Проверь, насколько ты – Джованни Дрого, где твоя крепость и чего ты ждешь

Жизнь человека во времени – одна из главных тем светской культуры. И лучшие ее представители не уставали предупреждать: жизнь коротка, не растрать ее на пустяки, задумайся, зачем и как ты живешь. Об этом – и творчество итальянского писателя, драматурга и журналиста Дино Буццати (1906–1972).

***

Дино Буццати

Родившийся в итальянском городе Беллуно – под покровом святого Мартина Турского – писатель и драматург Дино Буццати был наделен беспощадным даром чувствовать жизнь как поток времени, разрушающий все человеческие разумения и творения. В России его биография известна еще меньше, чем отдельные его произведения.

Получив в Милане диплом юриста, свою журналистско-писательскую карьеру Буццати начал в «Коррьере делла Сера» – одном из самых уважаемых изданий Италии. Впоследствии исследователи творчества Буццати отмечали, что именно корреспондентские статьи и очерки, текстовые репортажи с места событий отточили реалистичную манеру его письма. Это природно-приобретенное качество позволяло писателю совершенно «буднично» и безыскусственно вводить в свои сюжеты любых фантасмагоричных персонажей, экспериментировать с сюжетными линиями, не скатываясь в банальный абсурдизм и графоманскую безвкусицу.

Первые годы Второй мировой войны Буццати находится в Африке, занимаясь своим любимым делом – описывая видимое в качестве журналиста при ВВС Италии. К этому времени уже написаны сочинения, отмеченные своеобразным авторским стилем: «Барнабо с гор», «Загадки старого леса», «Татарская пустыня».

Официальное признание писатель получает за сборник «Шестьдесят рассказов» в 1958 году – ему вручена престижная литературная Премия Стрега. Прожив в браке всего восемь лет, Буццати умирает в 1972 году от рака поджелудочной железы. Его последний рассказ «Полк уходит на рассвете» во многом автобиографичен – в нем отразились предсмертные размышления, поиски ответов на главные вопросы бытия самого писателя.

В произведениях Дино Буццати срабатывает «душа-христианка» и открываются горизонты христианских смыслов

Дино Буццати – это не тот случай, когда примером для других служит сама жизнь человека (и его душевные метания в финальной стадии болезни этому доказательство). Буццати – тот случай, когда, несмотря на блуждания на личном уровне (как, например, у Л.Н. Толстого), во многих произведениях писателя срабатывает «душа-христианка» и открываются горизонты христианских смыслов.

Обостренное восприятие Буццати текущего из пропасти в пропасть времени еще более обнажало условность зримого, внешнего, за которым монументально сияет вечное.

***

Фрагмент из фильма «Татарская пустыня»

Одна из самых известных его книг (причем ранних) – «Татарская пустыня». Роман 1940 года задает тональность всех остальных произведений, на его примере ярко виден авторский стиль. Молодой офицер Джованни Дрого отправляется в передовую крепость Бастиани, чтобы на границе пустыни отразить нашествие татарских полчищ, которые вот-вот должны нагрянуть. Он полон сил, решимости, мужества. Да, жизнь впереди, и в ней есть место подвигу.

Потом, спустя много напрасных лет ожидания и предвосхищения геройской битвы, в которой подобало красиво и не зря умереть, Дрого, видимо, часто думал: как же так незаметно прошла его жизнь?

Вот он молодой, только из Королевской академии, в крепости надо послужить всего-то два года (засчитается за четыре – за этим все офицеры и рвутся сюда), вот первое знакомство с капитаном Ортицем, вот он впервые почувствовал одиночество в чуждом ему форте, и даже мелькнула мысль «вернуться, пока не поздно», но нет-нет, обстоятельства закручиваются изворотливым удавом, и Джованни остается.

Офицер ждал противника, который стал целью и смыслом жизни. Увидеть его – и победить. Тогда всё не напрасно

Потом? Потом начинаются будни, как всегда однообразные, не отделимые друг от друга. Вспомнить каждый день нельзя, но ведь каждый из дней был чем-то наполнен, каким-то осознанным содержанием. Разные мысли и чувства мелькали: «А может всё это зря? Может, я не тем занимаюсь? Зачем всё это?» Но офицер ждал противника. Он, противник, скрытый пустыней враг, стал целью и смыслом проживания жизни. Увидеть его – и победить. Тогда всё не напрасно.

И горизонт, наблюдаемый дозорными крепости, часто дарил миражи: да, вот продвигается вражеское войско, сейчас грянет битва. Но нет. То ли раскаленный солнцем песок, то ли воспаленная фантазия рисуют картинки, существующие лишь в отдалении.

Та, какая-то более «живая» жизнь, прошлая, до Бастиони, пыталась проникнуть в будни Дрого – первая любовь могла превратиться в брачный союз – но нет, что-то уже не клеилось. Построить настоящее на камне того, «как было раньше», не удалось: и он другой, и она – другая. Значит, опять в крепость, опять ждать.

Фрагмент из фильма «Татарская пустыня»

Куда-то пролетели лучшие годы Джованни Дрого. Он уже не молод – нет, он не старик, он просто уже не молод. Молодость прошла. Переводиться из крепости? Но куда, зачем? А зачем тогда столько лет отдано ожиданию полумифических полчищ? Если уж начал, доведи до конца. Может быть, ты и не хотел, но служение крепости стало делом твоей жизни. И что ты теперь значишь без него, без этого форпоста, ставшего твоим домом, тюрьмой, монастырем и убежищем?

«Время между тем проносится быстро. Неслышно, но всё более стремительно отмеряет оно течение нашей жизни, и невозможно задержать даже мгновение – просто для того, чтобы оглянуться назад.

Хочется крикнуть: “Остановись, остановись!” Бесполезно. Всё, всё уносится назад: люди, весны и зимы, облака, – и зря мы цепляемся за камни, за верхушку какой-нибудь скалы: уставшие пальцы разжимаются, руки безвольно падают, и всё дальше несет нас река времени, с виду вроде бы медленная, но безостановочная.

С каждым днем Дрого всё отчетливее чувствовал таинственную разрушительную силу времени и тщетно старался сдержать ее. В однообразной жизни Крепости ему не хватало ориентиров, и часы ускользали прежде, чем он успевал сосчитать их».

Мы выбрали неверный путь, но что теперь? Быт очерчен, колея протоптана, нет сил для экспериментов

Не знаю, сколько именно, но точно больше половины людей почти половину жизни занимаются не тем. Еще столько же не тем занимаются всю жизнь. Да, говорят они, тогда, в молодости, мы выбрали неверный путь, но что теперь? Быт очерчен, колея протоптана, нет сил для экспериментов. Может быть, Дрого тоже понял, что всё – иллюзия жизни, что вся его карьера – пустышка, но что делать? Что сделать?

Уйти прямо сейчас, незамедлительно и безапелляционно? Убежать, плюнув на все военные и гражданские законы? Исчезнуть и начать жизнь с чистого листа, как будто никогда и не было этой крепости и татарской угрозы?

Что сделать Джованни Дрого?

«У него был месячный отпуск, но прошло только двадцать дней, а он уже спешит обратно: город стал для него совершенно чужим, старые друзья преуспели, заняли солидное положение в обществе и здороваются с ним небрежно, как с простым офицером. Да и родной дом, по-прежнему любимый, вызывает у Дрого лишь чувство щемящей жалости».

Нет-нет, и там, где была какая-то жизнь, в родном городе, он не чувствует себя счастливым. Город будто говорит ему: «Ты выбрал не меня, променял на какую-то крепость. Так зачем же ты приехал? Ты хочешь, чтобы я просто так подарил тебе радость?» И город не дарит ему никакой радости… Радость осталась только в его воспоминаниях, но, как часто описывает Буццати и в других своих книгах, человеческая память слишком ненадежна, отражает ли она хоть сколько-нибудь реальность, или всё в ней хранящееся давно стало сюрреалистичной выдумкой – никто не скажет точно.

«Итак, Дрого вновь поднимается из долины к Крепости, только жизнь его стала короче на целых пятнадцать лет. Однако он не чувствует в себе особых перемен: время промчалось до того быстро, что его душа не успела состариться. И хотя смутная тревога о безвозвратно ушедшем времени с каждым днем заявляет о себе всё сильнее, Дрого упорно не расстается с иллюзией, что самое главное у него еще впереди. Джованни терпеливо ждет своего часа, который всё не наступает, он не думает о том, что будущее страшно укоротилось, что оно уже не такое, как прежде, когда казалось чуть ли не бесконечным – этаким неисчерпаемым богатством, которое можно тратить без оглядки».

«Тратить без оглядки» – сколько таких часов потрачено? На что, ради чего, ради кого?

Дрого всегда поднимался по лестнице, перепрыгивая две ступеньки. Но вот настал день, когда ни одна ступенька не пропущена…

«Но он и представить себе не мог, что тот вечер был очень печальной вехой на его пути, что на тех ступеньках, в ту именно минуту кончилась его молодость, что на следующий день его образ жизни станет уже другим и былое не вернется ни завтра, ни послезавтра. Никогда».

Фрагмент из фильма «Татарская пустыня»

Наступает грозный для не подготовленных момент – смена поколений, процесс, о котором раньше никогда не задумывался. Зачем, если вся жизнь – моя, для меня, про меня? Я и есть главный герой этой жизни. Жизнь потому и есть, что есть я. Без меня ее представить-то невозможно. Джованни, может быть впервые в жизни, узнает в другом, во вновь прибывшем лейтенанте Моро – себя. Только с той разницей, что между ними – целая человеческая жизнь. И это узнавание почему-то неприятно…

«Только тут до сознания Дрого доходит, что за это время сменилось целое поколение, что он уже перевалил через роковую черту, в лагерь стариков, к которому, как ему показалось в тот далекий день, принадлежал Ортиц. И вот, разменявший пятый десяток, не совершивший в жизни ничего значительного, оставшийся без детей, без единого близкого существа на всем белом свете, Джованни растерянно озирается по сторонам и чувствует, что его жизнь покатилась под уклон».

Здесь, безусловно, важно спросить Дрого: «А шла ли его жизнь когда-либо вверх, по восходящей?» От какого «А» к какому «Б» шла его жизнь?

А моя жизнь? А твоя?

«На лице Джованни появились морщины, его волосы поседели, походка стала не такой легкой, как раньше; поток жизни уже отбросил его в сторону, туда, где у закраин бурлили воронки, – а ведь ему еще не было и пятидесяти».

Уже старожил крепости, Дрого пытается предупредить лейтенанта Моро, что остаться здесь даже на четыре месяца – ведь и с ним когда-то проделали такую же коварную штуку – это огромная ошибка. Мираж засосет тебя, втянет в свою игру. «Беги, Моро, беги» – но нет, «какая-нибудь глупая мелочь» всегда мешала их разговору. Казалось бы, мелочь, да еще глупая, а мешала сказать важные – может быть, самые важные в жизни молодого лейтенанта Моро – слова. Значит, это – не мелочь.

Старшее поколение офицеров с каждым днем чувствует всё большую тревогу – времени всё меньше. Надо найти какой-то понятный, удовлетворительный смысл в прожитом, без этого невыносимо трудно спокойно стареть. Без этого страшно умирать.

«Вехи, которые когда-то казались почти фантастическими, настолько они были далеки, вдруг замаячили довольно близко, напоминая о быстротечности жизни. Всякий раз, чтобы найти в себе силы тянуть лямку и дальше, нужно было придумывать какую-то новую систему, новые точки отсчета и утешаться тем, что другим еще хуже».

Вот он – удел «секулярного» человека – всё время «придумывать какие-то новые системы, новые точки отсчета»

И вот он – удел «секулярного» человека – всё время «придумывать какие-то новые системы, новые точки отсчета». Во-первых, придумывать – сочинять, конструировать своим беспомощным умом. Во-вторых, системы отсчета – конструкции человеческих разумений, которые всегда дают трещину и так подло и предательски разваливаются в моменты настоящих испытаний. «Утешаться тем, что другим еще хуже» – вот поистине единственное лекарство от муки оставшимся по своей воле без Врача заблудшим людям.

«Теперь он действительно изменился. Ему пятьдесят четыре года, он уже майор и помощник коменданта немногочисленного гарнизона Крепости. Еще недавно перемены в нем как-то не бросались в глаза и его никак нельзя было назвать стариком. Время от времени, хотя и не без труда, он для разминки делал круг-другой верхом по плацу. Потом Дрого начал худеть, лицо его приобрело неприятный желтоватый оттенок, мышцы сделались дряблыми».

Это портрет, который заставляет попрощаться почти со всеми иллюзиями. Силы оставляют его – хотя и болезни вроде утихли – но сил всё равно всё меньше и меньше.

Будет ли наконец эта битва, ради которой я здесь потерял всю свою жизнь?

Финал романа прочитаете сами. Дино Буццати заражает физическим чувством стремительного течения времени. Христианство давно ответило на главные вопросы жизни и смерти. О том, что умрем и, по меркам вечности, совсем скоро, знаем прекрасно.

Но мы строим свой замок на границе пустыни, ставим себе романтическую, героическую цель (заработать много денег – это тоже романтическая мечта; тот, кто жаждет этого, не думает же сидеть сложа руки в окружении денежных мешков), изо дня в день служим этой своей цели, укрепляем себя в вере, что так оно и надо, и гоним прочь тревогу, вызванную неизбежным сокращением отведенного нам будущего.

Экзистенциальные тупик и головоломка, которые нельзя решить без Создателя всего сущего.