«Война на Луганщине не привела к озлоблению людей»

Храм в честь Иконы Божьей матери Умиление в Луганске стал одним из мест, куда мы не раз привозили помощь. На этот раз мы попросили настоятеля храма Александра Пономарёва дать нам интервью.

— Храм так красив. Расскажите, когда его построили?

— Начало строительства было положено в 2011 году, 22 мая, на праздник Святителя Николая. За это время мы построили храм, установили купола и витражи, сделали нижний храм. Верхний храм готовится к отделке уже сейчас.

— Во время войны храм работал?

— Храм работал всё время войны, здесь служили службы, служили все священники, которые трудятся здесь по благословению Владыки. В сердце города непрестанно шла молитва. В храме четыре священника, ни один из них храм не покинул. Мы поддерживали людей, молились вместе с теми, кто остался в городе. Не было ни воды, ни света, ни связи, город каждый день обстреливали. Выживали как могли.

— Я вижу повреждения. Храм серьёзно пострадал во время обстрелов?

— В конце июля около строящейся котельной разорвался снаряд, и погиб один человек — наш работник. Затем 6 августа ночью сюда прилетел ещё один снаряд. Слава Богу, охранник не пострадал. Но осколками разрушило часть фасада, уничтожены уникальные витражи-иконы. Очень много усилий, средств и труда ушло на эти витражи, стёкла везли издалека, в городе Сумы работали мастера по специальному заказу. Треть витражей теперь уничтожено. Даже купола повреждены осколками, в нижем храме были выбиты стёкла. Через две недели, тоже в августе, на крышу хозяйственного корпуса попал снаряд. МЧС потушили огонь, но здание сгорело. Сейчас оно почти восстановлено. Мы находится на территории Детской областной больницы, корпуса больницы находятся прямо за храмом. В больнице снаряд попал в центр кардиологии. Бомбили каждый день, в течение двух месяцев. Стреляли просто по городу, в разных местах, не по военным целям.

— Много ли людей осталось в Луганске в те дни?

— Большинство уехали из города или хотя бы вывезли отсюда детей. Сейчас в Луганске машин в 30 раз больше, чем тогда. Утром люди отправлялись за водой, и с 11 часов утра жизнь замирала, и город был практически пуст. Но все труженики храма остались, никто не уезжал. Даже половина хора остались и помогали. Многие жили в храме, потому что транспорт не ходил, пешком добираться до дома было далеко и опасно.

— Вы помогали людям в тяжёлые дни?

— Старались помочь. У нас есть скважина, мы купили и привезли из России генератор и постоянно качали воду из скважины для горожан. Люди под пулями приходили за водой, каждый день были очереди, лето было очень жаркое. К нам пробивались добровольцы из России, ополченцы привозили гуманитарную помощь, которую мы раздавали людям. Луганск находится в низине, нас обстреливали с высоты Счастье, Металлист, Станица Луганская. Дальнобойные орудия стреляли хаотично, можно было погибнуть в любой момент. Самое страшное — это диверсионные группы, которые в любой момент могут появиться, расстрелять, убить. Когда слышишь рядом взрывы, всё тело содрогается, чувствуешь страх, и понимаешь, что нигде не укроешься. Люди искренне молились Богу.

— Расскажите, как Вы лично восприняли то время?

— Военное время — это совсем другой мир. Другое ощущение. Это пустой город. Это брошенные животные. Это обстрелы. Это элементарные бытовые трудности — когда тяжело помыть руки или организовать приём пищи. Всё превращается в проблему. Когда отключили свет, в опустелых квартирах начали пропадать продукты в холодильниках, в морозильных камерах. Стоял тяжёлый запах. Для современного человека, который живёт в парадигме потребления и комфорта, политика и война — это лишь темы для обсуждения. И когда такой обычный человек оказывается лицом к лицу с войной в большом городе — он меняется. Люди изменились. Кто-то просто озлобился, конечно. Но в основном, у тех, кто остался и кто трудился, произошла переоценка жизни. Мир потребления и комфорта стал для них иллюзией, открылась реальная жизнь.

— А хаос, мародёрство — были?

— Были трудности и неустроения, были непонятные люди с автоматами на улицах и единичные криминальные эксцессы. Но не было паники, хаоса и разобщённости. Служишь службу, недалеко взрывается снаряд — но люди не падают, не кричат. Они молятся и уповают на милость Божию. Была взаимопомощь. Было больно, было страшно. Но люди выказали понимание. Люди молились, люди трудились, люди объединились. Я видел проявление глубоко упрятанного православного духа. Он был проявлен в этих тяжёлых условиях. Теперь, после пережитого, у нас есть возможность и силы к благим переменам в нашей жизни. Дух нашего соработничества, единения — был. Слава Богу.

— Ополченцы приходили в церковь молиться?

Не могу сказать, что среди бойцов много воцерковлённых. Но на службах было много ополченцев, которые молились и исповедовались. Церковь всегда стремится стать вне политических действий, любой человек для нас ценен. Для нас важно поддержать каждого.

— Чтобы бы Вы сказали тем, кто уехал из города?

— Представляю, как им сейчас тяжело. Как бы им хотелось вернуться, в стабильное место, где они бы могли снова начать мирную жизнь. Пусть даже кто-то совсем уехал и даже получил гражданство другой страны, но тем не менее — есть любовь к своей земле. Которую мы порой не ценили, жили в какой-то прострации, «работа — потребление», спешка, суета, приобретаем, ищем, крутимся. Многие из нас сделали шаг к переосмыслению понятия любви к своей земле. У нас на Донбассе это не особенно проявлялось, было скорее потребительское к ней отношение. Глубина чувства своей земли проявилась сейчас у многих. Не только у тех, кто остался.

— Что, по-вашему, ждёт тех, кто остался?

— Люди терпят, ждут и надеются на будущее. Это не пассивное ожидание, они трудятся и делают свою работу. Всё, что от них зависит, они делают. Труд, терпение и надежда. И вера. И любовь к своему делу, это тоже важно. Сейчас есть большая задолженность по заработной плате. А люди трудятся. Скажите западному человеку, что он будет полгода работать, а платить ему не будут. Он решит, что это шутка. А у нас были и есть врачи, которые оперировали всю войну, лечили детей. Все заведующие детской областной больницы остались на своём посту, выполняли свой святой долг.

— Что вы чувствуете к тем, кто стоит по ту строну фронта?

— Война на Луганщине не привела к озлоблению людей, даже к тем, кто нас убивал. Есть негодование — вопросы «за что?» и «почему?» Но все мы понимаем, что дальше нам всё равно жить вместе — сколько родственных связей, к примеру. Странно, что нет в Украине народного негодования на то, что здесь нас убивают. Я не говорю о политиках, я не говорю о военных. Я говорю о том, что там обычные люди не чувствуют недоумения или горя при виде жертв Донбасса. Может, оно есть где-то, у кого-то, а я не вижу, и ошибаюсь. Но мне кажется, что в доминирует некая хладность. Это свидетельство огромного духовного кризиса украинского народа.