Выгуливая по утрам в заснеженном дворе своего фокса, я обратил внимание на одну странную пару, которая ютилась в углу у Дворца бракосочетания, находящегося поблизости. Это были бомжи, мужчина и женщина, еще достаточно молодые. Они облюбовали уголок под стеной с подветренной стороны, умостились на мраморном выступе, разложив на газете какую-то снедь. Явление в наше время привычное. Мне удалось разговориться с ними, точнее, сначала с Юрой. Так звали парня лет 30. Жена передавала для них кое-какую еду, и в благодарность они немного пооткровенничали. Захотелось им как-то помочь, устроить в какой-нибудь приют. Листая старые вырезки о бездомных, наткнулся на рассказ, записанный мною в 1990-х годах на строительстве храмового комплекса архистратига Михаила киевской Дарницы. Сейчас там прекрасные храмы, памятный мемориал чернобыльцам. А тогда все только начиналось. Тогда-то и пришел на строительство человек по прозвищу Генка-бомж.
Он появился на территории строящегося собора неприметным образом, как бывает это с людьми без постоянного места жительства. Поселился в вагончике и по великодушному снисхождению церковного старосты получил сразу все блага: постель, одежду, еду и тепло. Его даже взяли в бригаду строителей – помогать. Но толку, как оказалось, от него было мало. Роя траншею под опалубку для установления альтанки в память о погибших воинах-чернобыльцах, он после пяти вынутых лопат земли пускался в долгие рассказы и философствования. Говорил о том, что погибшим воинам от этой альтанки ни холодно и ни жарко, а лучше бы поставить навес для летней кухни, варить еду и раздавать нищим. Еще говорил, глядя на батюшек, которых увозили на автомобилях то на похороны, то на крестины:
– Вот если бы они отдавали все деньги до копейки бедным, а сами кормились с общего стола, как было в первых веках христианства, авторитет Церкви сильно бы вырос и на собор не нужно было бы искать спонсоров. Люди принесли бы по гривне, и собор давно стоял бы.
– Ну вот, Генка, ты рукополагайся, будешь батюшкой, – шутили рабочие.
– Не мой профиль, – отвечал Генка. – Я – профессиональный сапожник. Открою свое дело, будет капитал – построю собор.
Конечно же, его не воспринимали серьезно. А когда он стал уклоняться от всякой работы и в утренние часы начал совершать обходы по мусорникам и свалкам окрестных дворов, за ним прочно утвердилось прозвище «Генка-бомж».
Выпив, Генка начинал рассказывать небылицы. Потом опять возвращался к церковной тематике и философии
Он не возражал. Возле вагончика поставил старое кресло, наносил всякого тряпья, смастерил что-то вроде печки из кирпичей и проводил часы «у камина», как он говорил. Жарил какую-то еду, запивал каким-то напитком из пластмассовых бутылок и любил принимать гостей. Его неизменными спутниками были собака и кот. А если местные бродяги приносили бутылку (что случалось нередко), Генка начинал рассказывать небылицы. О том, например, как чинил туфли Михаилу Горбачеву, когда тот приезжал в Киев, а Раиса Максимовна торговалась с Генкой о цене. Потом опять возвращался к церковной тематике и философии. Как выяснилось позже со слов Генки, в детстве в церковь его водила бабушка, и она же читала ему детскую библию в картинках. Очень старую, дореволюционную. Вот оттуда, из детской памяти, он, очевидно, и черпал свои познания.
– Если бы Миша (Горбачев. – С.Г.) не поехал бы с поклоном к папе Римскому, не было бы никакой перестройки, дети наши сейчас не смотрели бы порно и не кололи бы наркотики. Нужно было ему идти с поклоном к Патриарху и брать благословение возрождать разрушенные храмы и монастыри. Такое покаяние было бы лучше всяких слов. Тогда, возможно, и Чернобыль не взорвался бы…
Его гости быстро косели. Генка требовал, чтобы они удалялись и вели себя пристойно на церковной территории. И сам шел спать в «покои», как он называл свой старый вагончик.
Прожил Генка на стройке года три или четыре. Иногда ездил к сестре в «баньку», то есть мыться. А иногда к детям. У него где-то была жена, выгнавшая его из дому, и две девочки. Он говорил, что девочки его очень любили и всегда бросались на шею, когда он приходил. Он покупал конфет на собранные копейки и отправлялся куда-то в район Печерского моста, где работал когда-то сапожником, к своим детям. Неизвестно, доезжал ли до них. Скорее всего, нет. Цеплялся по дороге у какой-нибудь пивнушки и заводил умные разговоры о том, например, что если бы всех бездомных собак кормить и дрессировать, то польза была бы огромная. Во-первых, не было бы преступности. Собаки охраняли бы дворы и квартиры, а также личный транспорт. Они могли бы находить наркотики и оберегать детей от маньяков-насильников. А вороны могли бы носить бездомным и инвалидам еду, ведь носили они мясо пророку Илье. И так далее.
Последняя наша встреча с Генкой состоялась 25 апреля, накануне очередной годовщины Чернобыльской катастрофы. Церковный чернобыльский мемориал должен был посетить сам президент Украины, и суматоха была страшная. Всё белили и подкрашивали, убирали и украшали. Генка притащил откуда-то красную пластмассовую банку, похожую на детский горшок.
– Вот, давайте поставим здесь, под мемориальной плитой. В нее можно поставить вазу с цветами. Это будет символ чернобыльского огня. Президенту понравится.
Когда приехал президент, Генка сидел в своей будке: ему строго-настрого запретили являться на ясны очи главы государства. Он смотрел в окошко, когда высокие гости обходили строительство собора.
– Захотел бы – достал из кармана миллион долларов и пожертвовал на собор красы необыкновенной. Но у него с собой нет, – рассуждал Генка у окна. – Одна охрана. И вон, на крышах тоже, снайперы…
Он нарисовал стрелки, указывая, что службы идут в полуподвале. И приговаривал: «Как у древних христиан – бедность и благодать»
Умер Генка-бомж неожиданно… Его отравили водкой: кто-то из местных «коллег» принес напиток с метиловым спиртом. Он умер в больнице и был похоронен за церковный счет. Осталась от него временная память: на стенах строящегося собора он нарисовал черные стрелки, указывая людям, что на службу к причастию Христовых тайн нужно идти в полуподвал, где оборудован подземный храм. При этом, как правило, одобряюще приговаривал:
– Как у древних христиан – бедность и благодать.
Он и сам однажды причастился. Постоял, перекрестился и пошел к своему «камину».
На следующий день после смерти Генки батюшка совершал проскомидию и поминал усопших. Кто-то из пономарей подсказал:
– И Геннадия, раба Божьего, новопреставленного, помяните, батюшка.
– И всех новопреставленных, кому негде было главу приклонить, – вздохнув, ответил тот, вынимая частички из просфоры.