Украинка и русская, называя друг дружку сестрами, в трудах и молитвах живут на окраине японского села Мацуо. Им почтительно кланяется вся округа, называя "небесными людьми".
Иероглифы и кресты
От футуристического Токио до православного Софийского монастыря час езды по скоростной бетонке. И еще чуть-чуть – по узкой дороге меж полями и перелесками. За сельским кладбищем с иероглифами на надгробиях дорога виляет вправо – и тут же открывается маковка храма. Ухоженный дом, православная церковка, рядок могил, охраняемых крестами...
Здесь, в префектуре Тибо, большую часть из своих 94 лет прожил архиепископ Николай (Саяна). Японец с блистательным светским образованием социолога, он был крещен в православие в раннем детстве. Жизнь посвятил служению Богу: в 1962 году был пострижен в монахи в Троице-Сергиевой лавре, свой земной путь закончил в сане архиепископа в августе 2008 года. На момент смерти владыка Николай являлся старейшим архиереем Русской православной церкви. Он оставил в Японии сотни последователей православия.
На месте своей дачи в селе Мацуо владыка Николай построил церковь, организовал Софийский женский монастырь. А на закате долгой жизни, когда силы уже оставляли его, пришла подмога. Настоятель токийского храма Александра Невского протоиерей Николай Кацюбан обратился в Московскую Патриархию с просьбой прислать к старенькому архиерею православных монахинь. Москва просьбу услышала, и в 2003 году в Японию прилетела благочинная Уссурийского Рождественско-Богородичного женского монастыря матушка Ксения.
Это она выходит из дома нам навстречу. Улыбнувшись, тихо говорит: "Здравствуйте".
Выбор медсестры
Монахиня Ксения родилась на Черниговщине, ее мама была псаломщицей сельского храма.
– Веру я впитала с молоком матери, за что в школе песочили нещадно. Но это только закаляло меня и веру мою, – признается инокиня.
По образованию фельдшер, она несколько лет отработала в реанимации районной больницы. Потом уехала в Сергиев Посад, где жил ее духовный отец. Пришел день и час, вчерашняя медсестра приняла монашеский постриг. А перст судьбы привел ее на Дальний Восток, в женский монастырь Уссурийска.
– Как-то вызвал меня к себе владыка и сказал, что я поеду Богу служить в Японию, говорит, что там нужно доглядеть старенького архиерея-японца, который жизнь свою посвятил православию,- вспоминает мать Ксения.
К поездке она отнеслась с монашеской безропотностью. И крестьянской тщательностью, прослушав краткосрочные курсы японского языка в Дальневосточном университете. Первое впечатление от Японии – миллионы лиц в медицинских масках.
– Бушевала вирусная эпидемия. Я поняла, что японцы народ бесконечно дисциплинированный, – улыбаясь, вспоминает Ксения.
А вот порядка в монастыре уже не хватало. Архиепископ Николай был похож на растерянного ребенка, у него прогрессировала болезнь Альцгеймера.
– Он, как покушает, все время искал деньги, чтобы рассчитаться за обед. Вечером в окошко мог звать в дом невидимых гостей. Все время повторял: «Заходите, здесь православные живут, у нас места всем хватит». Так приглашал в свой дом этот добрейшей души человек, – говорит мать Ксения.
Архиепископа Николая похоронили на кладбище Иокогамы. Перед смертью он подписал дарственную: свой дом, храм, все постройки возведенного на его средства монастыря завещал в пользу Московской Патриархии. И вскоре Патриарх Московский и всея Руси Кирилл благословил насельниц на дальнейшее жительство в Мацуо.
Территория монастырского подворья была запущена, густой бамбук наступал на дом ушедшего владыки, стеной подходил к храму. Все требовало ухода, времени и заботливых рук.
Две сестры
Инокиня Магдалина – улыбчивая, в тяжелых очках, с восточными чертами лица.
– Где-то буряты побегали, – в шутку поясняет она.
Ее детство прошло в дальневосточном Амурске. Родители, выпускники худграфа, дневали и ночевали в школе. Девочка росла пытливой, с тонкой, ранимой душой.
– На дворе стояли девяностые годы, покупала книги на развалах и читала все подряд, от Евангелия до оккультной литературы.
Ее путь к православию похож на запутанный лабиринт: училась в протестантской семинарии, хотела стать художником, была в центре богемной компании...
Когда объявила родителям о решении принять монашеский постриг, встретила волну предсказуемого протеста, слез и непонимания. Но вера оказалась сильнее. В 2003 году она постриглась в монахини, и через год после матушки Ксении приехала в Японию служить Богу и людям.
Сестра Магдалина младше сестры Ксении на 18 лет. И уже 13 лет одна на двоих свеча горит в их японской комнате.
Тишину здешнего мира прерывают звуки взлетающих и заходящих на посадку самолетов – рядом столичный аэропорт Нарита. Все вокруг японское – архитектура окрестных домов, поля, на которых даже солому складывают по-особенному. И только крест православного храма подпирает небо, да мордатого кота возле церкви окликают нашенским: "Вася, иди сюда".
– Наш день начинается в четыре утра. Молимся до шести, затем можем пару часиков отдохнуть, а потом забот хватает на весь день,- говорят монахини.
Во дворе идеальный порядок, выполота трава, рыжеет зрелая хурма. Храм тих, убран с тщательностью горницы, много икон и света. Есть в нем что-то домашнее и бесконечно теплое для сердца. Дом блестит чистотой и греет уютом. На стенах много фотографий бывшего хозяина, архиепископа Николая, видавшее жизнь пианино еще помнит его руки...
За десять лет японской жизни монахини снискали себе безграничное уважение окружающих.
– Недалеко от нашего монастыря есть семейная клиника. Там категорически отказываются с нас деньги брать, говорят, что мы небесные люди, – говорят инокини.
Свои среди своих
К ним часто приезжают гости. Русские, которые живут и работают в Японии, и православные японцы – паства владыки Николая. Деревенские соседи стали их друзьями и первыми советчиками в огородно-земельных делах.
– Японцы народ наблюдательный, они долго к нам присматривались. Но со временем приняли за своих, – говорит матушка Ксения.
День клонился к закату. Рассказав о житье-бытье, монахини накормили вкусным обедом, с черным, духмяным хлебом, который сами пекут. Чувствовалось, как не хватает им русского общения, как хочется говорить и слушать...
На повороте дороги мы оглянулись. Сестры крестили нас вслед.