Герой Российской Федерации космонавт Валерий Григорьевич Корзун дважды отправлялся на орбиту: первый полет длился 196 суток 17 часов 26 минут 13 секунд – с 17 августа 1996 года по 2 марта 1997 года; второй – 184 суток 22 часа 15 минут 36 секунд: с 5 июня по 7 декабря 2002 года. В открытом космосе он провел в общей сложности 22 часа 20 минут. Сейчас Валерий Григорьевич – командир отряда космонавтов: занимается их подготовкой к полетам.
Валерий Григорьевич – человек верующий, он был одним из тех, чьими стараниями в Звездном городке вознесся удивительный по красоте храм.
Конечно, нас интересовало, как работается на орбите и как отдыхается, что чувствует человек, выходя в открытый космос, что берут с собой, отправляясь в полет, космонавты… Но хотелось задать и вопросы более общего порядка: о вере и науке, о том, не теряешь ли Бога, покоряя Вселенную.
Космонавтика как богоугодное дело
– Валерий Григорьевич, как вы думаете, космические полеты, освоение космоса совместимы с верой в Бога?
– Знаете, когда я в 1987 году был зачислен в отряд космонавтов и стал готовиться к полетам в космос, у меня возник вопрос: богоугодно ли это? Все-таки в нашем деле очень много искушений. Вспомним, что первые космонавты были приближены к власти, были обласканы властью. Космонавты были «небожителями», то есть людьми недосягаемыми, с которыми очень сложно было общаться. И в отряде космонавтов раньше был барьер между летавшими и не летавшими…
Так вот, я стал задавать вопрос: богоугодно ли это дело? Спрашивал и монахов, и священников, и епископов, и митрополитов, если была возможность задать вопрос. И практически единодушным был ответ: если это делается во славу Божию, то это богоугодное дело; если делается не во славу Божию, а в угоду человеческой гордости, тщеславию, то это уже совсем другое дело. Поэтому я категорически против того, чтобы космонавтов называли «покорителями космоса». У нас, помните, в свое время печатали плакаты с космонавтами «Покорители космоса». Вот такой, например. (Показывает плакат.) Ну какие мы покорители! Мы себя покорить не можем, а уж космос тем более. Не говорю уже о том, как мы покоряем землю, природу… – это ведь практически невозможно.
Поэтому, я думаю, как раз вера в Бога способствует тому, чтобы человек находился в гармонии с окружающим миром, с космосом… И это очень важно для нашего внутреннего созерцания, понимания происходящих процессов.
– А помогает ли вера осмыслить космос? Ведь можно с ума сойти, пытаясь представить себе, что космос бесконечен…
Побывать в космосе и не почувствовать присутствие Бога рядом – просто невозможно
– Правильно вы говорите. Именно такое чувство «уезжания крыши» и происходит, особенно во время выхода в открытый космос. Глядя на этот необозримый простор Вселенной, чувствуешь себя не то что песчинкой, а миллионной, миллиардной долей песчинки. Ты настолько мелок по сравнению со всем этим творением! Мне очень нравится, как сказал американский астронавт: «Я Бога не видел, но повсюду ощущал Его присутствие». Конечно, это мое мнение, и у каждого свое впечатление, но побывать в космосе и не увидеть Бога, не почувствовать Его присутствие… – мне даже трудно представить такого человека. И даже если он не признаётся в этом, все равно где-то в душе у него должно быть это ощущение Бога.
Сейчас часто можно услышать, что религия и наука несовместимы. Но ведь многие понятия сегодняшней науки, наоборот, подчеркивают то, что Вселенная и жизнь созданы не случайно – это не процесс эволюции, это именно создано, и создано все равно Высшим Существом, как бы Его ни называть. Есть книга священника Даниила Сысоева, убитого в храме, в которой он рассуждает о том, могла ли жизнь появиться в результате эволюции. И в ней много научных доказательств того, что случайно жизнь не может возникнуть. Скажем, вероятность случайного возникновения жизни – 10-460. А вероятность, допустим, 10-30 – уже неосуществима, 10-460 – совершенно невероятная вещь. Именно наука и доказывает, и подтверждает то, что наша Вселенная, наш мир, жизнь – это не случайные явления, это именно создано Богом.
Конечно, почувствовать это по-настоящему могут только святые люди – а у нас есть возможность с ними общаться. При желании, конечно.
– Сейчас разрабатываются программы по освоению Марса, готовится экспедиция туда. У подобных планов есть и противники, считающие, что не полезно человеку «заселять» другие планеты. Как относиться к таким проектам?
– Господь благословил познавать мир. Ведь сила человеческого ума, его таланты, с помощью которых человек познаёт мир, – это всё Божие дары.
А многие наши ученые, как выясняется, даже при советской власти были верующими, а некоторые и тайными монахами, как, например, биолог Валентина Пузик. И академик И. Павлов всегда оставался верующим, на советских банкетах открыто, не стесняясь, крестил рюмку – поднимал бокал, попросив благословения у Бога, – и никто ему в упрек этого не ставил.
И. Кант, которого можно обвинять в безбожии, говорил: «Меня всегда более всего удивляли две вещи: звездное небо над головой и нравственный закон в душе человека». А откуда берется нравственный закон в душе человека? Естественно, он не случаен. Человек рождается, уже будучи нравственным, он только в процессе своего роста, воспитания меняет воззрения и убеждения. А нравственный закон вложен в него Богом.
Ученые всегда удивлялись творению Божиему. Коперник восхищался тем, как премудро Бог устроил мир. Естественно, можно принимать или не принимать такие вещи… Но вот коллайдер «поймал» новую частицу – бозон, которую назвали «частицей Бога». Все это вовсе не случайности…
Вы задали вопрос о том, надо ли «лезть» во Вселенную. Конечно, человеку интересно. Вот он идет в горы, ныряет на дно океана – зачем ему это, казалось бы. Но это же интересно: узнать, изучить, познать! Точно так же и космос – ведь это познание. И это подчеркивает рост технического прогресса. Если человечество может осуществить такое, значит, это технический прорыв.
Но к техническому прогрессу надо относиться избирательно, понимая, для чего он освобождает время человеческое. Мы ведь изобретаем машины, которые нас разгружают, не для того, чтобы лежать на диване и в носу ковыряться, а чтобы это время можно было провести с пользой. Показательный пример – автоматизация многих процессов на космической станции, чтобы космонавты занимались не какими-то рутинными операциями, а важными вещами, тем, ради чего они, собственно, и полетели в космос, – научными экспериментами.
На станции «Мир» космонавты делали всё сами – вплоть до построения ориентации станции (а это может теперь делать и Земля), – и полезного времени на научную работу оставалось всего 6 часов из 24. Сейчас на Международной космической станции (МКС) такого времени уже примерно 10 часов: мы увеличили его почти в два раза за счет того, что большую часть рутинных операций выполняет Центр управления полетами (ЦУП), а не экипаж.
«Чем больше общаешься с людьми, живущими в Боге, тем устойчивее вера»
– Валерий Григорьевич, вы человек верующий. А как вы пришли к Богу?
– В нашей семье верующими были и бабушка с дедушкой, и мои родители. Дедушка пел в хоре, участвовал в церковной жизни, был активным членом приходской общины. Он жил в колхозе, от которого до храма нужно было идти примерно пять километров, причем не по ровной дороге, а по холмам таким – они у нас буграми назывались. И вот он так ходил в церковь. Когда еще хорошо себя чувствовал, ходил бодренько. А потом почти ослеп, но всё равно ходил в храм – вслепую, с палочкой, через эти бугры, по полям… Ему было 82 года.
Бабушка меня маленьким в церковь водила. Потом, когда стал постарше, мы с родителями переехали жить в другое место и храм посещали уже нечасто. Это был период хрущевских гонений, 1960-е годы. Помню, в школе организовывали такие мероприятия, когда надо было говорить что-то против Бога, против икон, против ношения крестов и подобное. Тогда взрослые ушли в своего рода подполье, а дети уж тем более. Я крестик не носил, но мама зашивала мне его в кармашек. Советовала не вступать ни в какие дискуссии по этому поводу. Хрущев же сказал, что он «последнего попа» покажет, назвал даже дату, когда это сделает.
Мы ходили в церковь апостола Андрея Первозванного. Потом рядом с церковью построили школу и сказали, что соседство храма и школы недопустимо, и церковь разрушили. Вот мы читаем о временах безбожия, когда разрушали храмы, жгли иконы, а это всё было не так уж давно, в 1960-е годы… Помню, как поражены были люди, когда появились откуда-то молодчики, которые принялись рушить церковь, сложили костер из икон, раскапывали могилы священников у церкви и черепами в футбол играли – это было такое кощунство!.. Верующий народ стоял возле храма и плакал. Сейчас на месте церкви, конечно, ничего нет. Разве что крест, может быть, поставили.
– Напомните, пожалуйста, нашим читателям, откуда вы родом.
– Мое детство прошло в городке Красный Сулин Ростовской области.
– А когда почувствовали, что вера в Бога – это для вас очень серьезно?
– Я был военным летчиком, и мы не так часто обращались с молитвами к Богу, но, конечно, в ситуациях серьезных, стрессовых просили помощи Божией, а когда все устраивалось, благодарили Бога, как могли, – молитв-то особо не знали.
Я читаю творения Отцов Церкви, и заметил, что есть такие святые, которые к Богу шли как бы волнами: сначала близко к Нему подходили, потом отдалялись, потом приближались опять… Вот и моя жизнь напоминает такие колебательные движения: ближе – дальше, ближе – дальше.
Когда наш экипаж слетал в космос, случилось так, что космонавты начали очень тесно взаимодействовать с монахами Троице-Сергиевой Лавры: они были приглашены сюда, в Звездный городок; мы пообщались с наместником владыкой Феогностом, тогда еще архимандритом… Стали посещать Лавру. Естественно, чем больше общаешься с такими людьми, которые живут в Боге, тем устойчивее вера, и отношение к Богу совсем уже иное.
«И какой оазис вокруг нашего храма!»
– В Звездном городке тогда ведь еще не было храма?
– Когда отец наместник приехал в Звездный городок, мы шли в сторонке, а он вдруг говорит: «Не завидую я вам: здесь столько отрицательных энергий…» Так и сказал! Я говорю: «Как же так? Здесь же – Звездный городок!» А он: «Не-ет, с точки зрения духовной вы все далеки от Бога». – «А что надо сделать, чтобы приблизиться к Нему?» Он и говорит: «Для начала поставьте крест, потом часовенку, потом, даст Бог, храм появится…» Мы, конечно, сразу обратились к нашему начальнику, а он в ответ: «Нет. Какой храм, какой крест?! О чем вы говорите? У нас многоконфессиональное государство, у нас есть и такие, и такие вероисповедания…» Мы ему: пусть товарищи других вероисповеданий тоже о своих храмах попросят… Начальник уперся: «Нет! не надо обострять отношения». Словом, мы поняли, что просить бесполезно. Так что у нас креста не было, часовни не было, но…
Вдруг появился человек, у которого храм деревянный был сделан, но не собран. Он приехал в Звездный городок на экскурсию. И так получилось, что после экскурсии он ужинал вместе с нынешним руководителем Центра подготовки космонавтов. Разговорились. И этот наш меценат сказал, что у него есть храм, только вот он не знает, где его поставить. И тогда начальник Центра предложил ему собрать этот храм в Звездном городке. Мы ухватились за эту идею.
– Руководство больше не препятствовало?
– Руководство Центра сменилось. Да и времена другие наступили. Мы в то время были в подчинении у Министерства обороны, считались воинской частью, а многие воинские части и академии начали строить на своих территориях храмы.
Мы обратились к нашему главнокомандующему, он дал утвердительную резолюцию, но надо было согласовать документы с министром обороны – им в то время был А. Сердюков. Но когда мы пришли в его приемную, у нас документы не приняли…
– Почему?
Главное – начать строить храм. А кто потом посмеет его разрушить?
– Сказали, что прежде, чем они попадут на стол министра, надо подписать их у двух его помощников. Естественно, эти помощники сделали все, чтобы с нами не встретиться и не подписывать никаких документов, но храм уже был в пути, ехал железной дорогой… Надо было что-то срочно предпринимать. И мы подумали, что достаточно решения главнокомандующего. Главное – начать строить, а кто потом посмеет храм разрушить?
Выбрали место, приступили к строительству. Народ в городке очень быстро понял, что что-то затевается; распространился слух, будто начальники строят себе коттеджи. Люди вышли с плакатами на демонстрацию против строительства. Но когда мы показали им план храма, объяснили, что к чему, все встали на нашу сторону, сказали, что будут нас защищать.
Очень быстро был возведен храм. И какой оазис возник вокруг него! У нас такие цветы и деревья посажены! И такая у нас община собралась интересная!
Распятие в космосе
– Как сейчас складываются отношения между Роскосмосом и Русской Православной Церковью? Вы чувствуете поддержку Церкви? И тянутся ли к Церкви те, кто работает в космосе, кто связан с ним?
– Отношения хорошие. Я могу привести примеры. Один из руководителей Роскосмоса поставил задачу настоятелю нашего храма игумену Иову (Талацу) освящать все помещения, ракеты, устройства – по заявкам. Что он и делает. Его приглашали и на Байконур. Он освящал аэропорт, который строили, гостиницы… Это раз.
Второе: практически все руководители Роскосмоса посещают храмы. Понятно, что, когда они приезжают на Байконур или в Звездный городок, у них не так много времени, но всё равно они приходят в храмы, чтобы приложиться к святыням, которые там находятся. А в нашем Преображенском храме в Звездном городке очень много святынь. На Байконуре храм святого Георгия Победоносца, батюшка там – протоиерей Сергий Бычков. И всегда практически все руководители, посещая Байконур, находят время встретиться с ним.
Кроме того, уже есть традиция освящать ракеты. Это сначала особо не афишировалось, но сейчас, благодаря участию прессы, освещается шире, хотя прессы много, а информации-то – чуть-чуть.
– Освящаются все ракеты?
– Да, все ракеты. Мало того, были случаи, когда неосвященные ракеты падали. Хотите верьте, как говорится, хотите нет, но такое происходит. Естественно, и освященные ракеты иногда падают. Батюшке как-то задали вопрос: «Ракету освятили, а она упала – как же так?» Он говорит: «Так ведь никто не погиб! Уже хорошо, что она никому на голову не упала». Так что в каждом отрицательном событии можно увидеть и положительные стороны.
И всегда перед полетом космонавты посещают Троице-Сергиеву Лавру – просят благословения у преподобного Сергия
У космонавтов перед тем, как отбыть на Байконур, есть предстартовый отдых; его, как правило, проводят в санатории администрации президента «Голубые дали», недалеко от Сергиева Посада. И всегда перед полетом космонавты – и астронавты тоже – посещают Троице-Сергиеву Лавру. Благочестивые просят благословения у преподобного Сергия на полет, а те, кто не считает себя верующим, и иностранцы, даже если они христиане других конфессий, с благоговением воспринимают молебен, который служит батюшка, прикладываются к святыням. На моей памяти только один-два человека отказались поехать в Лавру.
Святыни в космос берут многие. С собой на орбиту можно брать личные вещи, но есть ограничение по весу: не более килограмма, так один космонавт взял на этот килограмм только, как это называют, «предметы культа»: маленькую Библию, иконки, молитвослов…
– Только это?!
– Да, только это. Я даже спросил его: «А фотографии семьи?» – «А фото у меня в планшете есть», – отвечает.
На станции есть Распятие. Это благословение Патриарха Алексия II экипажа 13-й экспедиции на МКС, который и доставил Крест на борт станции. Святейший Патриарх Кирилл в 2011 году благословил экипаж МКС Казанской иконой Божией Матери.
Естественно, доставка и Распятия, и иконы – а они довольно большие – была осуществлена с разрешения и при поддержке Роскосмоса, потому что без санкции этой структуры никакой груз на станцию не полетит, даже если это личные вещи космонавтов.
Кроме того, многие космонавты брали с собой на орбиту мощи святых из нашего храма, а потом, после полета, мощи возвращались. А в храме нашем много святынь. Есть и частица Животворящего Креста Господня, мощи великомучеников Феодора Тирона и Феодора Стратилата, святителей Петра и Филиппа…
Риск как обычная работа
– Валерий Григорьевич, вы Герой России. Получили награду за первый полет, во время которого на орбитальной станции «Мир» произошел пожар. Вы ведь могли погибнуть в космосе…
– Я бы так не говорил. Да, мы подвергались определенному риску. Но мы могли сесть в корабль и улететь на землю.
– Расскажите, что тогда произошло.
– Обычно на станции работает экипаж из трех человек. Но когда прилетает смена, получается недолгий период – две недели, когда на станции человек пять-шесть. Подачу кислорода на станцию обеспечивала система «Электрон», для троих она вырабатывала достаточно кислорода, а вот когда людей становилось больше, система не справлялась, кислорода не хватало, и мы жгли так называемые кислородные шашки в специальном генераторе: под действием высокой температуры шла химическая реакция и выделялся кислород. И вот когда зажгли очередную шашку, она почему-то нестандартно сработала, металлический корпус прогорел и вырвалось открытое пламя.
Об этом много и подробно писал американский астронавт Джерри Линенджер, но он не очень-то понял, что собственно произошло. Он врач, подводник, был на лодке, когда там случился пожар, и он как никто понимал, что такое пожар в замкнутом пространстве. Он пережил эту ситуацию исходя из своего опыта, и в его рассказах много преувеличений и небылиц. Так, он писал, что мы не могли покинуть станцию, потому что корабль был отрезан пламенем… Это все неправда. У нас было два экипажа, и следовательно, два корабля.
Мы могли улететь на Землю, но тогда деятельность нашей орбитальной станции «Мир» прекратилась бы. Потому что станция без экипажа не могла летать длительное время – ну, может быть, максимум пару недель, три от силы. Для того, чтобы организовать очередную экспедицию, понадобилось бы большее время, а станция все это время не могла бы взаимодействовать с ЦУПом по системам. Но об этом мы уже потом рассуждали. А тогда наша главная задача была ликвидировать пожар. Экипаж действовал очень грамотно и слаженно.
Горящая шашка напоминала такой мини-вулкан, который извергал кислород, сдувая пену
Мы применили огнетушители, но сложность заключалась в том, что у нас были пенно-жидкостные огнетушители, в которых предпочтительнее использовать сначала пену. Но шашка напоминала такой мини-вулкан, который извергал кислород, сдувая пену. Пламя было, как у ацетиленовой горелки. С пеной не получилось, и мы применили воду. И, естественно, образовалось большое количество пара – все близлежащие отсеки были заполнены паром. Но это мы поняли позже, а тогда думали, что это дым, и ощущение было такое, что все вокруг в дыму.
Когда погасили пожар, выждали какое-то время, включили системы очистки, применили все средства, которые у нас были, для определения состояния экипажа – у нас ведь есть и кислородно-измерительные приборы. Наш американский коллега, врач, сразу провел осмотр, послушал легкие, пульс, определил давление…
– Никто не пострадал?
– Самая большая травма была у меня – такой маленький ожог на пальце, вздулся волдырь. Других травм и ожогов не было.
Когда Земля стала разбираться в причинах возгорания, нам запретили пользоваться этими шашками. И естественно, парциальное давление кислорода в атмосфере уменьшилось. Для того, чтобы сохранить кислород в атмосфере, мы прекратили физические упражнения, а перед посадкой это очень важно – заниматься физкультурой, то есть готовить организм к условиям гравитации. Пожар случился 23 февраля, а 2 марта мы улетели на Землю. Приземлились.
Порядка десяти дней мы были в таком не совсем штатном состоянии. Экипажу, который остался на борту, дали инструкции, они занимались различными процедурами по восстановлению станции. Станция продолжала летать, проработала еще несколько лет.
– Вы четыре раза выходили в открытый космос, в общей сложности провели вне станции около 23 часов – почти сутки!..
– Ну, у нас есть космонавты, которые имеют по 16 выходов, и даже больше.
– С чем можно сравнить выход в открытый космос? И было ли вам страшно?
– Конечно, страшно. И ощущение, что можно свалиться, упасть. Это примерно как выбраться на поверхность летящего самолета – но, естественно, вы тогда не удержитесь: вас просто сдует оттуда. А в космосе совсем другое. Но мы люди, и у нас и в космосе «земные» ощущения: у меня было чувство, что я упаду – просто упаду – со станции, соскользну, рухну куда-то… хотя я фалами был пристегнут, и ничего такого случиться не могло. Но эти ощущения только в первый момент у тебя, а потом привыкаешь. Человек ведь ко всему привыкает.
Конечно, чувство опасности гипертрофированное, но оно от выхода к выходу уменьшается, и это плохо, потому что когда человек теряет бдительность, он может поплатиться за это своей жизнью или жизнью других людей. И надо всегда помнить: чем дальше ты уходишь от шлюзового отсека, тем опаснее будет положение в случае аварийной ситуации.
– А какие могут быть в открытом космосе аварийные ситуации?
– Может отказать, например, система вентиляции скафандра. Тогда стекло шлема начинает потеть, ты теряешь обзор, и куда идти, непонятно… Но у нас есть правило: выходить в космос надо всегда вдвоем, а чтобы у двоих одновременно что-то такое случилось, так не бывает.
Но самое страшное – разгерметизация скафандра. У нас на перчатке есть таблица, показывающая, сколько времени при каком давлении кислорода в баллонах мы можем находиться в космосе. Если наступила разгерметизация и пошла утечка кислорода, мы засекаем время. Например, при давлении баллонов в 400 атмосфер резервное время у нас – 30 минут, при давлении 200 атмосфер – 20 минут, при давлении меньше – 10 минут и т.д. За это время надо вернуться на станцию. И если ты далеко от шлюза, а скафандр разгерметизировался, тебе может не хватить времени на то, чтобы вернуться на станцию. Так что ощущение опасности присутствует всегда. Но все-таки подобные ситуации очень редки, это невероятное событие – большая утечка кислорода. А отказы системы вентиляции у нас бывали.
Конец «Мира»
– Не могу не спросить в этой связи о причинах затопления станции «Мир» в Тихом океане 23 марта 2001 года. Помню, как шла трансляция этого по телевидению, и вся страна переживала, прощалась со станцией. Насколько необходимо было уничтожать ее?
– Конечно, это было очень грустно. Но станция к тому времени была уже полууправляемой. Как потом выяснилось, она сигналы из ЦУПа получала, но на них не отвечала. А ЦУП, посылая информацию и не получая ответов, не был уверен, что информация принята. И только когда комплекс стал входить в плотные слои атмосферы, стало понятно, что сигналы с Земли он все-таки принимал.
Станция была очень старая, работала на орбите с 1986 года, и если бы еще продлили время ее полета, она могла стать абсолютно неуправляемой. А все-таки это больше 120 тонн веса, и упасть она могла в любом месте.
– С теорией заговора ее затопление связывать не стоит?
– Не стоит. На мой взгляд, даже не совсем своевременно было принято решение о затоплении – надо было несколько раньше это сделать. Причем, вот что интересно: самые новые модули, доставленные на станцию в 1995–1996 годах, первыми вышли из строя: один разгерметизировался, второй отказал. А старые модули еще функционировали.
Вспомните «Салют-7», который в феврале 1991 года стал неуправляемо снижаться. Когда этот орбитальный комплекс вошел в атмосферу, во многих странах был объявлен режим чрезвычайного положения.
Не все части станции «Мир» сгорели в атмосфере, и если бы ее обломки попали в район какого-нибудь мегаполиса, ущерб был бы значительный. Так что, повторюсь, решение о затоплении станции было правильным.
Когда ты вдали от Земли
– Валерий Григорьевич, совокупное время, проведенное вами в двух космических полетах, составляет почти 382 дня – это больше года. Что помогало пережить такое продолжительное пребывание вне Земли?
– Многие из моих коллег провели столько же времени на орбите. Я дважды летал в полугодовые экспедиции, а недавно закончилась длившаяся год. А пережить удаленность от Земли помогает многое. Прежде всего – подготовка. Мы долго готовимся к космическому полету, и потому сам полет для нас – это награда, независимо от его продолжительности. Важен и морально-психологический настрой, потому что одно дело – настраиваться на три месяца полета, другое дело – на полгода, и особый настрой – на годовой полет и даже большей длительности. Валерий Поляков, например, пробыл в космосе непрерывно 437 суток.
Помогает выдержать такой длительный срок и то, как организована жизнь на космической станции. Составляется расписание на каждый день, и буквально поминутно расписано время для выполнения таких-то служебных задач. Это и эксперименты, и ремонт и обслуживание станции и различных ее систем, и выходы в космос. Естественно, надо как-то и отдыхать.
– А как отдыхаете в космосе?
Как отдыхаем в космосе? Как правило, книги читаем. На станции большая библиотека
– Как правило, книги читаем. У нас на станции есть библиотека.
– Какие в ней книги?
– Библиотека обширная. Это и произведения русской классики, и книги, которые заявлены накануне полета группой психологической разгрузки, то, что мы бы хотели получить с грузовым кораблем. С собой брать книги трудно, но сейчас эта проблема просто решается: у нас ай-пады, планшеты, в которые можно закачать все, что хотите, в больших объемах. Но я, например, с планшета и компьютера читаю только техническую литературу, то, что необходимо для работы. А художественную литературу – только книгой, чтобы можно было полистать… Я – консерватор. И воспитан в традициях особого отношения к книге. Книга для меня – это и способ психологической разгрузки, и возможность отправиться в путешествие в те места, о которых написано в книге.
– Прочитанные в детстве книги о путешествиях, например Жюля Верна, как-то повлияли на вас?
– Конечно! И Жюль Верн, его «Дети капитана Гранта», и Джек Лондон – мы на книгах этих писателей росли. Я уже не говорю о российских авторах, таких как А. Беляев, о советской научно-фантастической классике – это всё читано-перечитано неоднократно.
Но вернемся к тому, что помогает в космосе. Конечно, поддержка семьи. Общение с семьей – это очень важно. Когда на станции «Мир» летали, была раз в месяц встреча с семьей. Родные приезжали в ЦУП, им организовывали аудиосвязь. А сейчас на МКС всё очень просто: есть телефоны, по которым можно звонить в любое время суток; есть возможность организовать видеомост с семьей: в семье есть необходимая аппаратура, на борту станции – аппаратура. Главное, чтобы проходил сигнал связи.
Естественно, для верующих очень важны встречи с нашими пастырями – духовниками, священниками. И даже Святейший Патриарх с МКС минимум два раза в год разговаривает: на Рождество и на Пасху.
– Святейший очень трепетно к этому подходит.
– А экипажи тем более.
«Без Родины и семьи человек страдает»
– Многие молодые люди, оказавшись в какой-то критической ситуации, порой не знают, как себя вести, что предпринять. Что бы вы посоветовали им? Как научиться достойно преодолевать испытания?
– Прежде всего, надо оставаться мужчиной. А какие качества присущи мужчине? Это умение переносить тяготы, лишения, неудачи. Никогда не жаловаться, не жалеть себя.
Я человек военный, и уже забыл, как относился к таким ситуациям, когда был гражданским лицом. А что присуще военным? Умение идти на риск. И умение нести ответственность, что, впрочем, должно быть присуще любому человеку. А что сейчас бросается в глаза? Наши молодые люди, наши мужчины боятся ответственности. Вот распространились «гражданские браки». Это грех, конечно. Но ведь у «гражданского брака» есть и другая сторона: это мужчине удобно. А каково женщине? Ведь мужчина просто пользуется ею! А женщине нужна семья, дети.
Конечно, надо быть более самостоятельным. Надо меньше рассчитывать на родителей… Много чего еще можно назвать…
Беда в другом. К чему сегодня стремятся молодые люди? Раньше молодежь тянулась к героическим профессиям: моряки, летчики, космонавты, военные, танкисты, пожарные… Но когда молодой человек мечтает быть юристом, финансистом, это, на мой взгляд, не совсем правильно. И еще такой произошел поворот в мозгах: все сразу хотят зарабатывать много. А так не бывает! Надо постепенно расти в своем деле. А обязательно надо выбрать работу по душе, и она тебе всегда даст и удовлетворение, и деньги. Конечно, ты олигархом не станешь, но будешь гражданином.
Я вообще не представляю, как можно делать работу, которую ты не любишь
Я вообще не представляю, как можно делать работу, которую ты не любишь. А сегодня молодой человек, выбирая работу, думает, прежде всего, о деньгах. И мы сталкиваемся с этим тоже. Говорят: «Я хочу быть космонавтом» – и тут же вопрос: «А сколько они получают?» – «Столько-то». – «Ну-у, это мало! Это меня не устраивает!». Не профессия интересна, а сколько мы зарабатываем…
Люди забывают, что всё в руках Божиих. Есть же молитва такая: «Да будет воля Твоя…» Вот если уповать на Бога, всё будет: и работа, и образование, и деньги – если надо, конечно. Если Бог считает, что тебе надо много денег, будут у тебя деньги. Если Он считает, что деньги тебя испортят, значит, не надо.
А вообще мы мало говорим, что должна быть любовь к семье. Любовь к семье – это любовь к Родине. А без Родины и семьи человек страдает. Я знаю многих людей, уехавших из «плохой разваливающейся страны России» в «хорошую страну на Западе» – в Америку, в Европу. Всё равно они люди не счастливые, хотя у них есть всё. Да, у них есть кусок хлеба, у них есть машина, дом… но человеку – особенно русскому человеку – всегда необходимо что-то большее.
Я прожил достаточно лет и пришел к такому выводу: самое главное в жизни человека – это семья. Всё должно крутиться вокруг семьи: и профессия, и заработки, и обеспечение – вокруг детей, вокруг внуков, вокруг семьи. Человек может «сделать карьеру», он может быть состоятельным, но если нет семьи, нет детей, нет внуков – зачем это всё, для чего?! – Для тебя? Но – куда? Сколько ты сможешь съесть и выпить, сколько ты можешь надеть на себя, каких-то эмоций себе получить?!
Вот это должно быть: продолжение рода. И если человек заботится о семье, он невольно становится и порядочным, и нравственно правильным, и его отношение к природе и обществу гармонично.
Павлович Королев. В городе есть прекрасный музей космонавтики.Каждый год 12 апреля приезжали космонавты почтить память главного конструктора,посещали дом - музей С.П.Королева.С Днем космонавтики всех причастных к космосу!Наверное,в открытом космосе очень загадочно и таинственно...
Поздравляю с праздником всех космонавтов!
Здоровья и духовного совершенствования!