Барак и ГУЛАГ

После первоначальной полной конфузии остатки оппозиционных сил все же сумели организовать контратаки по двум направлениям.

Сперва в ход было пущено испытанное обвинение в том, что всякая неоппозиционная уличная активность есть активность искусственная. Нагнали бюджетников, позвали наемных манифестантов, за умеренную плату готовых участвовать в какой угодно демонстрации, и в результате таких административных усилий получили полмиллиона участников по Москве, а по всей стране — двенадцать миллионов. Ибо не могут же такие сонмы людей выйти на улицу без кнута, без подачек и к тому же не за нас. Та мысль, что могут, но, конечно же, не за вас, в умы прогрессивной общественности не вмещалась.

Поскольку такая контрпропаганда подействовала только на саму прогрессивную общественность, а более широкая публика в нее оскорбительно не поверила, был предложен встречный маневр — ответим на шествие другим шествием.

А именно: организуем «Бессмертный барак» или «Бессмертный ГУЛАГ», участники которого по образцу «Бессмертного полка» прошествуют, держа в руках портреты своих родственников, ставших жертвами коммунистического режима. Ибо если можно почтить память павших на войне и участников войны, то должно почтить и побывавших в ГУЛАГе. Тем более — скончавших там свои дни.

Против самого начинания в принципе невозможно возразить, его можно только приветствовать, проблема исключительно в деталях.

Музей "Пермь-36"

Начиная с названия. Изобретатели совсем не владеют русским языком, ибо не понимают разницы между полком и бараком, а равно ГУЛАГом. «Полк» — слово либо нейтральное, обозначающее войсковую единицу, либо возвышенно-поэтическое («Слово о полку Игореве»), либо даже мистическое («небесные полчища» = «воинство небесное»). Слово же «барак» и аббревиатура ГУЛАГ никакого возвышенного значения не имеют, зато имеют вполне негативный смысл. От того, что к ним будет присоединен эпитет «бессмертный», этот негативный смысл будет только усилен. Не просто ГУЛАГ, унесший миллионы жизней, но все-таки принадлежащий прошлому, а ГУЛАГ бессмертный, т.е. по-прежнему поглощающий безвинные жертвы, причем с этим чудовищем ассоциируют себя манифестанты — подобно тому как с «Бессмертным полком» ассоциировали себя люди 9 мая.

Не любите духовные скрепы — значит, не любите, но для такой скрепы, как русский язык, желательно сделать исключение, если хотите, чтобы люди вас понимали.

Однако название — дело наживное, можно придумать и получше. Главная сложность — в общей неясности с тем, чьи портреты предполагается нести в «Бессмертном бараке». В случае с полком все было прозрачно — портреты сражавшихся за нашу Родину против нацистской Германии в Великой Отечественной войне, которая длилась с 22 июня 1941 года по 9 мая 1945 года. Когда началось, когда закончилось и кто был враг, достаточно понятно.

Кто был враг «Бессмертного барака», тоже понятно — советское государство, ибо кто же еще. Другие субъекты не просматриваются, если не предполагается нести также и портреты жертв уголовной преступности — «Моего деда-сторожа убила «Черная кошка», пойду и я на марш». Но советское государство развязало террор уже в 1918 году, а последние аресты по политическим статьям имели место еще в начале 1980-х . Если враг — советское государство, то портреты должны относиться к эпохе 1918-1985 годов.

Для простоты примем, что на портретах должны быть изображены лишь жертвы политических статей. Правда, на заре советской власти стреляли много, но с писаными кодексами было не очень ясно, но уж с 1926 года, когда явилась знаменитая 58-я, и до 1985-го, когда действовали уже ст. 70 и 190-1 из хрущевского кодекса, все вроде бы ясно. Жертв хозяйственных статей и, допустим, статьи за мужеложство рассматривать не будем (хотя почему, собственно?). Неясно, правда, куда отнести раскулаченных — для них статьи не придумывали, обошлись и так.

Но даже и со статьями чисто политическими вряд ли получится большое единение. Если на фронте было понятно, кто враг, то на фронте внутреннем враг был очень многообразен. От монархистов, белых офицеров и духовенства до сотрудников НКВД (все-таки три гэбистских потока тоже было), пламенных (и даже не очень пламенных) троцкистов, коммунистов-ортодоксов, а также полицаев и власовцев (их ведь тоже судили по 58-й). Изрядную долю среди пострадавших партийцев составляли те, которые прежде послужили палачами других партийцев (и беспартийных — это уже само собой).

С точки зрения окончания гражданской войны и примирения, наверное, действительно нужно закончить старые споры и не поминать былое лихо. Правда, как это вяжется с речами о необходимости люстрации, весьма популярными в той самой среде, откуда исходит начинание с «Бессмертным бараком», — а ведь среди предков иных нынешних освободителей можно такого налюстрировать, что хоть вон святых неси, — все это выглядит глубоко диалектическим противоречием. Или неумением думать хотя бы на полтора хода вперед.

Но как потомки разных жертв всеподметающей 58-й будут сливаться в дружном единении — например, Е.К. Лигачев с бр. Дзядко, — моя фантазия для этого слишком слаба. Боюсь, не только моя. Если же единения, сопоставимого с единением участников «Бессмертного полка» не будет, а будет либо свара, либо, что более вероятно, очередное мероприятие «Эха дождя» с соответствующим составом и численностью участников, то зачем изобретать велосипед. Такие мероприятия и прежде имели место, но большого примирения в обществе не произвели и в качестве достойного ответа «Бессмертному полку» выступать никак не могли.

Достойно и правильно было бы сказать всем жертвам гражданской войны, бушевавшей в России почти весь XX век: «Спите спокойно, это не повторится», но для этого надо для начала хотя бы не разжигать новую революцию.