Найти писателя, найти читателя

В Год литературы, который пока еще длится, о литературе и книгах, о том, где любителям чтения найти настоящих писателей и как писателям отыскать дорогу к своему читателю, убьют ли гаджеты книгу и применимы ли «экстремистские санкции» к литературе, беседуем с Андреем Василевским – главным редактором «Нового мира» – самого значимого вот уже на протяжении многих десятилетий «толстого» литературного журнала.

Эпоха культурного перепроизводства

– Известный писатель и филолог Андрей Аствацатуров сказал недавно, что «человечество никогда не писало столько текстов, сколько оно пишет в 2015 году». Это влияет на качество литературы?

– Да, безусловно. И Андрей Аствацатуров еще мягко выразился. Мы живем в совершенно уникальную эпоху в истории человечества – того, что происходит в новейшие времена, не было никогда и нигде: мы живем в эпоху гигантского культурного перепроизводства. Культурный продукт, что бы мы под этим словом ни подразумевали (а я специально употребляю словосочетание «культурный продукт», то есть абстрагируюсь от общественной значимости, художественной ценности, вообще от чего бы то ни было, кроме количества): фильмы, музыка, фотография, изобразительное искусство, тексты… – производится с каждым годом во всё большем масштабе.

Началось это в доцифровую эпоху. Но, конечно, цифровые технологии этот процесс подстегнули невероятно. Во-первых, облегчилось создание культурного продукта. Во-вторых, облегчилась и возможность его сохранения и трансляции: то, что прежде оставалось «в столах» или было достоянием узкого круга читателей/зрителей/слушателей, сегодня выплескивается на всеобщее обозрение. В-третьих, стали проницаемыми все национальные границы, так что созданное где-то может через сеть быть потребляемым в любой точке мира. При этом сократилось время от создания до потребления.

Нас накрывает вал перепроизводства культурного продукта. И большая часть этого вала – продукция не самого лучшего качества. Если говорить о литературе, то это тексты дилетантские, графоманские.

– А какой процент?

– Может быть, 90%. Понимающие люди, например философ Александр Долгин, говорит о том, что производство культурного продукта носит массовый, почти фабричный характер, а экспертиза остается делом индивидуальным. Речь идет о неких ценностных фильтрах, индивидуальной оценке. Число понимающих людей, способных на экспертизу культурных явлений, не растет в той же пропорции.

В огромной массе посредственного культурного продукта тонет то, что действительно ценно и интересно

Сегодня выражение: «А где вы ищете писателей, авторов?» – вызывает удивление. Их не надо искать. Это не зверек, который прячется где-то в норе, а скорее австралийские кролики, которые дико плодятся и всё сжирают вокруг себя. И это количество иногда мешает разглядеть то, что действительно ценно и интересно: новое, свежее и любопытное просто остается забитым этим валом.

Возьмем, к примеру, фотографию. Сейчас все стали фотографами, но настоящих фотомастеров по-прежнему мало. Хотя, казалось бы, и обычный человек, снимающий на свой мобильный или цифровую мыльницу, а может быть, даже и на хорошую технику, и фотограф-профессионал, репортер, фотохудожник делают одно и то же: наводят объектив, нажимают кнопку… На самом деле, как мы понимаем, всё намного сложнее. В литературе то же самое. Люди пишут. На первый взгляд они делают то же, что и Писатели с большой буквы: сочиняют, набирают текст. Но… Это тексты, а не литература. И их миллионы. А чтобы познакомить со своим опусом, сегодня совсем не нужно книгу издавать на бумаге, потому что есть возможность выложить ее в сеть.

Словосочетание «профессиональный писатель» сегодня имеет совсем иной смысл, не тот, что был в советское время. Это необязательно член Союза писателей, это необязательно человек, который живет на литературные гонорары. Вообще тех, кто живет лишь литературным трудом, сейчас очень мало. Я имею в виду литературный труд в широком смысле, не только книги, но и журналистику (к примеру колонки в изданиях), выступления за гонорары, участие в теле- и радиопередачах, интервью… Захар Прилепин гордится тем, что он своим словом (опять же – в широком смысле) зарабатывает на себя и свою большую семью. Но, повторюсь, таких людей очень мало – может быть, десятка два-три.

Вот и получается, что образ жизни и социальное бытование серьезного талантливого писателя практически не отличается от жизни любого дилетанта, который просто балуется текстами. И тот, и другой ходят на работу, где зарабатывают деньги, – и пишут в свободное от нее время.

– Мы живем не только в эпоху сети, но и в эпоху гаджетов. Многим уже неудобно читать книги на бумаге, привычнее ридеры или иные устройства. Как вы думаете, смогут ли электронные книги в будущем полностью вытеснить печатные?

– Полностью – нет. И сейчас уже можно наблюдать, как популярность электронных книг уже не растет так стремительно, как это было совсем недавно. Но любое новое явление сопровождается бурным ростом, а потом он замедляется.

Оснований говорить о том, что будут полностью вытеснены издания на бумаге, нет. И книги выходят, и журналы выходят. Хотя, конечно, бумажные издания испытывают большие проблемы. Средние тиражи из года в год снижаются. О том, какой кризис наступил в книгоиздании и книготорговле, мы узнаем в следующем году, когда Российская книжная палата официально подведет итоги года нынешнего и мы увидим, насколько сильно рухнул рынок. А он рухнул.

Жанр века

– Каким вам представляется будущее литературы? Какие жанры будут в большей степени востребованы?

Единственный продающийся сегодня жанр – роман. Романы и издают. Малая проза поддерживается только журналами

– Я думаю, востребованы будут все жанры и формы. А если говорить только о книгоиздании, которое предполагает последующую продажу книги и получение прибыли, достаточной и для покрытия издержек издателя, и для гонорара автору, то единственный продающийся сегодня жанр – роман. Стали, правда, популярными сейчас биографии знаменитых людей, такие, как, например, те, что выходят в серии «ЖЗЛ». Их издатель покупает у писателя, потому что знает: это можно продать. Сборник рассказов продать трудно, иногда почти невозможно, если автор не Людмила Улицкая, не Виктор Пелевин, не Татьяна Толстая.

– А что же делать неизвестному автору, который пишет рассказы и хочет, чтобы о его творчестве хотя бы кто-то узнал?

– Отнести рассказы или небольшую повесть в «толстые» литературные журналы, которые пока еще существуют. А вот если такие журналы рухнут – а у них тяжелое финансовое положение, – то будет нанесен серьезный удар по жанровому разнообразию. Потому что сегодня малая проза поддерживается только несколькими десятками «толстых» литературных журналов – центральных и региональных.

Есть другой путь: можно свои рассказы выложить в сети. Но нужно учитывать особенности восприятия текста с экрана: это должны быть совсем короткие тексты. Большой рассказ или маленькую повесть все-таки не совсем удобно так читать.

– Но кому-то всё же удается «взлететь» через интернет, пусть и с короткими рассказами?

– Да. И в таких случаях все мы реагируем на успех, помним об авторе. Но не надо забывать о том, сколько на один успех приходится неуспехов, о которых мы не знаем; сколько авторов, рассказы, повести, романы которых так и остались никому не известными. Вот вспомним Джоан Роулинг: когда к ее книгам пришел громкий успех, многие подчеркивали то, что она «обычная женщина» (на самом деле – дипломированный филолог), не профессиональный писатель, а добилась всемирного признания. Но ведь одновременно с ней сотни, если не тысячи других женщин тоже писали романы, может и фантастические, тоже рассылали их по издательствам… Но мы о них не знаем. Кстати, первую книгу о Гарри Поттере тоже несколько издательств отвергло, пока одно не заинтересовалось.

Там, за океаном

– Известно, что Ф.М. Достоевский повлиял на Оскара Уайльда; Л.Н. Толстой оказал мощное воздействие на мировую прозу XX века, А.П. Чехов – на драматургию. Насколько сегодня русская литература востребована в мире?

– Если мы посмотрим списки мировых бестселлеров, выходящих огромными тиражами, и списки самых успешных в финансовом отношении писателей, получающих фантастические гонорары, мы увидим, что это книги, изначально написанные на английском, и это писатели, которые пишут по-английски. И любой другой автор, который пишет на другом языке, никогда не приблизится ни к таким гонорарам, ни к таким тиражам. Потому что самый большой рынок – англоязычный. И он требует текст, написанный на английском языке. Американский рынок к переводам почти равнодушен. Немного иной немецкий рынок, он очень любит переводы; правда, создается впечатление, что немцы переводят всё, что под руку попадается. И хотя этот рынок немаленький – Германия, Австрия, часть Швейцарии, – всё же у него не те масштабы, как у англоязычного рынка.

– Но Довлатова же перевели американцы.

– Перевели. И что? Кто его знает в Америке, кроме славистов и эмигрантов? Я думаю, что писатели, пишущие на русском языке и рассчитывающие быть переведенными и иметь огромный успех за пределами России, питают напрасные иллюзии.

– А с чем это связано?

– Американский средний читатель равнодушен к переводной литературе. Это не значит, что американцы никого не переводят. Есть очень много переводов, например, «Анны Карениной» Л. Толстого: этот роман постоянно перепереводят. Но всё равно тиражи этих переводов не могут сравниться с тиражами бестселлеров.

Миссия невыполнима?

– Андрей Витальевич, у литературы есть миссия?

Нельзя никого заставить читать. А тем, кто читает, нельзя навязывать, что читать

– У литературы много функций. И много миссий. Тем более в нашем мире. Может ли литература выполнять педагогические функции? Может. Но не обязана. Должна ли литература воспитывать патриотизм? Может, но не обязана. Нужно всегда помнить, что нельзя никого заставить читать. Даже студенты филфаков из огромных списков произведений, обязательных по курсу истории литературы, читают, как правило, не всё. А когда речь идет о свободном чтении, то никого нельзя заставить читать. А если человек читает, то ему нельзя ничего навязывать. Люди читают то, что они считают нужным. И читающих людей в обществе не очень много. Меньше, чем хотелось бы. Инженерно эту проблему решить нельзя.

Андрей Василевский

Сейчас идет Год литературы. Было организовано множество мероприятий, явно направленных на то, чтобы подтолкнуть к чтению людей не читающих. Но результат – минимальный.

– Почему?

Нужно думать не столько о тех, кто не читает, сколько о тех, кто хочет читать, но в этом стремлении натыкается на препятствия

– Те, кто не читает, независимо от того, к какой части общества они относятся – успешной или, наоборот, живущей стесненно, трудно, – читать и не будут. И их заставить читать не получится. Намного плодотворнее сосредоточиться на той части общества, которая хочет читать, которая любит читать, но в этом своем стремлении натыкается на какие-то препятствия. Мало библиотек, мало книжных магазинов, скудный выбор, невозможность найти книгу, вышедшую несколько лет назад, потому что магазины, стремясь к «обновлению ассортимента», оставляют на полках только то, что было выпущено в течение года, максимум полутора лет. Добавлю высокие цены на книги. Еще проблема: низкое предложение легальных электронных книг. Этот рынок очень ограничен. Можно сколько угодно осуждать пиратское скачивание, но люди идут на это в какой-то степени вынужденно. Если бы у каждой пиратской книги имелся доступный легальный электронный вариант, но – увы!..

– В чем, на ваш взгляд, кроется успех нехудожественных, нелитературных изданий, которые выпускаются огромными тиражами и раскупаются?

– И у нас, и на мировом рынке стабильно пользуются успехом совершенно разнообразные книги. Это могут быть учебники жизни, квазирелигиозные проповеди. Это могут быть книги, которые учат, как похудеть или же стать успешным, как заработать миллион, как найти мужа… Традиционно популярны книги о здоровье, о том, как преодолеть тяжелые болезни. Всего такого очень много, и эти издания играют важную психотерапевтическую роль. Но при этом, на забывайте, мало кто напрямую пользуется всеми теми советами, которые предлагают подобные книги. Даже если это кулинарные рецепты. И все эти книги написаны простым, понятным, элементарным языком. Их можно читать не напрягаясь.

– А почему же церковная литература, которая может принести намного больше пользы человеку, «проигрывает», скажем так, всем тем изданиям, которые вы только что перечислили?

– Потому что, повторюсь, все эти книги можно читать не напрягаясь. О церковной литературе такого не скажешь. И не забывайте о том, что те миллионы людей, которые во время переписи населения себя идентифицируют как православные, зачастую имеют очень смутное представление о том, что такое православное христианство.

Литература как политика

– Должен ли и имеет ли право писатель критиковать свою страну на глазах у всего мира?

– А должен ли писатель быть гражданином? Должен ли откликаться на политические события? Критиковать или, наоборот, поддерживать политических лидеров? Мое мнение таково: он может, но не обязан. В русской литературе за последние 200 с лишним лет мы увидим самые разные примеры: вот вельможа Г.Р. Державин на государственной службе; а вот А.И. Герцен, из Лондона критикующий и политический строй Российской империи, и ее общественное устройство, и все в ней происходящее.

– Сейчас в связи с поправкой, которую предполагается внести в закон об экстремистских материалах, активно обсуждается вопрос экстремизма в текстах, в том числе и религиозных. На ваш взгляд, необходимость в принятии данной поправки назрела?

Необходимо освободить от проверки на «экстремизм» любые тексты, которым более 100–200 лет: это уже история

– Я крайне скептически, если не сказать – негативно, отношусь к базовому закону об экстремизме с самого момента его принятия. Я считаю это ошибкой. Потому что неясно, что же такое вообще «экстремизм». Мы вроде бы понимаем, о чем идет речь, когда это слово употребляется в общественно-политическом контексте, в дискуссиях, в статьях. Но всё, что называют этим словом и что представляет действительную опасность, автоматически подпадает под множество общеуголовных статей. В Уголовном кодексе всё есть. А тот «экстремизм», который не подпадает под эти общеуголовные статьи, – это нечто неопределенное, очень расплывчатое, и тут открывается широкое поле судебных ошибок, а иногда и спекуляций. Недавно Государственная Дума освободила священные тексты основных религий от проверки на экстремизм. Наверное, можно было сделать следующий шаг и освободить от проверки любые тексты, которым более 100–200 лет. Бессмысленно в таких текстах искать что-то «враждебное». Это уже история.