, он стал одним из самых тяжелых. В творческом плане мне удалось не так много. Лишь в начале года удалось написать и издать книгу «У мрачной бездны на краю…», посвященную моему старинному другу Юрию Поликарповичу Кузнецову, увы, покойному. Мне постоянно мешали работать тревоги о судьбе Международного литературного фонда, который я возглавляю, сильнейшие переживания о болезни жены Галины Васильевны, о внуке Александре, перенесшем сложную операцию, длившуюся шестнадцать часов, причем врач не давал никаких гарантий успешного исхода. Да и сам я много времени провел на больничных койках. А тут еще ежедневные дурные новости из Украины и Новороссии… Я не из нытиков, но поверьте, в этом году я по-настоящему измотан.

– Невольно вспоминается ваше прекрасное стихотворение:

Живем мы недолго – давайте любить
И радовать дружбой друг друга.
Нам незачем наши сердца холодить,
И так уж на улице вьюга!

Давайте друг другу долги возвращать,
Щадить беззащитную странность,
Давайте спокойной душою прощать
Талантливость и бесталанность.

Ведь каждый когда-нибудь в небо глядел,
Валялся в больничных палатах.
Что делать? Земля – наш последний удел,
И нет среди нас виноватых.

– Вот я себе больничных палат и напророчил…

– Станислав Юрьевич, зная ваше творчество, нетрудно заметить, что вы отличаетесь от большинства лауреатов Патриаршей премии. В основном ее удостоились люди, которые на протяжении многих лет активно заявляли и заявляют о себе как о православных христианах. Ваше христианство запрятано глубоко, оно не декларируется так явно. Вышедшая в 2012 году книга «Любовь, исполненная зла» для почитателей так называемого Серебряного века русской поэзии стала как ледяной отрезвляющий душ. Многие не смогли смириться с вашей позицией осуждения нравов того времени. Я же в ней увидел строгий взгляд человека, рассуждающего с точки зрения сурового христианина. Взгляд, не побоюсь этого слова, почти инквизиторский. А ведь когда-то вы, как и многие в молодости, были жарким поклонником тех, о ком теперь так беспощадно пишете. Не случайно вы подарили мне эту книгу с такими словами в дарственной надписи: «Это мое прощание с Серебряным веком. Жалко – но делать нечего…» В вашем восприятии серебро почернело?

Дар христианский заложен в каждом из нас, но многие, кощунствуя, утрачивают его. Такими были поэты Серебряного века

– Серебро ведь при контакте с человеком окисляется… Что касается моего христианства, то не побоюсь показаться банальным и процитирую Тертуллиана, который говорил, что душа человеческая по природе своей христианка, ибо в минуты сильного потрясения стряхивает с себя всё наносное и оценивает мир с высоты христианских истин. И действительно, дар христианский заложен в каждом из нас, но многие относятся к нему легкомысленно, не пользуются этой драгоценностью. А иные настолько расточительны, что, кощунствуя, утрачивают сей Божий дар. Такими были и многие поэты Серебряного века. Я сильно увлекался ими где-то до возраста 35 примерно лет. Хотя и тогда умел отделять то, чем можно восхищаться, от того, чему подражать нельзя. Обожал у Блока всё, что у него написано о любви к России.

Россия, нищая Россия,
Мне избы серые твои,
Твои мне песни ветровые –
Как слезы первые любви!

Но я не мог не чувствовать враждебность эстетизации зла, которая присутствует у Александра Александровича в других стихотворениях. Радовался, когда из дыма и гари преисподней он устремлялся к свету:

Грешить бесстыдно, беспробудно,
Счет потерять ночам и дням,
И, с головой, от хмеля трудной,
Пройти сторонкой в Божий храм…

В романе «Идиот» Достоевский вкладывает в уста князя Мышкина ставшее крылатым выражение «Красота спасет мир», но еще четче в его же дневниках прослеживается мысль о том, что мир будет спасен совестью. Гениальный Пушкин неспроста написал «Египетские ночи», в которых Клеопатра продает себя, а в качестве платы берет человеческие жизни. Александру Сергеевичу хотелось показать: вот в какой мир, полный «восхитительного смрада», явился Христос Спаситель! Ахматова была, пожалуй, самой умной из всех женщин, прославившихся своими стихами. Но и при всем своем уме она не могла избавиться от почитания этого «восхитительного смрада» греха. И как дань ему выдала «Поэму без героя», посвященную всем, кто окружал ее накануне великих потрясений Первой мировой войны, революции, Гражданской войны. Всем, кто кружился в вихре плотских удовольствий, думая, что служат красоте, а на самом деле вверивших себя ужасному кукловоду. И жизнь наказала всех, кто покланялся темной, безбожной, хотя и эффектной красоте. О них книга «Любовь, исполненная зла». Моя любимая Цветаева, которая нравилась мне своим могучим темпераментом…

Тотьма 1985 открытие памятника Рубцову

– Мужским даже, быть может…

«Вседержитель моей души»… Стихи эти кощунственные: человек не может быть вседержителем души другого, ибо души наши принадлежат Богу.

– …да, почти мужским темпераментом, который в стихах ее бурлил, как сила, ничему не подвластная, – она поклонялась этой свободе, считала, что поэт – это стихия, способная сметать все преграды, включая преграды морали и нравственности, все законы бытия. Накануне революции она и люди, которые ее окружали, понимали, что несутся к гибели, но радовались этой гибели, считая ее великолепной. Эта погибель стала их идеалом. Потом расстреляли Гумилева, умер страшной смертью Блок, и Цветаева написала стихи, которыми я когда-то восхищался, покуда не понял цену этого восхищения. Там она называет Блока: «Вседержитель моей души». В молодости я не понимал, что стихи эти кощунственные, что один человек не может быть вседержителем души другого человека, ибо души наши принадлежат Господу Богу. Пушкин в свое время пришел к отторжению всего кощунственного, стал стыдиться, что написал в молодости «Гаврилиаду»…

– Более кощунственной поэмы нет в русской литературе! Горестно сознавать, что она вообще вышла из-под пера величайшего гения, что была написана по-русски.

– Да. Но ему потом стало страшно, что он ее написал, он даже пытался откреститься от нее.

И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,
Но строк печальных не смываю.

Зрелый Пушкин уже не играл в поэзию, а всю греховность и всю тяжесть мира он брал на себя и высветлял в своих стихах. Александр Сергеевич верил в бессмертие души. В отличие от многих поэтов Серебряного века, которых не смущало то, что их душа может попасть в лапы князя тьмы. Как будто жизнь – это азартная игра в карты: проиграл, ну так что же!..

– Судьбы многих из них напоминают мне судьбы самоубийц, которые пытались «красиво» покончить с собой, а в итоге лишь покалечились, остались жить изуродованными.

«Механизм гибели европейской цивилизации будет заключаться в параличе против всякого зла…» Это написано сто лет назад. И как сбывается в наше время!

– Разве не самоубийственно писать, как Цветаева, о «христианской немочи бледной» в «Поэме конца»? Которой я тоже когда-то, увы, восхищался. Страшно, когда люди живут, подобно Вальсингаму из пушкинского «Пира во время чумы». А сколько сейчас таких вокруг нас, живущих одним днем! В качестве названия для книги я взял строчку из Ахматовой, которая писала: «И, как преступница, томилась, любовь, исполненная зла». А вот нарочно к нашей беседе я приготовил выписку из сочинений Василия Васильевича Розанова: «Механизм гибели европейской цивилизации будет заключаться в параличе против всякого зла, всякого негодяйства, всякого злодеяния, и в конце времен злодеи разорвут мир». Это написано сто лет назад. И как сбывается в наше время! Европа находится в состоянии паралича против всякого зла.

– Станислав Юрьевич, а если бы следом за книгой «Любовь, исполненная зла» вы решили написать вторую часть – «Любовь, исполненная добра», кто стал бы персонажем этой книги?

Калуга 1986 г.

– А Толстой?

– В лучшие времена. Пока не дерзнул писать свое евангелие. До тех пор, пока он не стал играть в этакого гуру, пока не стал лжепророком. Толстой, написавший «Севастопольские рассказы», «Войну и мир», «Анну Каренину» стал величайшим писателем, потому что воспринимал мир в свете Божественного проявления. Мир, подчиненный Божиему замыслу.

– Не случайно век Пушкина и Тютчева именуется Золотым веком. Согласно мифологии, Серебряный век наступил после Золотого и был гораздо хуже. Получается, что по аналогии литература ХХ века должна именоваться Железным веком, который хуже Серебряного. Но как ни старались служители князя тьмы, произошло иначе. В советское время в литературу вернулась героика, то есть то, с чего вообще начиналась вся мировая литература. То, о чем сокрушались наши государи, когда видели в литературе «лишнего человека»: «Почему они пишут о лишних?! Разве нет в России подлинных героев?» Шолоховский Григорий Мелехов оказался лишним в водовороте всемирного крушения, но в душе-то он герой, стремящийся найти свой единственный и главный путь. Возможно, именно Шолохов и положил конец Серебряному веку. И открыл отнюдь не Железный век, а второй Золотой. Подспудно лучшие советские литераторы вели читателей к христианским, а не к антихристианским идеалам. К жертвенности во имя братьев своих.

– Вы совершенно правы, Александр Юрьевич, в отношении того, что в советскую литературу вернулась героика. Что же касается Шолохова, он, безусловно, страшнее кого бы то ни было показал раскол мира. В романе «Тихий Дон» огромное значение имеет сцена с убийством скромного мужичка по прозвищу Валет. Григорий натыкается в чистом поле на его могилу, над которой поставлена часовенка, а на часовенке надпись: «В годину смуты и разврата на осудите, братья, брата». И ожесточившийся Мелехов глубоко задумывается над смыслом этих строк, его душа воскресает. Шолохов сумел исчерпать и проанализировать всю силу зла, свалившегося на Россию, чудом не впал в отчаяние и безумие…

– И повел читателя к свету, которым озарен его великий рассказ «Судьба человека». Шолохов, Твардовский, Исаковский, Фатьянов, Смеляков, Заболоцкий, Шукшин, Рубцов и подобные им – вот, наверное, персонажи для книги «Любовь, исполненная добра»?

– И еще Ирина Головкина, роман которой «Побежденные», отредактированный вами, печатался в «Нашем современнике» в начале 1990-х, когда сметались все идеалы. Роман, пронизанный духом христианских истин.

– Как и многие другие произведения, опубликованные в журнале, которым вы руководите вот уже четверть века. Журнал, ставший уникальным, благодаря тому, что он вобрал в себя все лучшие традиции – и советские, и классические, и христианские. Журнал, объединивший вокруг себя писателей-патриотов. Когда Алексий II стал Святейшим Патриархом, одна из первых его встреч была с сотрудниками редакции «Нашего современника» в Чистом переулке, после того как в журнале напечатали его пасхальное обращение. Кстати, ни один другой журнал его не напечатал, а разослано оно было во все «толстые» журналы. К вашему 70-летию в 2002 году Святейший Патриарх Алексий II наградил вас орденом преподобного Сергия Радонежского.

– Среди наших авторов всегда было много людей, декларирующих свое Православие. Крупин, Ганичев, священники Ярослав Шипов, Николай Агафонов, Владимир Нежданов, Владимир Чугунов, Леонид Софронов, иеромонах Роман (Матюшин), архимандрит Тихон (Шевкунов) и многие другие. Мы публиковали «Самодержавие духа» митрополита Иоанна (Снычева). Напечатали первыми ваш роман «Поп», ставший событием в православной жизни, во многом благодаря и удачной экранизации.

Санкт-Петербург 1994 г.

– Можно сказать, что Патриаршая премия была присуждена вам в том числе и за то, что вы на протяжении 25 лет стоите у руля такого уникального журнала. Станислав Юрьевич, пользуясь случаем, хочу поздравить и с тем, что в этом году Президент России Владимир Владимирович Путин наградил вас орденом Дружбы за большие заслуги в развитии отечественной культуры и искусства, многолетнюю плодотворную деятельность!

– Спасибо, Александр Юрьевич! Среди невзгод, которые, как тучи, нависали надо мной в течение всего 2014 года, это награждение явилось как луч солнца.

– Недавно вы, пользуясь своим лауреатством, обратились с открытым письмом к Святейшему Патриарху Кириллу, призвали его помочь спасти Литературный фонд России от нападок со стороны чиновников. Письмо было оглашено с высокой трибуны Всемирного Русского Народного Собора, который Святейший Патриарх возглавляет. Основанный в середине XIX века, получивший высочайшее утверждение государя императора Александра II, Литературный фонд являлся одной из немногих инстанций, куда русский писатель, чаще всего бедный, живущий случайным и нестабильным заработком, мог обратиться с криком о помощи. Восстановленный после революции 1917 года и в особенности после создания Союза писателей СССР, Литфонд стал мощной организацией. Особенно в послевоенное время. В его задачу входило оказание членам Союза писателей материальной поддержки, обеспечение жильем, строительство и обслуживание писательских дачных поселков, медицинская и санаторно-курортная помощь, предоставление путевок в дома творчества, коих было немало по всей территории Советского Союза. Всё это рухнуло вместе с некогда могучей советской державой. Накопленная собственность была во многом утрачена, русские писатели вновь оказались лишены поддержки. С огромным трудом удалось хоть как-то сохранить в прошлом сильный и богатый Литературный фонд страны. Сейчас настало время обновления всей общественной литературной жизни. Русские литераторы устали от существования множества писательских организаций, которые, подобно лебедю, раку и щуке, тянут воз во все стороны на потеху всему российскому обществу. Надоели склоки, бесконечные взаимные обвинения, судебные тяжбы, оскорбительная для великой русской литературы окололитературная возня. Но какие бы изменения ни происходили, в каких бы новых формах ни существовала писательская общественная жизнь, ясно и очевидно одно – Литературный фонд должен получить поддержку, как во времена Александра II и Сталина, на высочайшем уровне, его должны возглавлять люди, чье сердце по-настоящему болит о судьбах собратьев по перу. И таких людей много.

Руководители государства должны опираться не на олигархов, а на людей литературы и искусства. Ведь мы всегда были государственниками.

– Для России свойственно соборное мышление, поскольку нам всегда приходилось выживать во враждебном мире. Наши писатели постоянно стремились к созданию своих сообществ. Так был основан Литературный фонд. Ему уже почти 150 лет. А сейчас Министерство юстиции собирается его уничтожить. Этого допустить нельзя! Вместо того чтобы работать на благо наших писателей, нам, руководителям Литфонда, приходится постоянно судиться за свое выживание. Вчера, накануне моего дня рождения, я снова весь день провел в суде. И этому пока не видно конца. Придирки основаны на вопиющих мелочах. Зачем нужно разрушать существующую писательскую организацию, я не понимаю. Руководители государства должны опираться не на олигархов, а на людей литературы и искусства. Ведь мы всегда были государственниками, не мы кричим на Болотной площади: «Долой Путина!» Печатающиеся в «Нашем современнике» Александр Проханов, Николай Иванов, Захар Прилепин, Сергей Шаргунов и другие ездят в Новороссию поддерживать тех, кто борется против неофашизма. Мы всегда были заступниками Церкви, наши писатели поддерживали все церковные мероприятия, начиная с празднования 1000-летия Крещения Руси. Наши писатели всегда в первых рядах на ежегодных праздниках Русской письменности, основанной Кириллом и Мефодием. И везде мы за Церковь и за государство. Однако именно на нас сейчас нацелен удар. Мы ждем заступничества и от Предстоятеля Церкви, и от Президента России.

– Дай вам Бог сил! Станислав Юрьевич, мало кому известно ваше православное имя. Ведь в святом крещении вы – Стахий. Расскажите, как вас крестили.

– Ну, начать надо с того, как я стал Станиславом. Я родился в 1932 году, когда был заключен договор с Польшей о ненападении. Отец мой внимательно следил за политикой и в знак поддержки возрождения дружбы с Польшей уговорил маму назвать меня польским именем. В тех краях, где я вырос, был храм святого Георгия, он никогда не закрывался. Я часто заходил туда. Но в основном чтобы погреться. Еще я был влюблен в одну девочку, родители водили ее в храм, и я тоже туда шел, чтобы быть рядом. При удобном случае подержать ее за руку. И навсегда запомнил церковь как нечто приятное: тепло, рядом эта девочка…

– Какое трогательное воспоминание!

– А через много лет кроме польского имени Станислав появилось православное имя Стахий. У меня были хорошие друзья – глубоко верующие художники Искра Бочкова и Алексей Артемьев. Начиная с 1980 года они приучали нас с женой к Церкви, снабжали книгами святых отцов, открывали нам мир Игнатия (Брянчанинова), Иоанна Кронштадтского, возили в Оптину пустынь, Шамордино, Троице-Сергиеву Лавру, Псково-Печерский монастырь, Пюхтицу, Святогорский монастырь, Дивеево, Саров… Словом, мы тогда объездили все святые места России. Вместе с нами ездил скромный студент ВГИКа Гоша Шевкунов, которого они опекали, как и нас с Галиной Васильевной. Вскоре он стал послушником Псково-Печерского монастыря, духовным чадом отца Иоанна (Крестьянкина). Благодаря ему и моим друзьям-художникам я наконец созрел духовно к принятию таинства Крещения, которое состоялось в храме Живоначальной Троицы на Воробьевых горах, неподалеку от университета. В нем перед советом в Филях молился Кутузов. 13 ноября совершается память шести апостолов от 70-ти, среди которых есть Стахий, рукоположенный в сан епископа Византийского самим Андреем Первозванным. Стахий и Станислав – оба имени начинаются на «Ста»… Так во святом крещении я сделался Стахием.

– А как, где и когда вы повенчались с Галиной Васильевной?

– Это целая история, во многом забавная! Еще в начале 1960-х годов (мне было едва за тридцать) я дружил с Вадимом Кожиновым, Анатолием Передреевым, Владимиром Соколовым, Игорем Шкляревским и Николаем Рубцовым. Однажды эта наша развеселая компания два-три дня подряд кутила, не заходя домой. Сначала у Кожинова, потом у Рубцова в общаге… И вот, возвращаясь к жене, я решил сочинить покаянное стихотворение. Воспользовался тем, что она несколько раз спрашивала меня, не хочу ли я с ней обвенчаться в Церкви. И появились следующие строки:

Всё забыть и опять повстречаться,
От беды и обиды спасти,
И опомниться, и обвенчаться,
Клятву старую произнести.

Чтоб священник, добряк и пропойца,
Говорил про любовь и совет.
Обручальные тонкие кольца
Мы подарим друг другу навек.

Ты стояла бы в свадебном платье,
И звучала б негромкая речь:
«И в болезни, и в горе, и в счастье
я тебя обещаю беречь!»

И опять мы с тобой молодые.
А вокруг с синевою у глаз
С потемневших окладов святые
Удивляются, глядя на нас.

На следующий день мы обвенчались. Храм был пустой, открытый только ради нашего события…

Жена встретила меня неласково, но когда я прочитал ей эти стихи, смягчилась: «Есть-то хочешь?» Так я был прощен. Прошло 30 лет. Однажды между нами возникли какие-то разногласия, и я сказал Галине: «Ну что ты на меня дуешься? Вот посмотри, ведь я исполнил все твои просьбы. О чем бы ты меня ни просила в жизни». А она мне: «Не все». – «Что же я не исполнил?» – «Ты обещал повенчаться!» – «Завтра же исполню и это обещание!» Я тотчас позвонил нашему старому и хорошему другу. Только теперь он был не Гоша Шевкунов, а игумен Тихон, нынешний архимандрит, а тогда его только что назначили наместником Сретенского монастыря. И на следующий день он совершил таинство венчания. Храм был пустой, открытый только ради нашего события. Кроме нас с женой и отцом Тихоном – хор и небольшой круг самых близких друзей, среди которых друзья-художники, приведшие нас к Церкви, – Алексей и Искра. Причем кольца я как раз накануне купил в Багдаде…

– Очень хорошо это помню. Мы с вами тогда вместе в Ирак ездили. О той поездке я написал рассказ «Багдадское небо». Он был опубликован сначала на сайте «Православие.ру», а потом в «Нашем современнике». И помню, как вам на багдадском бурлящем рынке чем-то приглянулись два золотых колечка. Вы тогда сказали мне: «А вдруг я возьму да и решусь обвенчаться с Галей…» Это было весной 1995 года.

– И в том же 1995 году мы повенчались!..

– А с архимандритом Тихоном (Шевкуновым) вы часто общаетесь?

– Постоянно. Кстати, первые главы его книги «Несвятые святые», ставшей огромным событием в литературной жизни России, впервые печатались в апрельском номере «Нашего современника» за 2011 год. Ждем от отца Тихона новых шедевров.

– И от вас тоже. Дорогой Станислав Юрьевич! Поздравляем вас с днем рождения, желаем избавления от всех невзгод и напастей! И – написать книгу «Любовь, исполненная добра».