О Священном Писании и честном искусстве

«Если мы называем себя христианами, то вполне логичным является наше знакомство с главной Книгой Православия. А знакомство это в настоящее время я бы не назвала полным и качественным, к сожалению, – говорит научный сотрудник Вологодской областной картинной галереи Мария Андреевна Минаева. – Даже в повседневной жизни мы окружены библейскими символами и понятиями, а наше русское, да и классическое европейское искусство насквозь пропитано Библией, из нее оно выросло. Чтобы понимать искусство, нужно знать Священное Писание. И наоборот – ответственно подходя к знакомству с искусством, любя его, мы получаем прекрасную возможность лучше узнать и понять Слово Божие». Мы беседуем с Марией Минаевой после прочитанной ею лекции «Библейские сюжеты в русской живописи».

Мария Минаева

– Джон Фишер, американский психиатр, сказал замечательные слова: «Уже 2000 лет христианский мир держит в руках текст, в котором есть все без исключения ответы на смятенные и бесплодные вопросы человечества». Священное Писание недаром называется Книгой Книг. Это база, основа человеческой культуры, европейской и русской. Это Книга, в которой есть ответы на все вопросы, а любое искусство, в том числе и изобразительное, эти ответы ищет. Живопись совсем не исключение. И очень важно даже не то, что художники изображают библейских пророков или Иисуса Христа с апостолами, а то, что они размышляют над проблемами и нравственными бедами своего времени, изображая их.

– Можно ли говорить о сколь-либо полноценном искусстве, его понимании в отрыве от Священного Писания?

Когда мы говорим о нравственной составляющей искусства, это уже разговор о христианстве

– Говорить об искусстве в отрыве от Священного Писания? Теоретически, да, можно. Практически – никак не получается. Искусство, не несущее в себе серьезной нравственной составляющей, мы не можем назвать настоящим, высоким искусством. Например, шедевры мировой литературной классики всегда поднимают трудные вопросы. А трудные вопросы – это те, которые говорят нам о человеческих страстях и преодолении их. А это уже – область духовная. То же самое мы можем сказать и об изобразительном искусстве. И совсем не обязательно, чтобы художник изображал Христа. Есть множество примеров, когда христианство присутствует незримо в произведении. Ведь когда мы говорим о его нравственной составляющей – это уже разговор о христианстве.

– Если, как вы рассказывали на лекции, для некоторых направлений в живописи более важны формы (красота человеческого тела, например), чем содержание, то почему имеет все-таки смысл знать содержание? Ну, царь Давид, например, – красивый, великомученик Севастиан – страдающий. А зачем мне знать книги Царств, историю Церкви и т. п.? Тело красивое, и ладно – вот и вся духовность.

И.Н.Крамской (1837 – 1887). Христос в пустыне

Библейские судьбы очень драматичны, и для художника осмысление такой судьбы – бесценный клад

– Наверное, это беда нашего времени – не желать знать то, что выходит за рамки наших сиюминутных потребностей. По поводу красивого Давида – да, здесь можно говорить о мастерстве художника, о пластике и экспрессии изображенного человеческого тела, еще о чем-то… Но всё это средства, а цель всё-таки – идея и замысел произведения, то, что чувствует, чем дышит художник. Другое дело, что для определенного времени техника исполнения ставилась впереди содержания, но, глядя на то, как живописцы, не имевшие возможности получать образование не в условиях и требованиях Академии художеств, стремились выйти на какой-то другой уровень, понимаешь, что для них важно было не то, что Давид красивый, а кто он такой, и в чем его беда была, и в чем преодоление этой беды. Ну, и потом – библейские судьбы очень драматичны, а для художника осмысление такой судьбы – бесценный клад. Я хочу сказать, что при всех особенностях классической академической живописи художники прекрасно знали Священное Писание. Иначе тогда не мог существовать человек. Давид – просто красивый человек? Да, а тогда скажите, пожалуйста, почему же его называют царем, пророком, псалмопевцем? Мучение истерзанного стрелами святого Севастиана – а за Кого он мучается и почему, не подскажете? Что заставляет его, военачальника, выбрать мучения, но не отречься от Христа? – Узнаем ли мы ответ на эти вопросы, обращая внимание только на формы художественного произведения, оставляя в стороне главное, внутреннее его содержание? И так далее. О каждом произведении искусства можно сказать, что «внутри» оно шире, больше, богаче, чем кажется при поверхностном взгляде только и исключительно на его форму. Вот «Христос в пустыне» Крамского – а все ли видят, как построена картина? Композиционно она представляет собой крест: вертикальная фигура Христа и горизонт пустыни – а это уже повод говорить о Крестной жертве Спасителя. Настоящее произведение искусства – это же не просто картина, оно дает работу и голове, и хорошо, если сердцу человека.

Семирадский Г. И. "Христос у Марфы и Марии"

– Скептики скажут: а не слишком ли велики эти притязания, эти ваши претензии? Государство у нас, как известно, светское – зачем мне эти ваши Библии? Искусство, духовность и религия – совершенно разные вещи. А вы еще детей, молодежь в вашу религию впутать хотите, вот. Это – насилие над личностью. И вы, настаивая на знакомстве со всякими Библиями, лишаете людей свободы. Вы – фанатики.

Нравственные посылы видят в чем угодно: в сказках, мифах, легендах – но не в Священном Писании!

– Я знаю о тех претензиях, которые сейчас предъявляет светская либеральная интеллигенция по поводу изучения Библии детьми. Это очень печально. Потому что мы видим нравственные посылы в чем угодно – в сказках, мифах, легендах, произведениях постмодернистов, которые зачем-то сейчас массово включают в школьную программу, но не в Священном Писании. Человек не может называться образованным, не прочитав Библии. Хотя бы потому, что это основа культуры нашей, истории. И еще: по-моему, любое знание ценно, и отказываться от него… мягко говоря, странно. Поэтому, когда я слышу крики насчет того, что «мне всё равно, где в храме находится солея эта ваша несчастная!», мне жаль этих людей. Они сознательно лишают себя и мировой, и национальной культуры. И не в солее дело. Дало в подходе.

Явление Христа Марии Магдалине после Воскресения. А.А. Иванов 1834

Последствия разделения искусства на религиозное и светское? Это закономерное разделение – наверное, иначе не могло быть. И в светском искусстве много замечательного, важного, необходимого людям. И в нем есть отсвет Божественной истины. И вообще, многие «светские» произведения искусства по сути являются гораздо более христианскими, чем бездарные романы о благочестивеньких девушках или ужасные сказки для детей, в которых звери беспрерывно молятся. Но есть последствия и печальные. Например, забытая, замазанная поздними поновлениями на протяжении двух столетий русская иконопись.

– Во всяком ли произведении искусства – я говорю о настоящем искусстве, а не о самодовольных и саморазрушительных подделках под него – можно увидеть духовную пользу для себя, на ваш взгляд? Вот есть картина Перова «Чаепитие в Мытищах». О какой духовности тут вообще можно говорить? Не клевета ли это на Церковь, не «оскорбление ли чувств верующих»?

«Чаепитие в Мытищах»

– Отвечу словами архимандрита Тихона (Шевкунова): «Чем отличается выставка “запретного искусства” от картины Перова “Чаепитие в Мытищах”? В “запретном искусстве” отвратительный цинизм, а у Перова – обличение. Боль и обличение, за которое мы должны быть только благодарны». Тут я полностью согласна с отцом Тихоном и благодарна ему за честные слова, исполненные, думаю, боли. Так что да, на мой взгляд, в любом настоящем произведении можно найти повод для духовных переживаний – как добрых, так и тревожных. Важно то, что ориентир, вектор этих произведений, во-первых, честный, а, во-вторых, направлен к Богу. Думаю, гости наших «Библейских вечеров» убедились в этом.