Надо ли бояться страха?

Почти каждый день СМИ приносят сообщения о гибели людей – при террористических атаках, катастрофах, крушениях… И даже если подобное происходит далеко за пределами нашей страны, там, где ты вряд ли окажешься в ближайшее время, людская трагедия не оставляет тебя равнодушным. А если гибнут наши соотечественники, если взрывают в твоем городе… Бури эмоций обрушиваются на тебя лавиной, и не всегда ты можешь этой лавине противостоять. И всё это на фоне «повседневных» стрессов. Тревожность и страхи так захватывают многих, что люди начинают бояться в прямом смысле собственной тени.

Как жить с такими состояниями, как с ними справляться? И надо ли с ними справляться? Что такое страх, и чем он отличается от тревожности? Всегда ли полезно искать избавления от стрессов в храме? Как поститься при депрессивных состояниях? Об этом беседуем с ректором Института христианской психологии протоиереем Андреем Лоргусом.

Эдвард Мунк. Крик (фрагмент)

– Отец Андрей, страхи, тревога сегодня владеют очень многими. Из-за терактов люди даже боятся пользоваться общественным транспортом. Что можно сделать, чтобы победить такой страх?

– Эти страхи вполне адекватны. Заставить людей не бояться невозможно. Поэтому я не вижу необходимости пытаться страхи побеждать.

Посттравматическая терапия не ставит целью победить страхи. Слово «победа» здесь неуместно. Потому что люди не просто боятся. Страх – это не неуправляемая эмоция, но вполне законное последствие стресса или шока. Здесь лучше говорить о том, как помочь людям преодолеть посттравматическое расстройство.

В случае с терактами надо понимать, что это травматическое расстройство вызвано информацией, новостями, сенсациями о катастрофах и трагедиях. Тут расстройство возникает не у самих участников события, а у тех, кто стал его свидетелем через средства массовой информации. И, как правило, эти люди не включаются в статистику пострадавших. О них не говорят и не пишут, в медицинские учреждения они не обращаются. Но таких людей очень много. Подсчету они не поддаются – они входят в такой как бы невербализуемый фонд травматических расстройств. Так, есть люди, которые после взрывов в метро, например на станции «Автозаводская», на всю жизнь отказываются от этого общественного транспорта. В моей практике таких случаев было пять, и это серьезное количество для меня одного.

– Могли бы вы объяснить природу возникновения стресса, паники после просмотра информации о теракте? Как формируется этот страх?

– Стресс возникает, как только люди видят кадры с места катастрофы, видят гибель людей. Помнится, когда был взрыв в Домодедово, то нам по интернету и телевидению достаточно много показывали кадров о том, как выглядело пространство аэропорта после взрыва, причем видны были даже тела погибших. Вот такие кадры являются уже травматическими. То же самое было и после других терактов в метро: на «Автозаводской», на «Лубянке», в переходе у станции «Пушкинская»… Видя фото и видео о том, как выносят тела, зрители испытывают потрясение, шоковое переживание. Да и просто само сообщение о том, что погибли люди, оказывает такое воздействие – потому что люди представляют себя на месте жертв. Они понимают, что были там, проходили мимо этих киосков и тоже могли стать жертвами взрывов. Они как бы проживают этот ужас, но проживают его, конечно, по-другому, не так, как пострадавшие или оказавшиеся непосредственными свидетелями теракта. Потому что пострадавшие, те, кто остался в живых, сначала не испытывают страха – они в шоковом состоянии, страх приходит много позже. И это, опять-таки, будет иной страх, чем тот, который переживают люди, посмотревшие или услышавшие сообщение о трагедии.

– А в чем именно разница?

– Узнавшие о взрыве, например, не испытывали физического воздействия от поражающих элементов, чувственно не ощущали ни взрывной волны, ни запаха, ни дыма, ни удушья, не видели ни осколков, ни крови. Они эмоционально потрясены, представив, что могли бы оказаться тоже жертвами, они переживают за своих близких и родных, которые часто пользуются, например, этой веткой метро. Они сопереживают и пострадавшим. А шоковое состояние непосредственно пострадавших – это повреждение нормальной физиологии тела. Его следствием может быть и физиологические расстройства, и психические, и нервные.

– Как нужно жить, чтобы подобные эмоции не владели человеком?

Человек, который перестает чувствовать страх и опасность смерти, сам становится социально опасным

– Если речь идет о подобных трагических событиях, то невозможно сделать из себя бесчувственного человека. Чувствовать боль других, переживать потрясение – это нормально. Я думаю, что как раз очень важно человеку сохранить чувствительность к подобного рода событиям, потому что обратное ведет к жестокости и насилию. Человек, который перестает чувствовать страх и опасность смерти, сам становится социально опасным, потому что он может согласиться выполнить эту страшную роль – роль шахида или роль курьера с бомбой.

– Но если сама способность к переживанию – нормальна, то, вероятно, затянувшийся стресс как следствие этого потрясения – уже патология? Что предпринять в таких случаях?

– Если у человека наблюдается посттравматическое расстройство, то есть он выслушал новости и не совладал с собою, у него шоковое переживание, которое длится неделями, ему нужно обратиться к специалисту – психологу, психиатру. Посттравматическое расстройство лечится несколькими способами: и медикаментозными, и с помощью психотерапии, как индивидуальной, так и групповой. Обязательно нужно обратиться к специалистам. Потому что если человек из этого состояния не вышел, у него развивается посттравматический синдром, который может проявиться по-разному. Например, изменением психического состояния. Такой человек становится сверхтревожным, мнительным, он перестает доверять общественному транспорту, боится улицы, старается избегать людей, толпы, открытого пространства. Начинает бояться людей, которые, как ему кажется, могут быть исполнителями взрыва – допустим, черноволосых, бородатых, кавказцев, азиатов… Может развиться паранойя.

Люди, которые пережили посттравматическое расстройство после терактов и не проработали эту психологическую травму, становятся способными на параноидальное поведение, что уже опасно не только для них, но и окружающих, особенно если эти люди объединяются в группы. Как вы понимаете, маниакально настроенные группы с фанатичным поведением способны на насилие.

– Вы произнесли слово «проработали». Что вы имели в виду?

– Психотерапевтическую работу – индивидуальную или групповую. Кстати говоря, в нескольких странах известен опыт подобной работы с людьми через средства массовой информации, прежде всего через телевидение. Выпускаются специальные ролики, которые готовят психологи, социальные работники. Эти ролики адресованы разным группам населения, их предлагают просматривать и дома, и в школах, например. И они идут регулярно. Я это наблюдал в Израиле, когда несколько лет назад с территории Палестинской автономии он обстреливался ракетами. Тогда по телевидению примерно 20–30 раз в день шел ролик, очень грамотно выстроенный. Во-первых, объяснялось, как можно себя защитить, где и как укрыться; во-вторых, очень хорошо были подобраны ведущие: спокойные голоса, приятные лица – это были психологи; в-третьих, в эти ролики были включены кадры, которые производили впечатление успокаивающее, умиротворяющее. Так что из шокового состояния зритель мог перейти в более деятельностное.

– Считается, что осень и весна – сезоны, когда у людей происходит некое нарушение психики, а у больных – обострение их недугов. Это так?

– Да, действительно, в эти периоды наблюдаются обострения болезней у тех, кто ими страдает. В этом случае необходимо лечь в клинику, чтобы пройти курсовое лечение, получить помощь медицинского плана. Но и в принципе здоровые люди могут оказаться в состоянии депрессии. Сейчас, например, ноябрь – это, конечно, депрессивное время года, когда очень многие испытывают дополнительное психическое напряжение.

Протоиерей Андрей Лоргус

– Может ли человек, находящийся в состоянии стресса, тяжелой тревожности, найти утешение и успокоение в храме – посещая богослужения, молясь? Или это будет попыткой убежать от болезни?

– На этот вопрос не может быть общего ответа. И ответ будет зависеть не только от того, в каком состоянии человек, но и от того, что это за человек.

Для человека церковного, привыкшего ходить в храм, посещение богослужений – это, конечно же, и поддержка, и утешение, и благодатная помощь в совладании со своими эмоциями и проблемами.

Для тех же, кто в церковь не ходит, всё несколько иначе. Есть группа людей, для которых посещение церкви будет утешением и поддержкой. Но это определить могут только сами люди. Если храм действует на них успокаивающе, если они чувствуют его молитвенную атмосферу, если им в храме радостно, то посещение богослужений, конечно, повлияет положительно.

Но есть и такая группа людей, для которых посещение храма очень тягостно, потому что у них Церковь ассоциируется с чем-то мрачным, угрожающим. Для них Церковь – это суд, проверка совести. Посещение храма при посттравматическом расстройстве может для них иметь неблагоприятные последствия: может быть спровоцировано обострение их психического состояния. Поэтому таким людям лучше воздержаться от посещения церкви.

Другое дело, если они встречаются со священником, скажем, в воскресной школе или на лекциях – в каком-то внехрамовом пространстве. Может быть, даже дома. Беседа с батюшкой может быть для них полезна и утешительна.

Есть и такая группа людей с посттравматическим расстройством, которым очень опасно посещать места, напоминающие о смерти: кладбища, памятники, памятные мемориалы жертвам и подобное. Посещение таких мест провоцирует их переживания смерти и страха за близких. Это надо тоже иметь в виду. У меня было несколько случаев, когда больную дочь мать повезла на могилку старца, и у той там началось такое обострение, что пришлось срочно возвращаться домой и вызывать скорую психиатрическую помощь.

Для кого-то храм – радость, а для кого-то – напоминание о смерти. Мы должны учитывать эти индивидуальные особенности людей

Как видите, общих рецептов нет. Обязательно надо иметь в виду особенности психического состояния человека. Для кого-то храм – радость, а для кого-то – напоминание о смерти. Мы должны учитывать эти индивидуальные особенности, чтобы не сделать людям хуже.

Но для большинства из нас, конечно же, Церковь – для живых, а не для мертвых, это радость жизни, а не угроза смерти.

– Многие выходят из подавленного состояния, принимая антидепрессанты, причем по своему усмотрению. Как вы относитесь к этому?

– Отрицательно. Самостоятельно лучше никакие лекарства не принимать, все-таки надо посоветоваться с врачом. Именно с врачом. Я, например, психолог и отказываюсь давать рекомендации пить какие бы то ни было лекарства – призываю людей обращаться за консультациями к медикам. Тут не может быть никакой самодеятельности: это опасно для жизни.

– Тревога часто погружает человека в состояние уныния, даже отчаяния. Как разобраться в себе, в своих страхах? Как вообще отличить страх от тревоги?

– Главное отличие тревоги от страха в том, что у страха всегда есть предмет страха. Надо понять, чего я боюсь. И если, например, человек боится ездить в метро и не пользуется этим видом транспорта, то он может чувствовать себя более или менее адекватно, спокойно. А тревога не связана с какой-то конкретикой, и потому она не проходит, она то выше, то ниже по уровню напряжения в человеческой душе. Ее очень трудно вербализовать. Очень трудно определить, почему человек тревожится. Поэтому с тревогой работать гораздо труднее. Это такое размытое фоновое состояние, которое больше проблем приносит человеку, чем страхи. Страхов можно избежать, потому что можно избежать их источника – предмета страха. С тревогой так не поступишь – у нее нет лица.

Тревога всегда повышается, когда происходят какие-то трагические события, смерть близкого человека. Очень на тревожность людей влияют СМИ, и, кстати говоря, это одна из проблем современного мира: СМИ обладают гигантским травматическим воздействием на людей. Но журналисты этого не понимают – им нужны сенсации, а для тревожных людей сенсации – это как в открытую рану насыпать соли или прижечь йодом: очень больно.

То, что делают СМИ с людьми, можно назвать одним словом: насилие!

То, что делают СМИ с людьми, можно назвать одним словом: насилие! Причем журналисты подчас не то что не принимают в расчет обостренные чувства людей, наоборот: они манипулируют тревожностью людей, потому что тем самым, как им кажется, они могут зарабатывать себе лишние рейтинговые очки, а соответственно, и деньги. Потому что именно тревожные люди часто бывают той самой аудиторией, которая бросается искать спасения, жертвуя при этом деньги на защитные средства.

Так что, повторюсь, с тревогой работать сложнее, и она проявляется и утром, и вечером, в бессознательном и сознательном состоянии, во сне, дремоте и наяву. Тревога лишает работоспособности, отнимает силы. И в конце концов приводит к соматическим расстройствам: гипертонии, нарушению деятельности органов пищеварения, нарушению гормональных циклов. Тревога – это очень серьезная проблема, но не болезнь.

– Правильно я понимаю, что тревога постоянно ищет выход и может найти раздражитель в любой ситуации?

Это не тревога ищет предмет для себя – это человек ищет, потому что ему гораздо легче переживать страх, чем тревогу

– Если вы имеете в виду переход тревоги в страхи, то это не тревога ищет предмет для себя – это человек ищет, потому что ему гораздо легче переживать страх, чем тревогу. Гораздо легче, когда его беспокойство направлено на что-то конкретное. А когда непонятно, чего боишься, – это очень тяжелое состояние. Вот, например, терроризм. Да, это нечто конкретное, но… весьма неопределенное. Нет границ у террора, потому он и страшен. И людей томит эта неопределенность. А если конкретизировать – полегчает.

Человеку свойственно переводить тревогу в план страха. Помните у Высоцкого: «Так это ж такое везение, братцы. Теперь я спокоен! Чего мне боятся?» Точно переданное облегчение при переходе от тревоги к страху конкретного.

– Скоро наступает Рождественский пост. Люди будут ограничивать себя в еде – кто-то в большей степени, кто-то в меньшей. На ваш взгляд, питание как-то влияет на тревогу? На людей, подверженных стрессам и тревожным состояниям, пост оказывает отрицательное или положительное влияние?

– На некоторых людей пост может оказать отрицательное влияние. Потому что пост все-таки – это труд, напряжение. Напряжение для людей тревожных – это еще один расход психических сил, поэтому тревожным поститься труднее. Не стоит забывать и о том, что пищевое поведение в значительной степени носит утешительный характер. Очень часто – и это большой предмет психологической работы – люди свои страхи и свои тревоги «заедают»: начинают есть много, без остановки. А тут пост: нельзя. Получается диссонанс: с одной стороны, запрет на еду, с другой – потребность заедать фрустрацию. И этот диссонанс только добавляет психологического негатива.

Если в пост еще и воздерживаться от СМИ – не смотреть телевизор, не читать новости в интернете – то тогда польза от него будет еще больше

Но людям, не испытывающим тревожных состояний и без нарушений пищевого поведения, пост очень даже полезен – если он правильно построен. В пост человек больше сосредоточен на духовном, у него идет глубокая работа над собой.

А если к пищевым ограничениям добавить еще и воздержание от СМИ – не смотреть телевизор, не читать новости в интернете – то тогда польза от поста будет еще больше. И тревога явным образом снизится.