Несвятой святой: отец Василий Фавстрицкий, миссионер

«Васька-поп» — так звали миссионера в мордовском селе, где служил священник: учил, лечил, жалел, защищал женщин от семейного насилия, а когда в село пришла революция – стал бродячим проповедником

Тюрьма на территории бывшего Богородице-Казанского монастыря в Барнауле, где сидел о.Василий

Обвиняются «в неизбежности гибели Советской власти»

17 ноября 1937 года в окрестностях Барнаула были по приговору Тройки НКВД расстреляны два священника, проходивших по общему делу, в котором не было других обвиняемых. Происходило это в лесу под стенами бывшего Богородице-Казанского монастыря, превращенного в тюрьму, в которой они и отбывали свой недолгий — чуть больше месяца — срок между арестом и расстрелом.

Один из них, протоиерей Василий Алексеевич Фавстрицкий — представитель священнического рода, судьбу которого исследует наша маленькая поисково-исследовательская группа. Мы знаем, что еще шесть родных братьев отца Василия (об отце Иване сайт писал ранее) также были священниками и также погибли за веру в период от 1919 по 1937 год. С делом отца Василия нам удалось ознакомиться в отделе спецхранения Государственного архива Алтайского края.

Меняющиеся следователи не особо стараются точно воспроизвести и запомнить редкую фамилию подследственного: в деле он — то Факстрицкий (на обложке), то Фавструцкий… А вменяемые священникам «контрреволюционные деяния» как под копирку, теми же словами и в том же порядке, раз за разом переписываются в качестве показаний каждого из свидетелей и признаний обвиняемых.

«Среди населения вел разговоры, что нужно открыть церковь, нам этого никто не запретит», «среди женщин на базарной площади говорил, что нужно соблюдать праздники и не ходить на колхозную работу». «Окрестив двух новорожденных, приехавшим двум колхозницам говорили: «Защищайте православную церковь, празднуйте наши праздники, любите Бога, грешно работать в воскресные дни»».

Собственные показания обвиняемого: «В последнее время я был в селах Камышинка, М.-Сосновка, Озерский совхоз, в гг. Барнауле и Алейске, встречался часто с верующими гражданами. Проводил с ними беседы на религиозные темы, а также объяснял, что, хотя в данное время всех священников и архиереев заключили в тюрьмы, но скоро придет время, что все духовные будут освобождены и опять будут служить в церквах. В беседах обсуждали выборы в Верховный Совет СССР. Я объяснял, что такое тайное голосование, а также беседовали о том, что в данное время людям живется плохо, что при царской власти жилось лучше. Я говорил, что царская власть существовала 300 лет, пришло время, власть изменилась. Так может получиться и с советской властью. Сейчас — существует, через несколько времени может измениться».

«Под видом религиозного служения вели к.р. агитацию за срыв выборов в Верховный совет и о неизбежности гибели советской власти», — эта формула найдена еще для первоначального обвинения в день ареста и дважды, доведенная до абсурда, варьируется в окончательном обвинении следствия. Дело направляется на рассмотрение Особой Тройки УНКВД по Алтайскому краю. 26 ноября Тройка выносит стандартный приговор: расстрел. Спустя три недели он приводится в исполнение.

Отлистаем назад три десятилетия, чтобы увидеть священническую жизнь того, кто и в последних документах своей жизни числится как «поп».

В мордовской глубинке

Дом священника в Старом Ардатове

В феврале 1906 года 26-летний священник Василий Алексеевич Фавстрицкий с супругой приезжает на место служения — в село Старое Ардатово Алатырского уезда, в Мордовии. За плечами у сына псаломщика — Симбирская духовная семинария, труды в должности законоучителя и затем священство в течение полутора лет в другом мордовском селе. В Старом Ардатове он останется на целых 22 года и покинет его не по своей воле.

Село — чисто эрзянское (под названием «мордва» у нас объединяются два народа — эрзя и мокша), почти никто не знает русского. Жизнь бедная и тяжелая, народ упрямый, суеверный, в храм Петра и Павла ходили мало. И в первый год здесь батюшке пришлось очень тяжело.

Он не сдался. За год с небольшим овладел неродным ему мордовским языком и ввел его в богослужение: чтение Евангелия и проповедь на эрзя; послушать эти проповеди приходили жители всех ближайших деревень.

Сразу по приезде о.Василий открыл в селе церковно-приходскую школу и вскоре начал обучение жителей русскому языку и грамоте.

Но самое главное — отец Василий с великой любовью и ответственностью вошел в жизнь мордовского села, в беды и трудности людей, стремился вытащить их из нищей безнадежности, научить хозяйствовать. Он сам завел скотину и подавал пример крестьянам — например, раздавал для разведения породистых поросят. Насадил большой яблоневый сад, привозил саженцы черной смородины, крыжовника и также раздавал жителям села, учил выращивать ягодные кустарники и цветы, а впоследствии у каждого эрзяцкого дома были пышные полисадники.

Женщины в мордовском селе в ту пору были совершенно бесправны и забиты. Батюшка Василий защищал их от семейного насилия, учил собирать лекарственные травы и пользоваться ими. Большим праздником для женщин и девушек села стали летние выходы с батюшкой в луга за травами и ягодами. Плели венки, пели народные песни — и отец Василий пел с ними вместе; забывали о своих горестях и понемногу осваивали русские слова…

«Васька-поп» — так звали его мордовки — постоянно помогал беднякам и вдовам. Во время эпидемий, которые часто случались в деревне, он ходил из дома в дом, жалел, лечил.

Он редко выезжал из деревни, и люди так к этому привыкли, что боялись его отпускать: вдруг с ним в дороге что-нибудь случится.

А вот молодая жена о.Василия, Мария Александровна, не выдержала этой подвижнической жизни: через три года после переезда, так и не выучив мордовский язык и не приняв деревенского уклада, она бросила мужа и уехала в город. Больше никогда она в деревню не приезжала. Детей у них не было. Всю свою энергию, волю и отеческую любовь священник отдал пастве и своим крестникам-племянникам, детям брата — священника Сергия Фавстрицкого, служившего в мордовском селе Селищи. Старенькая мама, Любовь Степановна, тоже стала жить с ним.

Жестокое время

Постановление б избрании меры пресечения и предъявлении обвинения, 1937 год

Сельские священники, целиком отдающие себя пастве, как правило, не пишут воспоминаний, а если бы и писали — мы этих воспоминаний не увидим: страшный вихрь послереволюционных событий не только унес письма и мемуары, но и разрушил храмы и сами жизни священников, в них служивших. В первые революционные годы были убиты в Сибири два брата Фавстрицких, отец Петр и отец Михаил, а в пасхальные дни 1923 года умер вернувшийся еле живым из концлагеря отец Сергий.

Отец Василий забирает к себе старших племянников, 13-летнюю Зою и 11-летнего Михаила. С ними живет и келейница, монахиня Варвара, которую батюшка в свое время обучил русскому языку. Предчувствуя, что аресты и гонения не обойдут его стороной, отец Василия за одно лето построил матушке Варваре небольшой домик в селе: «Если со мной что-то случится, кроме тебя, некому будет помочь матушке Любови и детям».

Примерно в 1927 году у семьи появился еще один близкий человек — вдова Анисья Ивановна. Как Бог привел ее в Старое Ардатово, мы не знаем, но впоследствии именно это простая мордовская женщина стала главной опорой отца Василия и матушки Любови в скитаниях и передала память о многих событиях семьи их родным. Отец Василий усиленно учит Анисью русскому языку, которым она не владеет, и покупает ее женатому сыну домик в городе — место, куда Анисья сможет вернуться и вернется после злоключений и скитаний.

Жарким летом 1929 года активисты сельсовета ворвались в дом «классового врага» — священника, привязали его к столбу на улице, а сами, не дожидаясь прибытия милиции, устроили обыск. Перевернули все в доме, в углу сарая нашли яму-тайник со спрятанной туда богослужебной утварью, Евангелием, церковными книгами…

Солнце пекло нещадно, но батюшке не разрешали поднести воды, а когда Анисья вынесла ему узелок — вышибли у нее из рук и отбросили в сторону. Больно было то, что это были все дети бедноты, те, кому еще ребятишками отец Василий самоотверженно старался помогать…

Наконец, крестьянина Тимофея Логиновича Щербакова заставили запрячь лошадь и везти связанного священника в город, в милицию. На всю жизнь подневольный возница с болью запомнил упрек отца Василия: «Тимофей! Ты ведь первый, кого я в этом селе крестил! А ты меня везешь как разбойника…»

Трудно сказать, как бы сложилась участь отца Василия после ареста, но в конце концов его следователем оказался мордвин из соседнего села, который помнил добрые дела батюшки и каким-то образом сумел добиться для него освобождения под жестким условием: не возвращаться в село и уехать, запрятаться куда подальше, так чтобы и слуху в Мордовии о нем не было.

Бродячий проповедник

Бабушки, помнящие батюшку: Пелагея Даниловна Денисова, 1917 года рождения, и Мария Алексеевна Сумкина, 1924 года рождения. Село Старый Ардатов, Мордовия. Лето 2016 г.

«Во батюшка был! во!!» — с восторженной жестикуляцией повторяет 99-летняя Пала-баба — Пелагея Даниловна Денисова из Старого Ардатова, единственный живой сегодня человек, который как-то помнит «Ваську-попа». Помнит она, что батюшка был чернявый, чернобровый, худенький, с нежным тонким, тихим голосом, что добрый был, любил детей… Но восхищение бабы Палы относится не к этому, а к тому, что, по ее мнению, он удачно и расчетливо пропал из села: был — и не стало, исчез; а вот после него прислали батюшку менее хитрого — так того скоро арестовали и расстреляли.

Отец Василий действительно, так и не появившись В Старом Ардатове, скрылся на Алтай, где было много Фавстрицких: дети убитого в 1919 году старшего брата священника Петра, младший брат священник Иоанн… Но все-таки соединиться с матушкой Любовью и с Анисьей он успел: они тоже оказываются на Алтае, живут вместе. Отец Василий служит в разных храмах. а храмы все закрывают… В 1933 году его ненадолго арестовывают за «агитацию колхозников не выходить на работу» в церковный праздник. А в 1934 году закрывают последний из храмов, в которых он служил — в селе Малая Сосновка. Он остается священником без прихода, становится бродячим попом. Мастер на все руки, он ходит по алтайским селам как столяр и стекольщик, выполняет разные поденные работы и тайно служит, крестит, проповедует…

«Он под видом стекольщика ходит по деревням и наверное ведет аналогичные к-р беседы среди колхозников», — записывает следователь в 1937 году показания свидетеля. «С 1934 года я работал стекольщиком и столяром», — показывает сам отец Василий.

Священник, в землянке которого был арестован отец Василий — такой же бродячий поп; правда, у о. Александра Лихинина есть такая роскошь, как землянка, а отцу Василию «негде приклонить главу свою». Но зато у малограмотного «попа Лихинина» в деле указана особая примета — отсутствие правой ноги, отчего он и канонического права на служение не имеет… А по сути оба — бродячие, нищие попы без приходов, без паствы, не мыслящие жизни вне Церкви.

Мемориал на месте массовых расстрелов 1937 года под Барнаулом

Они одногодки, ровесники. Общая расстрельная яма приняла их 17 декабря 1937 года в возрасте 58 лет.