Храмовая топонимия и иностранный аналитизм

Но прежде надо обратиться к теоретической истории вопроса и постараться вникнуть в природу одного из самых туманных явлений в русской морфологии.

Проблеме аналитизма как раздельному выражению лексического и грамматического значений (первое передается в пределах слова, второе – вне него, а именно с помощью вспомогательных слов и средствами контекста) и специфике словоизменения географических названий на -ов(о), -ев(о), -ин(о), -ын(о) посвящена огромная литература1.

Различные публикации содержат противоречивые сведения и рекомендации. Их неоднородность и запутанность, среди прочих объективных и субъективных причин, объясняется еще и тем, что исследователи зачастую забывают о различии письменной и устной речи.

Так, в издании 1962 года М.В. Панов пишет, что «сквозь все запреты пробивается стремление не склонять некоторые разряды собственных имен»2.

это дает некоторые основания предполагать, что русский язык начинает менять свой грамматико-типологический статус, отходя от классического синтетизма, при котором лексическая и морфологическая семантика собрана в пределах слова (первая – в основе, вторая – во флексии): жену – понятно, что речь идет о женщине, которая состоит в браке, несомненно также – из-за флексии -у, – что существительное стоит в форме винительного падежа.

Аналитические зерна посеяны, по мнению м.в. панова, в таких группах слов, как: а) подошел к Михаилу Перегост; б) жили около Кузьмино, недалеко от Дно, около Москва-товарная; в) у Москва-реки; г) Макаренко, Ильченко; д) многие аббревиатуры.

Толчком к формальному слиянию падежей послужили вполне конкретные обстоятельства: в годы Великой Отечественной войны в служебных документах и информационных материалах склонять географические названия запрещалось, чтобы избежать малейшей неясности относительно их исходной формы, ведь существительные мужского и среднего родов грамматически почти не различимы, кроме форм прямых падежей: в Иванове – это какой населенный пункт: Иваново или Иванов?

Однако в другом списке наиболее ярких фактов «непадежности», который также принадлежит М.В. Панову, топонимы на -ов(о), -ев(о), -ин(о), -ын(о) отсутствуют3.

В обобщающем социолингвистическом исследовании того же периода констатируется безусловное преобладание в живой речи изменяемых форм. но данный факт совершенно неожиданно квалифицируется как искусственное правило4. То есть несклонение топонимов с формантами -ов(о), -ев(о), -ин(о), -ын(о) выдвигается на роль устойчивой тенденции. И получается, что ученые открывали ей дорогу в устную речь и при этом совершенно забывали, что в военные годы несклоняемость географических названий практиковалась только в письменных текстах.

Таким образом, сюжет об устойчивой тенденции к неизменямости географических наименований на -ов(о), -ев(о), -ин(о), -ын(о) с 60-х годов стал пользоваться у лингвистов неослабевающей популярностью и порождать все новые и новые ошибки.

нормы употребления склоняемых и несклоняемых топонимов на -ов(о), -ев(о), -ин(о), -ын(о) были признаны нестабильными.

Каким вариантам фактически отдается предпочтение в устной и письменной речи?

Если поискать ответ на данный вопрос в научных публикациях, можно увидеть парадоксальные вещи.

Дело в том, что пример со словоизменительными особенностями географических названий на -ов(о), -ев(о), -ин(о), -ын(о) наглядно демонстрирует негативное влияние так называемой кодифицированной нормы, когда новые, нераспространенные факты письменного языка поспешно возводятся в ранг типичных и правильных, и тем самым дается мощный толчок к их расширяющемуся устному употреблению.

авторы словаря «Грамматическая правильность русской речи», понимая, что «в целом количественное предпочтение в свободном употреблении остается все же на стороне склоняемых вариантов», настойчиво утверждают: «С точки зрения точности несклоняемые формы многим (кому? – л.м.) кажутся более удобными»5.

некоторые исследователи, перечисляя большое количество факторов, влияющих на изменяемость или неизменяемость рассматриваемых географических названий, то есть подчеркивая неустойчивость их грамматического оформления, делают, однако – в угоду тезису о пресловутом аналитизме, – не вполне логичный, но категоричный вывод: «Общее укрепление несклоняемости в морфологической системе литературного языка несомненно»6.

Широкое распространение несклоняемых вариантов у топонимов с формантами -ов(о), -ев(о), -ин(о), -ын(о) свидетельствует о том, что выбор тех или иных форм (а именно выбор, отбор лежит в основе механизма нормирования) осуществляется в данном случае не носителями языка, а навязывается лингвистами.

Конечно, «роль филологических знаний вообще и роль филологов-русистов для нормального функционирования общества весьма значительна»7. но специалисты, наверное, не должны высказываться слишком безапелляционно: «Мы не удовлетворены – скорее всего – компетенцией некоторых носителей языка, их неумением порождать правильные (т.е. отвечающие нормам литературного языка и требованию соответствия избранных средств целям коммуникации) тексты»8.

Недопустимо, чтобы языковеды забывали заветы великих русских ученых (А.А. Шахматова, В.И. Чернышева, Д.Н. Ушакова и др.): сначала надо изучать, как говорят и только потом учить, как говорить.

Ярким примером неразличения фактов письменной и устной речи являются публикации В.Н. Шапошников, в которых, помимо многих других, упорно и многократно освещается и проблема морфологической неизменяемости9.

В своих трудах автор исходит из верных предпосылок, но при этом делает ряд двусмысленных замечаний: «морфологическое неразличение падежей было более развито в «центральной» – удаленной от конкретного топоса или официальной и близкой к ней речи, в профессиональной речи у транспортников и пр. … Наоборот, менее подобной несклоняемости наблюдалось в речи свободной и не слишком отклоняемой спецмотивациями»10. Также он замечает, что «сферу несклоняемости и ее основу составляет прежде всего книжная речь, но не в первую очередь речь бытовая, обыденная»11.

Самым рациональным способом изучения предпосылок к стиранию падежных противопоставлений В.Н. Шапошников справедливо признает рассмотрение различных сфер и фразовых условий, в которые попадают топонимы с формантами -ов(о), -ев(о), -ин(о), -ын(о)12. С этим созвучно мнение некоторых исследователей (хотя и слабо мотивированное) о том, что на современном этапе существует жесткое и нежесткое жанровое распределение склоняемых и несклоняемых вариантов13.

В.Н. Шапошниковым настойчиво развивается мысль и о том, что в настоящее время имеет место «новая диалектальность», которая предусматривает богатство живого материала, в том числе заставляет говорить о стремительно развивающемся аналитизме14. Однако, что такое «новая диалектальность», не вполне ясно. Судя по всему, это широкое, «безразмерное» понятие – сюда включается и язык «малых» городов, и новейшее состояние говоров, и результат их воздействия на литературный язык и мн.др.

Данные тезисы, несмотря на их беспомощную витиеватость, надо запомнить.

Свои априорные теоретические выкладки В.Н. Шапошников старается приобщить к языковому материалу. Так, в случае с названием мультфильма «Каникулы в Простоквашино» нагрузка грамматического выражения, действительно, перекладывается с падежной формы (внутри слова) на лексико-синтаксические средства, на широкий контекст (вне слова), по которому только и можно узнать, что в Простоквашино – форма предложного падежа (каникулы (где?). но В.Н. Шапошников делает слишком смелый вывод: застывшая форма в Простоквашино – это факт аналитизма.

Если внимательно рассмотреть название мультфильма, можно установить, что несклонение топонима обусловлено, как и во многих других случаях, эллипсисом (опущением) географического термина. Исходная конструкция выглядит следующим образом – в селе Простоквашино. при этом неизменяемость географического названия является в общем-то нормальной, ибо словосочетание характеризуется такой связью, как свободное примыкание, при котором несогласованное определение напоминает примыкающий член – что-то вроде неизменяемых частей речи, таких как наречие: одеться тепло.

В сочетаниях «географический термин + топоним» за именем собственным закрепляется лишь функция называния. связь с другими словами в предложении осуществляется с помощью флективных форм апеллятива – именно по ним мы и узнаем падеж и его частное значение. то есть происходит обособление форм, предназначенных для выражения грамматического значения отдельно от номинативной функции: «Каникулы в селе Простоквашино».

Таким образом, «модель окостеневает, и собственное имя теряет грамматическую самостоятельность, становясь несклоняемой частью устойчивого словосочетания, где грамматическую нагрузку несет лишь детерминатив»15.

Однако отождествлять классическое и свободное примыкание неверно, потому что второе является фиктивным, ложным, вынужденным.

несклонение топонимов на -ов(о), -ев(о), -ин(о), -ын(о), если они являются приложениями к обобщающим словам типа деревня, поселок, станция и т.п., допускается даже грамматикой литературного языка16. Другое дело, что орфография в конструкциях «географический апеллятив + топоним» отличается симптоматичной неустойчивостью17.

Но конструкции типа «Каникулы в селе Простоквашино» могут сократиться: «Морфологически не изменяется номенклатурный знак (традиционно номенклатурным знаком называется не собственное имя, а географический термин, который в рассматриваемых сочетаниях склоняется. – Л.М.) особого рода – название технологически значимого объекта: аэропорта, станции. В полном виде эти знаки неодносоставны: аэропорт «Шереметьево» – здесь имя собственное есть несклоняемый компонент. При усечении предшествующего компонента второй компонент выполняет его функцию (? – Л.М.), оставаясь несклоняемым»18.

Несклонение географического названия в данном случае противоречит действующим, пока не отмененным, грамматическим правилам, в соответствии с которыми топонимы с формантами -ов(о), -ев(о), -ин(о), -ын(о) склоняются и в форме предложного падежа имеют орфографическое окончание -е, фонетическое – [ь] (в безударной позиции): в Простоквашине – в Простоквашин[ь].

Но здесь вновь возникает вопрос: относится ли случай «Каникулы в Простоквашино» к фактам аналитизма. Ответ, скорее всего, будет отрицательным. эллипсис географического термина и несклоняемость топонима – это, вопреки мнению некоторых исследователей19, лишь предпосылка для аналитизма, а не сам аналитизм, о котором можно говорить лишь тогда, когда имеется не только морфологическая неизменяемость слова, но и особая устойчивая аналитическая конструкция, какие-то особые вспомогательные слова, например, предлог как основной помощник в выражении падежной семантики даже для синтетического русского языка.

Хорошей иллюстрацией служит английский язык, аналитичность которого бесспорна. В нем у имен существительных есть только два падежа. Так, общий падеж представляет собой основу существительного без каких-либо окончаний. отношение существительного к другим словам в предложении определяется его позицией или предлогом. притяжательный падеж, обозначая принадлежность предмета, стоит пред определяемым существительным и принимает особую флексию -^,s, что является остатком синтетизма. Например, the workers of this factory (‘рабочие этого завода’) – this man^,s newspaper (‘газета этого человека’).

Иными словами, в случае с «Каникулами в селе Простоквашино» и подобными ему аналитизма все еще нет – есть пока только несклонение как предпосылка к аналитизму.

Название мультфильма «Каникулы в Простоквашино» противопоставляется В.Н. Шапошниковым следующему объявлению: «Сниму квартиру в районе Простоквашина». Интерпретация последнего такова: «Объявление частное и речь личная, а не официальная или официозная: как хочу, так и говорю (объявления в газетах пишутся, а не произносятся. – Л.М.), т.е. говорю так, как чувствую реальность языка»20.

Уже здесь налицо полное неразличение устной и письменной речи. По мнению автора, реальное Простоквашино, в отличие от Простоквашина из мультфильма, склоняется. Этот вывод представляется несколько поспешным.

Во-первых, в данном контексте Простоквашина – форма родительного падежа, которая в языковых условиях, характеризующихся аканьем – неразличением в безударном положении гласных [о] и [а], является неудачной иллюстрацией движения к несклоняемости: жители Таганрога в заударном окончании не произнесут -о, а только -ъ. Аналогично следует объяснять и пример из Чертанова, записанный от москвичей.

Во-вторых, выше уже говорилось о возможности несклонения топонимов на -ов(о), -ев(о), -ин(о), -ын(о) при их употреблении с нарицательными обозначениями. следовательно, можно писать в районе Простоквашино, но говорить все равно – в районе Простоквашин[ъ]. попутно надо отметить, что пример В.Н. шапошникова из аэропорта Внуково не доказывает, по уже указанным причинам, ни изменяемости, ни неизменяемости этого названия в устной речи.

орфография объявления «Сниму квартиру в районе Простоквашина» представляет, по В.Н Шапошникову, яркий пример того, как «местная пресса, при очевидных нормализаторских и унифицирующих установках, создает невольно некий новый речекультурный эффект (? – Л.М.)…»21. Непонятно только, каким образом региональная публицистика может стать источником «диалектного воздействия на жителей местности»22, ведь она так или иначе нацелена в первую очередь на литературные нормы, знание которых не всегда бывает устойчивым. и это еще одно объяснение, почему в таганрогской газете возможно написание в районе Простоквашина.

рассматривает В.Н. Шапошников и случаи, когда «по ходу передачи на центральном вещании предоставляют слово собственному корреспонденту из Иваново, а тот следом в репортаже произносит в Иванове, из Иванова»23. Приведенная запись с очевидностью демонстрирует две вещи.

Во-первых, диктор центрального – московского – вещания, согласно нормам литературного языка, должен акать, то есть произносить из Иванов[ъ], а у В.Н Шапошникова получается, что, говоря из Иванов[о], комментатор окает!

Во-вторых, можно предположить, что корреспондент из Иванова последовательно изменяет по падежам топонимы на -ов(о), -ев(о), -ин(о), -ын(о). Следовательно, из Иваново – орфографическая запись, причем ошибочная (правильно – из Иванова), не имеющая, как, впрочем, и противопоставляемые В.Н. Шапошниковым примеры из Комарова – из Комарово24, никакого отношения к аналитизму. И опять же: по форме родительного падежа нельзя что-либо утверждать о склонении или несклонении рассматриваемых географических названий в устной речи, как нельзя, например, говорить, исходя только из формы родительного падежа, что тот или иной носитель литературного языка не изменяет фамилии на -ко, где конечный гласный безударный: пишется – нет Остапенко, говорится – нет Остапенк[ъ].

Об изменяемости (в письменной речи) географических названий с формантами -ов(о), -ев(о), -ин(о), -ын(о) можно судить по примерам типа в подмосковном Одинцове25.

Следовательно, если внимательно рассмотреть примеры В.Н. Шапошникова, то, вопреки его мнению, ни о каких «маленьких языковых казусах» и разрыве «номинации из Центра и непосредственно живой речи»26 нет и речи. казус заключается в том, что исследователь не осознает разницы между буквой и звуком. и, к сожалению, не он один.

Анализируется В.Н. Шапошниковым и еще одна группа примеров, для которых констатируется «неморфологическое оформление склонения»26. Здесь снова возникает много претензий.

Прежде всего надо разграничить, чего автор не делает, факты устной и письменной речи. Для точной идентификации падежей необходимо расширить контексты: в Иваново – винительный или предложный падеж, ведь произношение этих форм может быть разным в Иванов[ъ] – Иванов[ь], и тогда никакого несклонения нет, а может быть одинаковым – Иванов[ъ], что свидетельствует о стирании падежных противопоставлений.

Если обратиться к орфографии, то для предложного падежа написание в Иваново – одно из возможных (наряду с предпочтительным в Иванове), а для винительного – единственно верное.

в газете можно (хотя и не желательно) писать штурм Останкино, говорить на радио – только штурм Останкин[ъ]. В связи с последним примером дается странное объяснение: «штурм Останкино (в печати, а по радио звучит, так сказать, без кавычек, и звучало очень часто) (что это такое? – Л.М.)»27.

Возможно, В.Н. Шапошников пытается высказать мнение о том, что несклоняемость собственных имен на -ов(о), -ев(о), -ин(о), -ын(о) на письме должна быть продемонстрирована с помощью кавычек. В некоторых случаях это уже сделано, хотя и бессистемно: районная управа «Бибирево».

Наверное, со временем придется признать целесообразность и таких «закавыченных» написаний, как штурм «Останкино», посуда из «Дулево», продукты из «Царицыно».

Таким образом, для обоснования своих слишком общих, расплывчатых теоретических положений В.Н. Шапошников приводит скромный ряд примеров, которые зачастую представляются недостоверными и анализируются поверхностно, намеками, с недоговоренностями, которые старательно скрываются под наукообразным описанием и обилием терминоподобных слов. У автора можно найти много неточностей, источник которых находится в непонимании того, что вопрос об утрате теми или иными словами падежного изменения можно обсуждать, опираясь только на факты живого, устного, бытования. весь немногочисленный фактический материал, попавший в поле зрения В.Н. Шапошникова, не позволяет согласиться с его же выводом, о том, что «легкость и быстрота получения статуса морфологической несклоняемости составляет языковую примету времени»28.

Правильным следует признать мнение Л.К. Граудиной, которое, хотя и высказано двадцать лет назад, не потеряло своей актуальности: «В газете резко преобладают склоняемые варианты… В устной речи также предпочтение несклоняемых вариантов не может считаться доказанным»29.

Практические вопросы изменяемости топонимов на -ов(о), -ев(о), -ин(о), -ын(о), разумеется, касаются и религиозной сферы. Общая пагубная тенденция, к сожалению, проникла и сюда: в суперподавляющем (!) большинстве справочных, художественных изданиях, в путеводителях, проспектах, документах и пр. встречаются торжества в Сарово, храм апостола Андрея Первозванного в Люблино, церковь в строгино. Орфографический хаос с наибольшей наглядностью проявляет себя в случаях, когда на одной странице можно увидеть склоняемые и несклоняемые варианты: храм бессребреников Косьмы и Дамиана в Шубине – храм Воздвижения Креста Господня в Алтуфьево30.

Но в конце концов несклонение подобных географических названий в силу его противоречивости можно оставить на совести каждого пишущего и говорящего. Можно, но под это правописание некоторыми верующими подверстывается совершенно маргинальная языковая философия. Правда ее – правда сермяжная, как почти всегда и бывает в таких случаях: мол, разве можно изменять такие названия, если в церковнославянском языке окают!

Оказывается, не так далеки от истины те исследователи, которые говорят о формировании в современном языке новой диалектальности, в узких рамках которой можно бездумно строить кособокое здание новой морфологии.

Почему же вышеприведенный тезис иначе как бредовым не назвать? Да, потому, что в нем сконденсировано огромное количество ошибок.

Во-первых, мировоззренческое для носителей православного социолекта соединение русского и церковнославянского языков – узкоколейное и бескомпромиссное, а также полное неразличение устной и письменной практики, что уже было охарактеризовано выше. К сказанному можно добавить, что природа богослужебного языка – книжно-письменная. обусловлена она многовековой и многонациональной традицией. Это распространяется среди прочего и на орфоэпию, согласно законам которой церковнославянское чтение не терпит никаких звуковых изменений. Современный же язык, который имеет не только письменную, но устную форму, требует иного произношения, в том числе аканья – и никуда от этого не спрятаться!

Во-вторых, формоизменение, как известно, относится не к фонетике, а к морфологии. И церковнославянский язык является, если можно так сказать, еще более синтетическим, чем русский. Стоит перечислить самые главные факты31.

Система флексий в церковнославянском очень разветвлена: выражение похожих грамматических значений очень дробное, при склонении различаются твердый, мягкий и смешанный подтипы, наличествуют вариантные флексии, образование может сопровождаться чередованиями и т.д. и т.п. Так, например, в дательном падеже единственного числа у существительных 1 склонения – и сыну, и сынови, 2 склонения – воде, разлуце (с ятью в окончании), земли.

Известно также, что церковнославянский язык как язык с архаичным синтаксисом фиксирует беспредложное управление – для уяснения морфологической семантики достаточно флексии, которое в русском заменяется на предложное, то есть уже требуется помощь служебного слова: отметается вас ® отметается (от) вас.

И, зная об этом «синтетическом пиршестве», странно при несклонении рассматриваемых географических именований, когда окончание во всех падежах одно, апеллировать к церковнославянскому языку.

Наконец, если уже и насаждать аналитизм, русские источники которого надо искать в ненавистном многим (иногда вполне справедливо) английском языке, надо быть последовательными и перестать склонять хотя бы все географические названия, а потом взяться и за остальные слова: храм Вознесения Господня на Гороховое Поле – ? к счастью, такое не рисуется пока даже в самой мрачной перспективе.

Поэтому в устной и письменной речи преждевременно отказываться от традиционных склоняемых форм так же, как и признавать несклоняемые варианты строго нормативными.

* о русском аналитизме см. также: Маршева л.и. Русский аналитизм: языковая реальность или научная фикция// www. pravoslavie.ru.

1 см., например, труды обобщающего характера: Русский язык и советское общество. Социолого-лингвистическое исследование. Морфология и синтаксис современного русского языка. Часть 3. М., 1968. С. 56-57 (далее – Рясо); Русский язык по данным массового обследования. М., 1974. С.187-193; Русский язык конца ХХ столетия (1985-1995). М., 1996. С. 330-333; Русский язык в его функционировании. Уровни языка. М., 1996. С. 93-142.

2 Русский язык и советское общество. Проспект. Алма-Ата, 1962. с. 53.

3 Панов М.В. О некоторых общих тенденциях в развитии русского литературного языка XX в. (основные позиционные изменения в фонетике и морфологии)// Вопросы языкознания. 1963. № 1. С.10-11.

4 РЯСО 3. С.57.

5 Граудина Л.К., Ицкович В.А., Катлинская Л.П. Грамматическая правильность русской речи. Опыт частотно-стилистического словаря вариантов. М., 1976. С. 138.

6 Гловинская М.Я. Просто оговорки или тенденция к аналитизму// Язык: изменчивость и постоянство. М., 1998. С. 307.

7 О состоянии русского языка. Материалы почтовой дискуссии// Русская речь. 1992. № 3. с. 44.

8 Там же. с. 44.

9 Шапошников в.н. Число и падеж: новые явления в русском языке// Русский язык в школе. 1997. С. 84-85; Шапошников в.н. Русская речь 1990-х. Современная Россия в языковом отображении. М., 1998. С. 70-72; Шапошников в.н. О территориальной и функциональной структуре русского языка к концу ХХ столетия// Вопросы языкознания. 1999. № 2. С. 52-53 (далее – Шапошников 1997; Шапошников 1998; Шапошников 1999).

10 Шапошников 1998. С. 71.

11 Шапошников 1999. с. 52.

12 Шапошников 1999. С. 52.

13 Купина Н.А. Рец.: Русский язык конца ХХ столетия (1985-1995)/ Отв. ред. Е.А. Земская. М., 1996. 479 с.// Вопросы языкознания. 1999. № 2. С. 136.

14 Шапошников 1999. С.52-53.

15 Граудина Л.К. Современная норма склонения топонимов (в сочетаниях с географическим термином)// Ономастика и грамматика. М., 1981. С. 123.

16 Русская грамматика. Том I. М., 1980. С. 504-506.

17 Граудина Л.К. «С Москва-тур на Красное море!» (что-то новенькое в грамматике?)// Русская речь. 1998. № 3. С. 45-46.

18 Шапошников 1997. С. 84.

19 Ильина Н.Е. Рост аналитизма в морфологии// Русский язык конца ХХ столетия (1985-1995). М., 1996. С. 331.

20 Шапошников 1998.С. 71.

21 Шапошников 1999. С. 53.

22 Шапошников 1998. С. 53

23 Шапошников 1998. С. 71.

24 Шапошников 1999. С. 52

25 Шапошников 1997. с. 85.

26 Шапошников 1998. с. 7.

26 Шапошников 1998. С. 71.

27 Шапошников 1998. С. 71.

28 Шапошников 1998. С. 70.

29 Граудина Л.К. Вопросы нормализации русского языка. Грамматика и варианты. М. 1980. С. 158.

30 Москва. Телефонный справочник. М., 2000. С. 653.

31 подробнее об этом можно прочитать в любом учебнике по старославянскому, церковнославянскому и древнерусскому языку.