Святой пронзает гада

Святой великомученик Георгий издавна почитается русским православным народом. Его образ занимает значительное место не только в церковном искусстве, но и в светской культуре: его изображали такие разные художники, как В. Серов и В. Кандинский; к нему обращались анонимные авторы духовных стихов о Егории Храбром и поэты серебряного века… И невозможно представить себе страницы русской воинской славы без имени святого Победоносца, в честь которого были названы высшие военные награды Российской империи.

О посвященных святому Георгию геральдических символах и воинских регалиях мы беседуем с известным военным историком, автором ряда научных монографий и многочисленных статей, заведующим Отделом военно-исторического наследия Дома русского зарубежья имени А. Солженицына Андреем Сергеевичем Кручининым.

— Андрей Сергеевич, образов святого великомученика Георгия Победоносца немало среди древнейших из сохранившихся на сей день русских икон. Это, видимо, позволяет говорить об особом почитании святого воина нашими предками?

— Действительно, не нужно быть специалистом, чтобы сразу припомнить, насколько многочисленны изображения святого Георгия, оставленные нам древнерусской иконописью. Это и «портретные» иконы, и образа с многочисленными клеймами, иллюстрирующими житие и чудеса великомученика, изображения пешие и конные, иконы из деисусного чина иконостасов ^[1]… Разумеется, святой Георгий был не единственным угодником Божиим, пользовавшимся на Руси особой любовью и почитанием (наряду со святителем Николаем, пророком Илией, Флором и Лавром…), и даже не единственным святым воином — вспомним Димитрия Солунского, Феодора Тирона, Андрея Стратилата… Но, думается, «место» римского военачальника, ставшего истинно русским святым, всё же по-своему исключительно — настолько «общим» оказывается он для различных слоев населения Руси.

Древнерусская икона святого Георгия. Чудо Георгия о змие. XVI в. Собрание Государственного Русского музея (ранее – собрание Чириковых)

Святой Георгий. Около 1486 г. Из деисусного чина церкви в честь положения ризы и пояса Пресвятой Богородицы (с. Бородава Вологодской области). Собрание Музея древнерусского искусства им. Андрея Рублева

— Вы справедливо отметили разнообразие древнерусской иконографии святого Георгия. И всё же это имя в первую очередь ассоциируется с изображением чуда о змие.

— Да, не будет преувеличением сказать, что большинству русских людей имя святого Георгия в первую очередь приводит на память икону, изображающую всадника с копьем — победителя змия (дракона). И это совпадение одного из чудес святого Победоносца с излюбленным мифологическим и сказочным сюжетом змееборства также, вероятно, поддерживало «популярность» именно этого угодника.

Великомученик Георгий. Фреска Дионисия, 1502-1503 гг. (собор Рождества Пресвятой Богородицы Ферапонтова Белозерского монастыря, Вологодская область)

И символом первопрестольной столицы Русского государства со временем становится также образ чуда Георгия о змие, хотя путь святого Победоносца на московский герб и на герб всея Руси, Великия, Малыя и Белыя, а затем Российской империи не был простым.

— Как давно появился этот символ Москвы, поэтически запечатленный Мариной Цветаевой: «Московский герб: герой пронзает гада…»?

— Геральдики в западном смысле слова — системы строгих правил составления и описания гербов — Россия долгое время не знала, хотя своя государственная и областная («земельная») символика на Руси, разумеется, существовала. В первую очередь устойчивые изображения-эмблемы встречаются на монетах и печатях, причем здесь сочетается символика областная с личной, принадлежащей суверену — владетелю данной области или города, кому принадлежит печать или от чьего имени осуществляется монетная чеканка. И вот знакомая фигура всадника с копьем (реже с саблей) с XIV века становится обязательным изображением на московских монетах и печатях. А после принятия великим князем Иоанном III двуглавого орла — своего рода наследия павшей под османскими ударами православной Византии — изображение всадника всё чаще и чаще сочетается с этим новым для Руси символом и на двух сторонах «вислой» печати, и переходя, в малом щитке, на грудь царственной птицы.

Копейки с царем-всадником (царствование Михаила Феодоровича, конец 1610-х гг.) и святым Георгием (царствование Екатерины II, 1789)

Дело, однако, в том, что это еще не Георгий Победоносец, что следует как из повествовательных источников, неоднократно и совершенно определенно свидетельствующих, что изображается царствующая особа, великий князь, а затем царь («князь великий Иван Васильевич учини знамя на денгах: князь великий на коне, а имея копие в руце, и оттоле прозваша денги копейныя»), так и из особенностей самого изображения — на подавляющем большинстве монет всадник предстает коронованным, хотя даже в иконописи мученический венец вовсе не является обязательным атрибутом, да и изображался он по-другому. Змия на монетах также не видно (под копытами коня обычно обозначение монетного двора), хотя вообще особенности чеканки были таковы, что часть фигуры, даже голова, могла запросто оказаться за пределами монеты. Впрочем, и змий сам по себе не был непременным указанием, что побеждающий его всадник — именно святой Георгий. Так, на титульном листе Библии, отпечатанной в Москве в 1663 году, среди других изображений был и всадник-змееборец (внешне явно изображавший не святого) со стихотворной подписью, обращенной к царю Алексею Михайловичу, где были и такие слова: «Побеждай копием сопротивного тя змия, / Наипаче же мечом духа еретика злаго».

Городской герб Москвы. Высочайше утвержденный 20 декабря 1781 г.

Надо сказать, что портреты властителей (с большим или меньшим сходством, в том числе просто схематические) с Античности являются одним из устойчивых сюжетов монетной чеканки. Но у нас изображение «ездеца» как конкретного государя постепенно превращается в символ общегосударственный. Скажем, земское ополчение Минина и Пожарского продолжает в 1611–1613 годах изображать на своих монетах «московского ездеца» в короне (в 1612 году монеты чеканились в Ярославле, что обозначалось буквами «ЯР»), хотя для собственной печати как Первое, так и Второе ополчения в 1611–1612 годах не использовали ни этого изображения, ни двуглавого орла — на печати ополчения был летящий одноглавый орел (с другой стороны, и монеты чеканились «советом всея земли» не от своего имени, а от имени царствовавших монархов). А к концу XVII века происходит удивительный процесс, как бы обратный «секуляризации»,— своего рода сакрализация изображения: внешнее композиционное сходство приводит к тому, что «царь-всадник» всё чаще и чаще воспринимается как святой Георгий. В XVIII веке, веке «вольнодумном» и «секулярном», принесшем Русской Церкви немало испытаний, именно эта интерпретация укореняется прочно и навсегда.

Герб Московской губернии. Высочайше утвержденный 8 декабря 1856 г.

В течение XVIII столетия всадник постепенно исчезает с монет (наиболее полное изображение, с поражаемым змием, относится к эпохе императрицы Елисаветы), уступая место двуглавому орлу (и оставаясь при этом на груди орла как символ Москвы). Зато уже законно изображение святого Георгия становится московским гербом, хотя «родословная» Победоносца в городской символике намного древнее: ее можно вести хотя бы с 1464 года, когда скульптурное его изображение — рельефная икона — было установлено на Спасской башне Кремля. Петр I и его наследники, перенося в Россию многие из европейских правил и норм, положили начало и систематическому герботворчеству, в том числе земельному. Первоначально массовая разработка городских и земельных гербов была связана с помещением их на полковых знаменах, поскольку полки в России в большинстве своем носили имена городов, иногда по традиции сохранявшиеся на протяжении десятилетий и веков, даже если подлинная связь воинских частей с этими городами бывала утрачена. В новой геральдике зачастую использовались, будучи переработанными по правилам европейской геральдической науки, старинные изображения, традиционно бывшие эмблемами русских городов, земель или княжеств, но иные гербы и изобретались. Что же касается герба для знамен Московских полков (как пехоты, так и кавалерии), по меньшей мере с 1729 года он описывался как «Георгий на коне, против того, как в средине государственного герба».

Городской герб Москвы. Высочайше утвержденный 16 марта 1883 г.

Таким образом, как будто получается, что изображение святого Георгия в качестве эмблемы первопрестольной столицы Российского государства вошло в Государственный герб Российской империи раньше формального утверждения городского герба Москвы: последний был высочайше утвержден императрицей Екатериной II лишь в 1781 году, представляя собою, по официальному описанию, «Святого Георгия на коне против того ж, как в средине Государственного герба, в красном поле, поражающего копием черного змия», и использовался в таком виде в самых разных случаях: к примеру, карабинеры существовавшего при Екатерине «Московского легиона» носили на шапках медный налобный знак с изображением святого Георгия.

— А почему в разные времена фигура святого Георгия на московском гербе оказывалась направлена то в правую, то в левую сторону? Это связано с какими-то правилами геральдики?

— В 1883 году московский городской герб был изменен по образцу губернского герба 1856 года; последний появился в ходе геральдической реформы, связанной с именем Б. В. Кёне, историка и начальника Гербового отделения Департамента герольдии. У Кёне было много недругов, создавших ему репутацию «самозваного геральдиста», однако для городской и земельной геральдики России его реформа представляется важной и оправданной. Для московского же герба внесенные изменения следует считать поистине благотворными.

Прежде всего это относится к «направлению движения» всадника на гербе. Дело в том, что по геральдическим правилам гербовый щит должен восприниматься буквально как рыцарский щит, надеваемый на левую руку и обращенный лицевой стороной (изображением) к противнику. Представим себе это и поймем, что «правильным» будет движение изображенных фигур «влево от зрителя», потому что иначе фигуры «побегут» от врага, а это, конечно, нежелательно. В московском гербе XVIII века направление движения «слева направо», вероятно, было связано с традицией изображений на монетах и печатях, а может быть, и на иконах, и в этом случае имело свои основания (иногда в геральдике намеренно «нарушаются правила», дабы умудренный зритель задумался, а зачем такое нарушение и не кроется ли в нем какой-нибудь особенный смысл). Но совершившийся при Кёне «поворот» фигуры всадника в «геральдически правильном» направлении, думаю, был полностью оправданным (к сожалению, в ныне утвержденном гербе Москвы это не учтено — за основу в нем взят вариант XVIII века).

Претерпел изменения и рисунок самого святого Георгия. В XVIII веке он изображался в виде западноевропейского рыцаря, с ног до головы закованного в доспехи, в шлеме с открытым забралом и с турнирным копьем в руке. Теперь же облик Победоносца был сделан в каком-то смысле более «историчным» и, несомненно, более православным — он предстает в вооружении, условно говоря, «греко-римского» образца, в греческом шлеме с гребнем, а главное — копье святого Георгия теперь увенчано крестом (по описанию — осьмиконечным, но из-за недостатка места мог изображаться и четырехконечный крест). Согласно официальному описанию, московский губернский герб образца 1856 года представлял «в червленом щите, Святого Великомученика и Победоносца Георгия, в серебряном вооружении и лазуревой приволоке (мантии), на серебряном, покрытом багряною тканью с золотою бахромою, коне, поражающего золотого с зелеными крыльями дракона золотым с осьмиконечным крестом наверху копьем. Щит увенчан Императорскою короною и окружен золотыми дубовыми листьями, соединенными Андреевскою лентою»; описание городского герба образца 1883 года практически идентично, за исключением сопутствующих гербовому щиту «украшений»: «Щит увенчан Императорскою короною. За щитом два накрест положенные золотые скипетра, соединенные Андреевскою лентою (обозначавшие столичный статус Москвы. — А. К.)». В таком виде герб просуществовал до 1917 года.

— Расскажите, пожалуйста, об ордене Святого Георгия.

Знаки ордена Святого Георгия, учрежденные 26 ноября 1769 г.: а. Звезда 1-го и 2-го классов; б. Крест и лента 1-го класса; в. Вензель на обороте креста. Иллюстрация из труда А.В. Висковатова «Иллюстрированное описание одежды и вооружения Российских войск»

— Наградная система европейского образца появилась в России опять-таки при Петре I, учредившем ордена апостола Андрея Первозванного и дамский орден великомученицы Екатерины. Император предполагал учредить и специальный воинский орден, закономерно наименовав его в память святого благоверного великого князя Александра Невского, но после смерти Петра воинский смысл этой награды как-то сам собою утратился (да и какие там войны были при его ближайших преемниках?), и она превратилась просто в орден за государственные заслуги, а в сущности — для высших сановников, оставшись таковым до самого конца Российской империи. К мысли о необходимости военного ордена вернулись в «век Екатерины», известный славными победами русского оружия. Первоначально существовал проект и назвать его «Екатерининским орденом», но у Екатерины II хватило мудрости и такта не создавать орден «во имя свое» (именно свое, потому что орденСвятой Екатерины уже существовал!), и нашли лучший вариант — 26 ноября (по старому стилю) 1769 года, на «осеннего Егория», было объявлено об учреждении «Военного Святого Великомученика и Победоносца Георгия ордена» в четырех степенях.

Миниатюрный (около 6 см вместе с ленточкой!) Георгиевский крест 4-й степени (подобные миниатюры изготовлялись для ношения на штатском платье). Из собрания Дома Русского Зарубежья им. А. Солженицына

Нагрудный знак 17-го гусарского Черниговского полка (офицерский) в виде копья-навершия полкового Георгиевского штандарта. Из собрания Дома Русского Зарубежья им. А. Солженицына

Еще со времен Екатерины было установлено: «Сей орден никогда не снимать, ибо заслугами оный приобретается», причем со временем это положение приобрело дополнительные особенности. Орденами награждались и представители духовенства ^[2], однако во время священнодействий ордена следовало снимать. Исключение составлял лишь наперсный крест на ленте ордена Святого Георгия, которым могли награждаться военные священники, или сам орден (хотя случаи награждения священника этим орденом и были чрезвычайно редки, соответствующее правило существовало).

В комплекс Георгиевских наград, согласно статуту 1913 года, помимо «принадлежащего» к ордену Георгиевского креста, впервые включались еще Георгиевская медаль четырех степеней (ранее это была медаль «За храбрость» для награждения в мирное время пограничников) и Георгиевское оружие. Пожалование наградным оружием (золотым оружием) существовало намного ранее, но только теперь оно было официально объявлено «причисленным» к ордену — как заметил позже один из эмигрантских авторов, будучи «как бы пятой его степенью».

Кроме того, Георгиевские награды были не только индивидуальными, но и коллективными, и комплекс таких наград тоже складывался десятилетиями. В первую очередь (по степени важности) сюда относились Георгиевские знамена и штандарты; в зависимости от рода оружия, полкам или батареям могли жаловаться также украшенные Георгиевскими лентами сигнальные инструменты (труба или рожок, которые составляли целые «хоры»); воинские части могли получать Георгиевские петлицы. Был и, так сказать, целый «Георгиевский» полк — один из кирасирских полков (впоследствии драгунский) именовался «полком Военного Ордена» и имел на касках изображение орденской звезды. И хотя это не означало комплектования его непременно георгиевскими кавалерами, долгое время этот полк считался одним из образцовых (что признавал, к примеру, такой взыскательный судия, как император Николай I).

Почтово-благотворительная марка России из серии, отпечатанной по заказу Императорского женского патриотического общества (такие марки выпускались в 1914-1915 гг., художник Р. Зарин). С каждой проданной марки одна копейка отчислялась в пользу воинов действующей армии и их семейств

Мировая война с ее беспрецедентными масштабами действительно резко увеличила число георгиевских кавалеров, в первую очередь среди солдат: счет награжденных четвертой степенью пошел на сотни тысяч, а затем перевалил и за миллион! Вместе с тем относительно собственно ордена (офицерской награды) продолжала существовать достаточно жесткая процедура представления и награждения, о которой стоит сказать подробнее.

Ведь вообще орден Святого Георгия давался с таким разбором, что «полных» кавалеров (еще раз: именно ордена, а не солдатского креста) за всю историю было лишь… четверо: М. И. Кутузов, М. Б. Барклай-де-Толли, И. И. Дибич-Забалканский и И. Ф. Паскевич-Эриванский. Удивляет отсутствие в этом списке А. В. Суворова, но первоначально ордена могли даваться не в порядке постепенности: Суворов был награжден 3-й (1771), 2-й (1773) и 1-й (1789) степенями, а низшей не имел ^[3]. В дальнейшем же процедура награждения четвертой степенью, а затем и Георгиевским оружием стала в качестве обязательного этапа включать обсуждение вопроса о заслугах представленного к награде в специальных Георгиевских думах (или «думах из лиц, имеющих Георгиевское оружие»). Важно подчеркнуть, что, согласно статутам некоторых других орденов, для них тоже должны были существовать такие думы, однако они как-то оставались на бумаге, в то время как помимо Георгиевских дум награждать могтолько лично государь.

Нагрудный знак Общества русских ветеранов Великой войны (США). Девиз на знаке — цитата из последнего приказа Императора Николая II действующей армии и флоту: «Да благословит вас Господь Бог и да ведет вас к победе Святой Великомученик и Победоносец Георгий». Из собрания Дома Русского Зарубежья им. А. Солженицына

— Император Николай II в дневнике от 25 октября 1915 года называет «незабвенным» день, когда он был награжден орденом Святого Георгия, причем из записи видно, что награждение стало для него полной неожиданностью. Георгиевская дума была правомочна наградить самого царя?

— Дума все-таки не награждала, а проверяла, соответствовали ли обстоятельства и характер деяния столь высокой награде. В данном же случае дума Юго-Западного фронта ходатайствовала перед государем о принятии (всего лишь!) четвертой степени ордена, свидетельствуя, «что присутствие Государя Императора на передовых позициях вдохновило войска на новые геройские подвиги и дало им великую силу духа». Император и вправду во время поездки на фронт находился в зоне действительного огня вражеской артиллерии. Возглавлявший думу генерал признавался потом: «Мы, по правде, потрухивали за результат; но, слава Богу, всё прошло хорошо…» (Государь ответил: «Несказанно тронутый и обрадованный незаслуженным Мною отличием, соглашаюсь носить наш высший боевой орден и от всего сердца благодарю Вас, всех Георгиевских кавалеров и горячо любимые Мною войска за заработанный Мне их геройством и высокой доблестью белый крест»). Надо сказать, что тем самым генералом, бесстрашным в бою и боявшимся, не откажется ли император принять награду, был кавалер Георгиевского оружия и орденов третьей и четвертой степеней, а в будущем — один из основоположников Белого движения А. М. Каледин…

Вообще, среди тех, кто своими подвигами заслужил на Великой войне Георгиевские награды, было немало будущих вождей и героев Белого движения. Одним из первых, если и не первым (вопрос бурно дискутировался в эмиграции) кавалером ордена Святого Георгия 4-й степени стал будущий генерал, а тогда ротмистр П. Н. Врангель — за лихую атаку стрелявших почти в упор германских пушек. Первым русским летчиком, удостоенным этой награды, стал В. М. Ткачев — будущий начальник врангелевской авиации, в 1914 году умудрившийся доставить результаты разведывательного полета на аэроплане с пробитым пулей масляным баком, отверстие в котором приходилось во время полета затыкать ногой. Другой награжденный летчик, В. Л. Покровский (в годы Гражданской войны он получил известность как командир конных соединений), в 1915 году, не имея на своем самолете серьезного вооружения, атаковал австрийский аэроплан и стрельбой из маузера (!) так напугал вражеских пилотов, что те вынуждены были приземлиться и попали в плен. Генерал А. И. Деникин, командир прославленных «Железных стрелков» (бригады, затем дивизии),— название говорит само за себя! — кроме Георгиевского оружия и орденов Святого Георгия четвертой и третьей степеней, был удостоен еще «Георгиевского оружия, бриллиантами украшенного» — награды чрезвычайно редкой, да и вообще четыреГеоргиевские награды за одну войну сами по себе заслуживают внимания. Наконец, последним русским полководцем, удостоенным второй степени ордена Святого Георгия (за «суворовский» штурм турецкой крепости Эрзерум в 1916 году), стал генерал Н. Н. Юденич, будущий руководитель «похода на Петроград» 1919 года…

Во время Первой мировой войны изменений в Георгиевский статут не вносилось, однако существовал секретный циркуляр, которым дозволялось представлять к наградам «военных врачей, военных священников, а также лиц, не принадлежащих к боевому составу войск», но не просто за храбрость, а именно за «офицерский» подвиг, совершенный во главе солдат; одним из побудительных мотивов для такого решения мог стать поступок сестры милосердия Риммы Ивановой, которая в сентябре 1915 года, в тяжелую минуту боя, возглавила атаку оставшихся без командиров солдат и, как говорилось в тогдашних официальных формулировках, «смертью своей запечатлела содеянный подвиг» ^[4].

Другое же нововведение стало приметой уже следующего, страшного периода русской истории. Великая война закончилась великой трагедией — революцией и развалом армии, в которой при безвольном попустительстве Временного правительства была разрешена политическая пропаганда, в том числе самых экстремистских и пораженческих партий во главе с большевиками. Одновременно пытаясь «демократизировать» войска и создать дополнительные стимулы для не желавших воевать солдат и деморализованных офицеров, военный министр, а затем и министр-председатель Временного правительства А. Ф. Керенский распорядился награждать офицеров солдатским Георгиевским крестом по решению солдат, а солдат — офицерским, с производством в прапорщики. Отличительным знаком таких наград должна была стать металлическая лавровая ветвь на ленте. Нет сомнения, что многие из этих крестов были действительно заслужены офицерами и генералами умиравшей русской армии, но почетом эта награда (а особенно «веточка», презрительно прозванная «метлой») не пользовалась. Примечательно, что во время Гражданской войны выдающиеся генералы Добровольческой армии В. З. Май-Маевский и Б. И. Казанович свои солдатские кресты носили, а вот «революционные» ветки с их ленточек сняли…

— Как сложилась судьба Георгиевских наград в эти страшные для России годы?

— История ордена Святого Георгия не закончилась с революцией 1917 года. Несмотря на то что «главным начальником», или гроссмейстером, российских орденов был император [5], тесная связь самого ордена с историей русского воинства не позволяла отказаться от него в условиях борьбы, которую повели против большевизма Белые армии. На большинстве Белых фронтов (на востоке у адмирала А. В. Колчака, на севере у генерала Е. К. Миллера, на северо-западе у генерала Н. Н. Юденича) было восстановлено удостоение старыми русскими наградами, в том числе и Георгиевскими (хотя на северо-западе и известен лишь один случай награждения Георгиевским оружием), и лишь на юге России у генерала А. И. Деникина это не практиковалось; солдатским же Георгиевским крестом награждали все (и Деникин, порой собственноручно прикалывавший крест отличившимся воинам).

— Но вот генерал Врангель полагал: «Награждение подвигов, совершенных в междоусобной брани, общероссийскими орденами, коими доселе награждались подвиги в борьбе с внешним врагом, представлялось едва ли уместным»…

Казначейский билет Главного командования Вооруженными силами Юга России, в обиходе именовавшийся «ленточкой». Симферопольская экспедиция заготовления государственных бумаг, 1919–1920

— К сожалению, сегодня, когда речь заходит о наградной практике Белого движения, обычно вспоминают лишь эту фразу из воспоминаний Врангеля, которая скорее запутывает, чем разъясняет вопрос. Конечно, и Колчак, и Деникин, и Юденич понимали — и скорбели! — что по другую сторону фронта находятся русские люди. Да и сопротивление начиналось еще в период, когда не окончена была Первая мировая война, и Деникин горько сожалел в своих мемуарах, что красные командиры утратили элементарный патриотизм, иначе единым фронтом можно было ударить по зарвавшимся австро-германским оккупантам… Но советские правители (как и правители украинские — Грушевский ли, Скоропадский ли) готовы были дарить немцам русские земли, русский хлеб и золото, лишь бы удержаться у власти. Борьба с такой антироссийской, антипатриотической силой, по существу — с «правительством национальной измены», вряд ли должна была вызывать угрызения, препятствующие награждению русскими орденами. Дело было в другом: такое награждение — прерогатива государя, и Деникин в этом отношении был, очевидно, щепетильнее Колчака. Но ведь и Колчак из перечня наград, которыми можно было отмечать военные подвиги и государственные заслуги, исключил высшие степени орденов, по сути дела также символизируя этим «вакантность» высшего поста в государственной иерархии, несмотря на свой титул Верховного правителя.

Печать канцелярии генерала М.К. Дитерихса — правителя Земского Приамурского края (1922); герб на печати практически повторяет городской герб Москвы образца 1883 г.

Не забудем и приказ Верховного правителя и Верховного главнокомандующего адмирала Колчака от 30 ноября 1918 года, которым праздник ордена Святого Георгия (26 ноября по старому стилю) не просто восстанавливался, но и превращался в «праздник всей Русской Армии, доблестные представители которой высокими подвигами, храбростью и мужеством запечатлели свою любовь и преданность нашей Великой Родине на полях брани»: повелевалось его «торжественно праздновать ежегодно во всех воинских частях и командах».

Орден Сострадательного Сердца. Из собрания Дома Русского Зарубежья им. А. Солженицына

Дополнительное значение получал образ святого Георгия и как герб Москвы, с 1918 года ставшей стратегической целью, к которой были устремлены операционные направления всех Белых армий. Интересно, что в своем проекте «Русская Народная Армия» (1919) полковник В. К. Манакин (в 1918 году — организатор и командующий Саратовским корпусом, состоявшим из местных крестьян-повстанцев) специально подчеркнул: «Гербом Русской Народной Армии, до установления Российского герба законным правительством России, должно быть изображение Св[ятого] Великомученика и Победоносца Георгия — герб Московский, принятый при начале собирания Руси и как эмблема конечной задачи Р[усской] Н[ародной] А[рмии]: в Москве, как сердце России, собрать лучших выборных людей, в лице коих сам народ Русский решит дальнейшую судьбу родной земли (выделено в первоисточнике. — А. К.)». Однако официальных последствий это предложение не возымело, и самостоятельной «геральдической роли» святого Георгия предстояло воскреснуть лишь на последнем этапе Гражданской войны (1921–1922) на Дальнем Востоке, под властью Временного Приамурского правительства, а затем — Правителя Приамурского земского края генерала М. К. Дитерихса (убежденного монархиста и глубоко верующего христианина).

Наиболее известным является изображение святого Георгия на учрежденной 16 августа 1922 года медали в память о деятельности Приамурского Земского Собора, который и принял решение передать, впредь до восстановления монархии, власть генералу Дитерихсу; известно и изображение святого Георгия в полном смысле слова геральдическое, на гербовом щите, — по оттискам печатей канцелярии Правителя и уполномоченных Временного Приамурского правительства. Поэтому не выглядит слишком большой натяжкой предположение, что государственным гербом «Приамурского земского края» являлось чудо Георгия о змие — герб заведомо не входившей в его состав Москвы — в ситуации, когда, кроме чуда, надеяться было уже не на что.

Можно даже сказать, что Георгиевская лента и сам святой Георгий, наряду с «колчаковским» вариантом двуглавого орла, у которого короны заменял сияющий крест, были своего рода гербом Белых армий — наследниц и преемниц армии Российской империи, которая сама неразрывно была связана с этим угодником Божиим. Традицию почитания святого Георгия русские воины унесли и в изгнание, и еще долгие годы в самых разных уголках земли его образ входил в число любимых эмблем воинских объединений.

Вообще же история ордена Святого Георгия и «георгиевской» символики настолько обширна, что в кратком разговоре можно лишь обозначить основные ее «разделы». Но еще об одном знаке отличия, появившемся уже в эмиграции, упомянуть хочется обязательно. Он очевидно напоминает орден Святого Георгия (белые лучи, красный центральный медальон), а лента его, своей черно-оранжевой гаммой, — Георгиевскую ленту, но отличается необычной формой лучей и медальона — в виде пяти сердец (в центре ордена — русский двуглавый орел). Это «орден Сострадательного Сердца», учрежденный в начале 1930-х годов генералом А. Я. Ельшиным, который возглавлял американский отдел Зарубежного союза русских военных инвалидов. Ельшин, георгиевский кавалер Великой войны, и сам был инвалидом: после германской газовой атаки у него вследствие поражения центральной нервной системы были парализованы ноги. Тем не менее в 1918 году, с трудом передвигаясь на костылях, он согласился стать начальником штаба у генерала Ф. А. Келлера. Как вспоминал впоследствии Ельшин, в тогдашней безнадежной ситуации он «никак не мог отказать такой Рыцарской просьбе, быть может, последней в моей и его <Ф. А. Келлера> жизни». Келлер был убит петлюровцами, его начальнику штаба удалось спастись и выбраться за границу, и в эмиграции он посвятил себя заботам о тех из русских военных изгнанников, кто ввиду потери трудоспособности оказывался в наиболее тяжелом положении. Учрежденный Ельшиным орден был призван отмечать заслуги благотворителей (как русских, так и иностранцев), помогавших защитникам России — тем, кто пожертвовал для нее всем и оказался лишенным Родины. Избрав «георгиевский» вариант оформления, генерал как будто отклонился от исключительно боевого характера императорской награды, но — вольно или невольно — как бы завершил своим (безусловно, воинским!) орденом тропарь святому Георгию — покровителю русского воинства:

«Яко пленных свободитель, и нищих защититель, немощствующих врач, царей поборниче, победоносче великомучениче Георгие, моли Христа Бога спастися душам нашим».